Александр Мартынов: Хождения с нагайкой не одобряю

[i]Александр Мартынов — единственный депутат из фракции «Наш дом — Россия», проголосовавший за импичмент. Но интересен не только этим. Он родом с Дона и возглавляет Союз казаков — одно из первых объединений граждан, остро почувствовавших голос своей казачьей крови. «Гражданская» должность депутата Мартынова — директор автокомбината. В этом году вышла его книга «Транспорт России в системе государственного регулирования и действия рыночных механизмов». Читается на одном дыхании. Александр Мартынов еще и заседает в центральном совете движения «Отечество». [/i][b]-Александр Гаврилович, вас еще не исключили из фракции за диссидентство? [/b]— Не исключили, хотя некоторые депутаты такой вопрос поднимали. Но беседы со мной не было — ни со стороны руководства, ни со стороны фракции. Я же считаю, что помимо фракционной дисциплины у депутатов должна быть и гражданская позиция.[b]— А пламенной речью лидера фракции Владимира Рыжкова, суть которой сводилась к тому, что нам не нужны великие потрясения, не прониклись? [/b]— Великие потрясения? Но ведь там, где в реке бурный поток, всегда вода чище. А когда все тихо, однообразно, без кипения, получается болото. Да и импичмент не грозил потрясениями: это вещь конституционная. Можно по-разному оценивать частности в деятельности первого лица государства, но надо иметь в виду два показателя: с чем он принял страну и с чем оставил, уходя. В стране упал жизненный уровень и сокращается население. Увеличилась преступность: убивают, берут в залог, насилуют людей. Страна потеряла свой прежний геополитический вес. Не слишком ли дорогая плата за демократию? [b]— Идете по стопам генерала Рохлина? [/b]— Нет, я последователен. По многим вопросам я давно не голосую одинаково с фракцией. Я, например, очень большой противник всего западного. Я не монетарист, я производственник. И уверен: государство может развиваться, когда у него развита промышленность и сельское хозяйство. Знаете, как у сербов называется «безопасность»? — «Безбедность»! Если ты обеспечен, живешь безбедно, значит — находишься в безопасности. Я противник закупок продовольствия, расширения импорта. И говорил Черномырдину, что у нас правительством искусственно сжата денежная масса. Для того чтобы освободить плацдарм для проникновения к нам доллара. И в Югославии война идет не за судьбу косоваров, а прежде всего против валюты евро и за укрепление доллара. Если Россия не примет решительных мер, то она будет на очереди.[b]— В Югославию поехать повоевать не собираетесь? [/b]— Я был в Югославии. Встречался с руководством СРЮ и Армии освобождения Косова. Видел разрушенные поселки, сожженное жилье. За что люди страдают? Прежде всего это политика. А повоевать?.. Иногда завидуешь солдату, который на передовой выполняет приказ. Там все четко — враг обозначен. А здесь, в политике, столько рукопожатий, заверений, обещаний... Столько раздора и неискренности... От этого устаешь и завидуешь тем, кто стоит в армейском строю, готовый выполнить конкретную задачу. Будет необходимость — поеду с удовольствием. Чтобы исполнить свой долг по защите от НАТО не только Югославии, но и России.[b]— Ваша позиция — антизападническая. Чем тогда ваши взгляды отличаются от взглядов коммунистов, того же Зюганова? [/b]— Я не хочу быть в конфронтации ни с коммунистами, ни с ЛДПРовцами... Это непродуктивно. Я нахожусь на позиции государственника и патриота. Когда какие-нибудь партии проводят в жизнь то, что совпадает с моими взглядами, я их сторонник и попутчик. Есть большая разница между большевиками (Лениным, Троцким, Бухариным, Свердловым, Тухачевским, Блюхером) и коммунистами — теми, кто построил индустриально мощное государство, победил во второй мировой войне и восстановил народное хозяйство. А Гайдар, Чубайс, Немцов и Кириенко — продолжатели дела большевиков: разрушить до основания... Из огня да в полымя бросают Россию.[b]— В Думу часто ходили в форме атамана? [/b]— Неоднократно.[b]— С шашкой? [/b]— Без шашки.[b]— Сколько их у вас? [/b]— Есть шашка парадная. Есть офицерская, подаренная министром обороны Грачевым. Есть кавалерийская шашка времен второй мировой войны. Но к величайшему сожалению, нет шашки прошлого века — обычной казачьей.[b]— Нагайку в сапоге носите? [/b]— Нет, хождения с нагайкой не одобряю. Раньше нагайка имела утилитарное значение. Ее изобрели, когда появились латники, шашкой и пикой их поразить было нельзя. На конец тонкого тросика подвешивали пулю и старались попасть в щель между латами — на шее, на руках. Били по этим местам и подсекали. Пуля пробивала сонную артерию на шее и под мышкой. И человек, оставаясь целым, истекал кровью. А потом нагайка уже стала символом власти. Когда избирали атамана, его протягивали нагайкой по спине три раза.[b]— Наверное, у вас крестов много? [/b]— У меня их нет. Мы еще в 1990 году договорились: атаман не имеет права получать чины и награды. Я получал только то, что мне как офицеру запаса присваивало Минобороны.[b]— За что казакам кресты дают? [/b]— Впервые как организованная сила наш Союз казаков сопровождал двумя сотнями перенос мощей Серафима Саровского в Дивеево. Обеспечивали охрану и порядок. Ни спасибо, ни до свидания со стороны государства за это не было сказано. И мы сделали первые 200 крестов — «Дивеево». А когда закончились события в Приднестровье, мы учредили крест «За оборону Приднестровья» и вручили его тем, кто отстоял эту землю для России. Погибших наградили крестом «За веру, волю и Отечество» посмертно. Когда я вручал их людям без глаз, без рук и ног, сиротам и вдовам, то понял: этот крест очень кстати. До этого мы учредили крест «За возрождение казачества». Сейчас — «За службу казачеству». Но всех этих наград у меня нет.[b]— Так вообще без крестов останетесь.[/b]— Наверное, останусь. А может быть, меня казаки переизберут. И в воздаяние заслуг за прошлое наградят.[b]— Когда последний раз на коне сидели? [/b]— Весной этого года в Калмыкии, в дни проведения Совета атаманов.[b]— На Дон тянет? [/b]— Когда переехал в Москву в 1972 году, то не мог к ней привыкнуть. И через 10 лет опять уехал. А через полгода — вернулся. Но тянет — не то слово... И с возрастом — сильнее. Но, к величайшему огорчению, оттуда приезжаешь убитым. В Москве еще нормальная жизнь. У большинства — работа, какое-то обеспечение. А там живущие на хуторах люди по нескольку лет не видели денег — натуральный обмен. Люди забыли, когда покупали пальто, платья, обувь. В станичном храме я опустил глаза и посмотрел, в чем стоят женщины: в опорках каких-то, галошах — у них больше ничего нет. Жизнь становится все хуже. Ростовская область вообще осела. В добрые времена она в Союзе была в четверке лидеров. А сейчас плетется в хвосте. Масса полей непаханых...[b]— Голосовать там будут за Зюганова? [/b]— Трудно сказать. Хорошо или плохо живут, но к этой жизни одни приспособились, другие помнят хорошую жизнь в прошлом. Нельзя постоянно менять правила. Даже в тюрьме не меняют правил.[b]— В тюрьме? [/b]— Читали «Записки из мертвого дома» Достоевского? Даже там люди приспосабливаются. Они знают, когда их покормят, выдадут одежду. Умудряются как-то подрабатывать. Но правила не меняют. Многие будут голосовать за стабильность, чтобы жизнь не повернулась резко в другую сторону.[b]— А вы говорили о проточной воде...[/b]— Проточная вода — это не значит, чтобы все резко поменялось. У нас получается, что сначала все в частной собственности, потом в общегосударственной, потом — опять все частное. Теперь, не дай бог, опять все станет общим. Я этого боюсь и выступаю за многоукладность экономики. А бурная жизнь — это значит надо хорошо работать, строить, поднимать людей, давать им работу... А почему Зюганов становится популярным? Говорили, что раньше была гегемония компартии и что это плохо.Но теперь становится понятно, что мы потеряли: бесплатное медицинское обслуживание, высшее и школьное образование — самое лучшее в мире... И все это связывалось с правлением компартии.[b]— Очень обижались, когда вас называли «красным атаманом»? [/b]— Меня так называли, но я этого не отрицал. Я работал инструктором, помощником первого секретаря райкома партии, заместителем заведующего промышленно-транспортным отделом в райкоме партии. И очень горд, что прошел эту школу. Там были и привилегии. Раз в неделю, чтобы не стоять в очереди, в общем магазине нам выделяли два часа на отоваривание. Брали вареную колбасу и доплачивали процент за обслуживание. И другая привилегия — раз в месяц попросить выходной день в воскресенье: слишком много было работы... Я в корне не согласен, что у нас в 80-е годы был застой. Мы были на пороге колоссального бума. А США — на пороге развала, экономического и общенационального.[b]— Чем занимаетесь в свободное время? В бассейн ходите? [/b]— В бассейн — редко. Хожу париться в баню. Утром по часу делаю зарядку, обливаюсь холодной водой. Очень люблю строить. Еще в восьмидесятые годы построил дачу.[b]— Компьютер уже освоили? [/b]— Нет. Этой новой техникой я не пользуюсь. В том числе и счетными машинками: складываю и умножаю в уме или на бумаге. А телевизор считаю дьявольской иконой. Вот, например, расщепили атом для получения энергии, а использовали его как страшное оружие. Телевизоры сделали для передачи изображения на расстояние, но он стал пособником развала и разложения общества. Так и другое. У нас все правители клянутся реформам — особенно если под ними вдруг начинает шататься кресло. А реформы — это инструмент. Руководитель должен говорить о достижении высокого жизненного уровня населения, повышении рождаемости, увеличении продолжительности жизни и укреплении оборонной мощи государства... Компьютер — это просто инструмент при работе.[b]— И в игры не играете? Чтобы стресс снять, расслабиться...[/b]— У меня дома телевизор редко смотрят и нет никаких электронных игр. Если бы я увидел, что мой помощник в Думе раскладывает пасьянс на компьютере, то в тот же день его уволил. Я, наверное, еще не дошел до этого, законсервировался, остался старомодным. Не могу представить, как это взрослые люди сидят и кнопочки нажимают, играют. Я этих высот еще не взял.