Марк Захаров: «Молодых героинь должно быть много»

[i]Казалось, это было совсем недавно. Фейерверк эмоций, выстрелов, молодости на сцене.Целая полоса-пьеса, кажется, в «Литературке», — про то, как политическая элита смотрела «Безумный день, или Женитьбу Фигаро» и мнениями в фойе обменивалась. Флейтист из «живого» оркестра «Ленкома», который умудрился обменяться телефонами с нами, студентками, втиснувшимися вдвоем на одно кресло, но зато в первом ряду... А, оказывается, уже шесть лет прошло и «Безумный день» сыграли на днях в трехсотый раз. Услышав это название, [b]Марк Захаров [/b]заводится с полуоборота: [/i]— В 93-м году произошло достаточно знаменательное событие для нашего театра. Русский репертуарный театр — вещь вообще очень непрочная, стремящаяся к деградации, распаду, и в хорошем здравии может прожить недолго. Театр может продлить себе жизнь только обновлением крови. Так произошло во МХАТе, когда появилась Вторая студия и в театр влились такие корифеи, как Грибов, Судаков, поставивший «Дни Турбиных» Хмелев, Добронравов. Я, конечно, не хочу сравнивать нашу историю со святым и великим МХАТом, но «Фигаро» был очень важным спектаклем, потому что произошло такое вливание. В тот момент, условно говоря, одна звезда должна была быть в Японии, вторая звезда — на гастролях в Австралии, третья звезда снималась в Германии, четвертая еще где-то, и я рискнул поставить спектакль с людьми, малоизвестными и не имеющими такой популярности, но обладающими молодостью и достаточной заразительностью актерского дарования. И когда он вошел в первую тройку или пятерку наиболее посещаемых, я радовался не только этому спектаклю, но и вообще продолжению жизни. Я считаю, что благодаря «Безумному дню» мы обогатили труппу, ведь в настоящей труппе репертуарного театра должно быть много молодых артистов.Особенно молодых героинь должно быть много.[b]— В театральном мире ходит такая байка: Михаил Сергеевич в бытность свою президентом посетил ваш спектакль, а после позвонил и сказал: «Ну, Марк Анатольевич, ну это просто пир духа». А вам сначала послышалось что-то другое...[/b]— (Засмущавшись.) Нет, это веселый такой анекдот. У Довлатова есть такие маленькие миниатюры, я и сам читал это в каком-то американском издании и мне было приятно, что я оказался в поле зрения такого замечательного писателя. Но это его выдумка — конечно, веселая, остроумная, но такого не было.[b]— И тем не менее у политического бомонда «Фигаро» пользовался каким-то уж чересчур повышенным спросом. Сходили все. Как вы думаете, почему? [/b]— Может быть, потому, что он всетаки нес большой запас позитивных впечатлений. Был быстр, скор, остроумен, пьеса гениальна, еще мы себе позволили веселую издевку над революционной ситуацией, над стрельбой, которая сопровождает любовные устремления героев. Людям образованным известно, что эта пьеса считается одной из причин, повлиявших на формирование революционной ситуации перед Великой французской революцией. А мы решили немножко сдвинуть события во времени, и во время нашего спектакля она уже бушует. Французская революция нисколько не мешает, а просто создает веселый и дерзкий фон для всех любовных перепитий, которые так блестяще придумал Бомарше. Кроме того, некая свобода в музыке, пластике (мы сделали такую фантазию на темы Моцарта, Россини и других), превратили все в веселую карнавальную игру. К тому же мы первыми или одними из первых взорвали на сцене петарды. Потом я это стал наблюдать во всех театрах и теперь, когда приступаю к работе над очередным спектаклем, прошу оформителей, чтобы никаких петард на сцене не было.[b]— А вы не думали о том, что тоже, подобно Бомарше, спровоцировали революционную ситуацию — 93-й год все-таки? [/b]— (Резко поскучнев.) Да нет, не думаю. Некоторые люди считают, что я предвосхищаю какие-то настроения в обществе, но я все-таки думаю, что к тем неприятным дням спектакль не имеет отношения. Мне кто-то приписывал, будто я почувствовал, как обществу очень захотелось презентаций, карнавалов в связи с огромным количеством бед и несчастий, которые на нас сваливаются. Но в этом, может быть, есть некоторая закономерность, ведь знаменитая «Принцесса Турандот» Вахтангова появилась в 22-м году, в самом тяжелом году нашей послереволюционной эпохи.[b]— То есть 93-й год был для вас тяжелым? [/b]— Я ощущал тяжесть только тогда, когда мы были на гастролях в Петербурге и Анатолий Собчак позвонил мне за кулисы и попросил, чтобы я перезвонил домой в Москву и сказал, чтобы не подходили к окнам. Меня это очень удивило, мы не знали, что в центре города стреляют. Но все равно, если говорить о выстрелах, которые плотно вошли в нашу жизнь, то наряду с крайне драматическими, негативными, может быть, жестокими оценками мы должны иногда и посмеяться над тем, что допускаем такое количество стрельбы на улицах и в так называемых горячих точках.[b]— Есть такие худруки-трудоголики, которые смотрят буквально каждый свой спектакль. Вы принадлежите к их числу? [/b]— Нет, я люблю подолгу не смотреть себя, но понимаю, что без дисциплины репертуарный театр очень быстро начинает деградировать. И так не понятно до конца, что с ним происходит. Поэтому время от времени либо я, либо режиссер Махаев все-таки смотрим спектакль и вывешиваем потом на стену такие дацзыбао.[b]— А как сочетается с необходимостью молодости и задора эта попугайская цифра 300? «Фигаро» не одряхлел? [/b]— Его играют с удовольствием, и восприятие зрительного зала по линии приема и радости только нарастает. Премьерный зритель все-таки более сдержан и серьезен, а сейчас зритель пошел обыкновенный, нормальный и он радуется. Одним из сильных впечатлений у меня было, когда мы приехали в Петербург с «Юноной» и к нам приходили многие наши поклонники, которые за это время уже вырастили взрослых детей лет пятнадцати. И когда эти дети затанцевали в проходах на финальной «Аллилуйе» к ужасу вахтеров, которые не знали, как на это реагировать — безобразие это или естественный восторг, то мы были счастливы от такой реакции нового поколения, на которое даже не рассчитывали.[b]— Если бы вы ставили финал спектакля сегодня, может быть, вас вдохновила бы не «Свобода, ведущая народ» Делакруа, а какая-нибудь другая картина? [/b]— Наверное, я бы не стал ничего менять, потому что все так связано: хореография Молостова, Делакруа и та легкая эротика, которая там возникает. Время бежит быстро — в момент выпуска спектакля женщина с голой грудью на сцене шокировала. Сейчас это уже обыденность.[b]— А что же сегодня может шокировать? [/b]— (Воодушевившись.) Обман ожиданий! Мы сейчас обратились к Эдуардо де Филиппо, у меня появился замысел, связанный с «Филуменой Мортурано» и нашим достаточно вольным пересказом этой истории. Я думаю, что сегодня шокирующим может быть супернатурализм с декорациями, как в каком-нибудь состоятельном театре 39-го или 51-го годов. Я сейчас настаиваю, что в этом спектакле обязательно должен быть занавес. Слово «занавес» у нас не употреблялось очень много лет, и я думаю, что уже выросло поколение, которое даже не знает, что это такое.