[i]Собрать бы в чистом поле критиков и читателей, да бросить меж ними вопрос на ребро: «Плохи или хороши книги Полины Дашковой?». Вот поднялась бы перепалка, а там и вовсе сошлись бы стенка на стенку.Ибо нет единства во мнениях: пресса ее не любит, зато с читающим народом все в порядке.[/i][b]Очень продвинутая критика [/b]— Я точно знаю, что раздражает журналистов, которые пишут о моих книгах. Они теряются, злятся и… мстят за свою растерянность. Ведь для большинства из них детектив — это чтиво, написанное левой ногой или несколькими ногами, когда под псевдонимом вкалывает целая бригада. Посему к поделкам этим можно и нужно относиться с пренебрежением, презрительно. Большие тиражи? Так ведь читатель дурак, что ни подсунь, проглотит. То ли дело литература серьезная, элитарная, настоящая! Это ничего, что ее никто не читает, что тиражи микроскопические и вообще непонятно, есть она или нет ее вовсе. Такую литературу не грех и поддержать, выделить, отметить. В общем, что популярно, хвалить не принято, дурновкусица, моветон, а если еще и неплохо написано, так надо и ногами потоптать. Вот почему каждый мой роман встречается залпом брани, хотя тираж моментально слизывается с прилавков. Я не против критики, нет, я с интересом прочитала бы едкую, даже злую статью, но пусть она будет аргументирована.Не надо доброжелательности, достаточно добросовестности! Вместо этого меня и читателя уверяют, что это скучно и никому не нужно, что так каждый может написать. А между строчками сквозит: «Да лучше бы тебя вообще не было!».[b]— Неужто никто из пишущих слова доброго не сказал? [/b]— Было, но это исключение, которое лишь подтверждает правило.[i][b]Из прессы: [/b]Писать интересно — не порок. Полина Викторовна Дашкова мастерски раскручивает сюжет. Тут, очевидно, сказывается немалый журналистский опыт. Из багажа личных впечатлений, почерпнутых в командировках по Сибири, Алтаю, из встреч, из выступлений в зонах и поселениях, она, как старатель золото, добывает динамизм, достоверность, без чего детектив — не детектив.Вместе с тем Дашкова не отступает и от канонов Литературного института. Отсутствие аффектации, культура речи — все это от уважения к себе и читателю. Наконец, образность, даже метафоричность. Это от личного стихотворчества. Стихи Дашковой публиковались в «Юности», «Сельской молодежи», «Истоках», «Молодых голосах», «Русском курьере», «Континенте», они включены в программу современной русской литературы Колумбийского университета (Нью-Йорк).[/i][b]Глас народа [/b]— В силу разных причин, два с половиной года я не общалась со своими читателями, оставаясь наедине с собой и своими романами. Встречи с читателями, выступления на телевидении были случайны, в выходивших интервью мои слова безжалостно перевирались. Ну, не путаю я убийцу Михасевича с поэтом Ходасевичем, но читателю это как объяснить? И в «Андрее» моделью не работала. Тиражи, сотни тысяч проданных экземпляров, не успокаивали и не утешали, потому что я просто о них ничего не знала. Первое время я болезненно реагировала на критику. Очень помогал муж [b](Алексей Шишов известный тележурналист. — С. Б.), [/b]хотя поначалу он скептически относился к моему «детективному» творчеству. Он поддерживал меня, а сам потихоньку выбрасывал газеты с ругательными статьями, чтобы избавить меня от искушения показать их друзьям и жаловаться, сомневаясь в том, что я делаю. Помогали и нечаянные встречи.Меня узнают на улицах, лицо, наверное, такое — на книжных обложках я, как и в жизни. Потом, после этой изоляции, была долгожданная встреча с читателями в книжном магазине «Москва». Я вышла в торговый зал, а там — огромная толпа. Люди смотрели на меня, я смотрела на них, и это было трогательно до слез.[b]— А кто он, ваш читатель? [/b]— Недавно меня просветили: по возрасту ограничений нет, по полу и месту жительства тоже, даже «образовательный ценз» не играет роли — тут и потребители самого низкопробного чтива, «наркоманы» жанра и интеллектуалы самого высокого полета. По профессиональной принадлежности… Говорят, мой типический читатель — врач и милиционер. Странно, но не буду спорить.[i][b]Из прессы: [/b]Плаксивые и беспомощные, хотя, разумеется, прекрасные представительницы слабого пола — вот самые верные читатели Дашковой. Это они расхватывают «дамские детективы» — второсортные книжонки, написанные женщинами и женщинам адресованные. Из прессы: Суммарный тираж книг Полины Дашковой перевалил за 5 миллионов.[/i][b]Детектив с макияжем [/b][b]— Сейчас в околокнижных кулуарах твердят о «трехглавом драконе» — Маринина, Дашкова, Полякова.[/b]— Я с большим уважением отношусь и к Марининой, и к Поляковой. Если человек пишет то, что интересует читателей, значит, есть талант, а талант я признаю всегда.[b]— Толкуют и о тотальном наступлении «женского детектива». Есть в этом, дескать, какая-то тайна. Вы ее знаете? [/b]— В психиатрии существует такое понятие — гебоидный синдром. Это когда человек в интеллектуальном развитии останавливается на некой возрастной точке. К сожалению, очень часто эта точка приходится на подростковый возраст, когда девочке, а это характерно именно для девочек, важнее всего то, как она выглядит, и то, как на нее посмотрел мальчик или пять мальчиков. Посмотрели — победа, не посмотрели — трагедия. Надо максимально безболезненно проскочить этот период, и тут единственное лекарство — шевеление мозгами, живое и глубокое осмысление информации. И все же многие остаются на этом этапе. Это не патология, это особенность психики, когда женщина зациклена на самой себе. Я — самая красивая, я — победительница, я — самая желанная, самая добрая. Обратите внимание, как «дамская проза», и «женские детективы» в том числе, напоминает подчас дневники девочек в пионерском лагере — те же виньетки, то же самолюбование. Героини этих книг видят и слышат только себя, остальное — лишь декорация. Естественно, у таких романов всегда будет благодарная и самая активная аудитория. Читательница «играет» в героиню! [b]— С годами что-нибудь изменится? [/b]— Наши дети — люди прагматичные, знающие цену деньгам, будут выбирать качественный «товар», то есть добротно сделанные книги. Тешу себя надеждой, что и мои книги будут востребованы, ведь я не лгу читателям и не халтурю.[b]— Дочери ваши точно будут читать.[/b]— Сейчас Даше только пять лет, ей еще рано, а вот Ане уже тринадцать, и я читаю ей все мной написанное.[b]— Без купюр? Не пропускаете сцены насилия, слэнговые диалоги? [/b]— Не надо дозировать информацию, надо ее правильно истолковывать.[i][b]Из прессы: [/b]Потакание ограниченности, примитивности превращает нынешних авторов массовой литературы в истинных «гениев зла». Они исправно удобряют навозом землю, из которой растет дерево и на ветвях которого они возлежат.[/i][b]Эпидемия глупости [/b]— Люди обязательно разберутся, что хорошо и что — никуда не годится, хотя, конечно, и на халтуру будет спрос, как на китайские кроссовки.[b]— А не случится так, что они вовсе перестанут читать?[/b]— Читатель не исчезнет, хотя мы живем в эпоху диктатуры пошлости.Идет оскотинивание человека, нам навязывают скотские правила игры, культ сиюминутного кайфа. Нас убеждают руководствоваться элементарными принципами: «Оттянись!», «Расслабься!». Работать не надо! Читать и думать вредно! Играй и выигрывай! Идет ток-шоу о здоровье, которое посвящено преимуществам силиконовой груди над гелиевой, а вот реклама «Пепси» с прозрачными намеками на половой акт. Творится что-то немыслимое, ни в одной стране такого нет, а у нас будто все поголовно свихнулись на сексе. Рефреном же к этому ужасу интеллигентские причитания: ай, какая гадость, не нужно это смотреть. Да, смотреть действительно не нужно, а вот ощущать происходящее как серьезную опасность необходимо. Это все не безобидно! Это инфекция! [b]— Заразно? [/b]— Очень. Тысячи и десятки тысяч людей занимаются оболваниванием миллионов, потому что так проще и удобнее жить, не думая ни о чем, кроме сиюминутной выгоды.[i][b]Из прессы: [/b]Прямолинейность и строгость Дашковой в оценках заставляют при чтении ее книг вспоминать романы «социалистического реализма».[/i][b]«Атака любовью» [/b]— У каждой науки есть слабоумная сестра: у психологии — парапсихология, у астрономии — астрология… Но в силу своего слабоумия она кричит громче. Эта фраза принадлежит автору одного из лучших учебников криминалистики А. М. Ларину, и я с ней полностью согласна.[b]— В романе «Золотой песок» вы показываете, как секты манипулируют людьми. Не станет ли ваша книга для кого-то методическим пособием? [/b]— Кто хочет это сделать — и так все знает. Многое опубликовано, рассекречено, технология зомбирования вполне доступна.[b]— Как защититься? [/b]— Универсальных рецептов нет. Выход в том, чтобы трезво оценивать себя, понимать, что тебе говорят и зачем тебе это говорят.Секты — это духовная халява. Тебя любят, но — за что? Понятно, когда тебя любит семья — потому что это твои родные и близкие. Понятно, когда любят друзья — вы много лет вместе, за вашими отношениями целая жизнь. А тут — просто так.Нет, так не бывает! С другой стороны, каждому хочется, чтобы его любили, и он выбирает зависимость, ему легче, когда думают за него. Пусть даже управлять им будет маньяк, сумасшедший, в случае чего с него и спросится. Так рождаются диктаторы, «отцы нации», вожди, фюреры… Гитлер, Сталин, Ленин были больными, психически неполноценными личностями, наглыми и беспринципными, примитивными по сути своей. И все же миллионы вполне нормальных людей были послушны воле тиранов, позволив ввергнуть Европу и мир в войну, согласившись с оружием массового уничтожения, с концлагерями.[b]— Зло дремлет в каждом человеке… [/b]— …и его нельзя будить. Оно было и в тех детях в минском метро, которые шли по трупам, и в чеченцах, которые берут заложников и отрезают им пальцы, чтобы получить выкуп. Зло, дай ему волю, поднимается и заполняет все пространство души. Диктаторы нажимали нужные клавиши, и люди с удовольствием подчинялись этому соблазну — выпустить зло наружу, освободить себя от необходимости личного выбора. Но это — иллюзия свободы, за которую обязательно кто-то платит, иногда жизнью.[i][b]Из прессы: [/b]По количеству маньяков на погонный метр страниц, авторы «женских детективов», безусловно, уступают мужчинам. Так что же, благодарить их за эту сдержанность? [/i][b]Маньяк — это звучит! [/b]— У каждого человека на жизненном пути есть свой камушек: направо пойдешь — голову сложишь, налево — себя сохранишь, но нажитое потеряешь. Что выбрать? А в жизни все так неопределенно, расплывчато, размыто. И вот человек выбирает зло, убеждая себя, что это и не зло вовсе. Совершает подлость, обвиняя того, кого обманул, унизил, и тем обеляя себя, мол, сам напросился, заслужил. На этом пути с каждым шагом остановиться все труднее, и вот уже человека нет — одна оболочка. Таков Егорушка в «Месте под солнцем» — чиновник, который крушит все на своем пути, уже не сознавая, что творит. К счастью, победа не всегда остается за злом. И женщинам тут проще, их природа защищает.[b]— А Регина из «Легких шагов безумия»? [/b]— В любом человеке, даже в негодяе, ублюдке, законченной стерве кроется целая вселенная. Разве не жалко девочку, которая кулачком бьет зеркало, чтобы не видеть своего отражения, она такая страшненькая… [b]— А потом становится страшной — не на лицо, на поступки.[/b]— Она не маньяк, женщины-серийницы — явление единичное. Но женщина-убийца может быть ужаснее любого мужчины-маньяка, хотя у последнего в «активе» и генетически заложенная воинственность, и прирожденное властолюбие, и страсть к самоутверждению — даже с помощью насилия. Один киевский психиатр так сказал об Оноприенко, на совести которого более 50 жизней: он вменяем, но — абсолютный нравственный урод. С Региной Градской тот же случай, она, будучи формально живой, нравственно умерла.[i][b]Из прессы: [/b]Невероятная «производительность» современных авторов криминальных романов оставляет надежду на то, что они когда-нибудь надорвутся на своем многотрудном пути.[/i][b]Человек с псевдонимом [/b]— Когда я заканчиваю книгу, мне безумно не хочется с ней расставаться хотя бы потому, что я очень люблю своих героинь — это не дуры, не куклы, не пошлые тетки. Потом приходит чувство, что никогда и ничего я больше не напишу, потому что — все, выложилась. Но проходит месяц, и я уже пишу другой роман. Мне сложно оценивать свои книги, потому что с каждой проживаешь целую жизнь. После романа «Никто не заплачет» у меня было ощущение, что я постарела на 10 лет: с точки зрения погружения в психологию героев это была очень тяжелая книга, хотя с точки зрения литературы самой удачной ее не назовешь. Когда же я писала «Золотой песок», то была уверена, что это мой лучший роман, все остальное — детский лепет. Вот и сейчас мне кажется, что в данный момент я пишу нечто.[b]— А что люди говорят? [/b]— Роман «Место под солнцем» абсолютно дамский и скучный, а «Образ врага» — это классный, крепко сбитый шпионский боевик. В тот же день слышу: «Образ врага» никуда не годится, потому что в нем слишком много политики, слишком запутанный сюжет, а «Место под солнцем» — чуть ли не шедевр. Так же и с «Продажными тварями», «Легкими шагами безумия», моей дебютной книгой «Кровь нерожденных», где рассказывается о торговле неродившимися младенцами. В общем, есть разные мнения, и это отрадно, потому что у моих книг появляются новые читатели, которые прежде обходили их стороной.[b]— Упреки слышатся? [/b]— Многие спрашивают, зачем я прибегла в «Образе врага» к легкому камуфляжу, типа Березовский-Подосинский. Да потому, что есть яркие, сочные типажи, характеризующие эпоху, ее день и час, этакие концентраты, которые прямо просятся в текст. Вот мы говорим: «Керенский» и сразу видим целый пласт времени и определенные события.[b]— Мы говорим: «Дашкова» и… [/b]— Это мой псевдоним. На сокрытии истинной фамилии настаивали издатели из коммерческих соображений. Долго придумывали, наконец сложилось: имя — от настоящей фамилии, фамилия — от имени младшей дочери, с которой я ходила в издательство, потому что дома ее не с кем было оставить. С псевдонимом я свыклась быстро. Но есть и проблема: узнают в лицо, но в документах, которые я предъявляю, например, в аэропорту, видят совсем другую фамилию. Недоумение порождает бурные обсуждения. Хорошо хоть, когда узнают на улицах, паспорт показывать не надо.[i][b]Из прессы: [/b]Нет сомнений, псевдонимом авторы нынешних «нетленок» прикрывают свое творческое бессилие.[/i][b]Творчество само по себе [/b][b]— Вы очень городской писатель.[/b]— Потому что я городской человек. К природе отношусь созерцательно. Люблю встречать рассвет, сидеть у речки, бродить по лесу, но ненавижу собирать грибы. И пес мой со мной солидарен: если находит гриб, тут же давит попой и пописать может, чтобы, значит, с ним гуляли — и только! Не должно быть материальной цели, иначе пропадает удовольствие.[b]— По вашим книгам легко определяется ваша московская география. Вас манят Тверская, Патриаршие… [/b]— Я родилась на Мещанской. Потом жили в Оружейном переулке.Маяковка, Миуссы, Ямские — родные места. О них готова писать всегда и многословно, так что потом приходится себя же сокращать.[b]— Легко дается? [/b]— Могу день биться над тем, какие были глаза у героя, когда он произносит какую-то определенную фразу. А огромная глава между тем стоит. Бывает, кусок написан, а я начинаю все менять. И вычеркиваю, вычеркиваю… [b]— Не вычеркните ненароком главное.[/b]— Пока удается.[i][b]Из прессы: [/b]Сейчас книги Полины Дашковой нарасхват. Радоваться этому или огорчаться? [/i]