Возрождение через захудание

[b]Первый год своего «взрослого» существования студия держалась на студенческих достижениях: игрались «Мальчики», «Мариенбад», «Как вам это понравится», прочие студенческие спектакли ждут своей адаптации под чужие сцены и значатся в списке ближайших премьер. Но главное, весь свой первый сезон – девять месяцев – «женовачи» вынашивали «Захудалый род» Лескова и теперь предъявили новорожденный спектакль.[/b]В семейной хронике древнего рода князей Протозановых нет эффектных кульминаций и развязок – лишь мерное течение жизни, с порогами, водоворотами и тихими заводями. С неумолимым предчувствием – нет, не катастрофы, но распада, заката, или, по сочному лесковскому словечку, захудания.С актерских позиций «Захудалый род» – в каком-то смысле противовес «Мальчикам». Это в первую очередь женский мир – мир деятельных благородных вдов, умеющих даже в горе быть счастливыми, своенравных ветреных дочерей, благочестивых компаньонок, не знавших любви дьякониц, коварных столичных родственниц.Да и сам роман написан от лица женщины, княжны Веры Протозановой (Анна Рудь), внучки главной героини – княгини Варвары Никаноровны Протозановой (Мария Шашлова).Марья Болконская, некрасивая княжна с лучистыми глазами, – вот с кем ассоциируется героиня Анны Рудь. Она кажется старше и печальнее своей моложавой и пылкой бабушки и навсегда молодого деда, убитого в бою (Андрей Шибаршин).Она пытается сохранить хотя бы в записках совсем недавний, ею еще застигнутый, но уже невозвратимый век расцвета русских дворян – независимых и гордых чудаков и добряков. Впрочем, Лесков (более других своих произведений любивший именно свой неоконченный «Захудалый род») уверял, что подобными чудаками буквально кишели мелкопоместные губернии.Нам же дано лишь изумляться – неужели наши истоки были такими кристально чистыми? Нам, нынешним, не понять: как можно – с каким-то даже артистизмом – разбить свое счастье, чтобы не помешать любимому, и прожить всю последующую жизнь под знаком этой любви, принесенной в жертву.Или в конце абсолютно праведной жизни вдруг осознать свою христианскую несостоятельность, если ты не способна смиритьсяс тем, что весь мир – с твоими детьми, друзьями и праведной заботой о них – катастрофически несовершенен и не может гармонировать с истинным христианством. А ведь именно эта дилемма приведет Варвару Никаноровну в нравственный тупик – и на трагедийную высоту, когда человек обречен на выбор, но сама ситуация выбора для него невыносима.В той «Руси изначальной» не прерывалась связь времен. Чтобы обозначить ее, Женовач позволил себе несколько пронзительных сентиментальных ноток в своем сумрачном, аскетичном черно-золотом спектакле. Когда юноша-дед, облыжно обвиненный в измене, закричит своему полку: «За мной!», к нему вдруг кинутся все его домашние, чтобы прикрыть и спасти. И он останется в их жизни, оставшись в их памяти. Ворвется, совершенно счастливый, чтобы расцеловать свою вдову, когда она отказывает другому. Или задержится, чтобы рассмотреть с любопытством и нежностью дочку своего сына – ведь он так и не успел увидеть их обоих.А между тем светлую и чистую протозановскую Россию постепенно прибирают к рукам циничные, деловые, безликие «утята», которых высидела, к своему недоумению, простодушная «курица»Русь. Этот мотив, вызывающий лишь отторжение во всяких посконных ура-патриотических лозунгах, в спектакле Женовача отзывается живой болью. Ведь дело, в конечном счете, не в идеях, а в степени таланта и искренности.[b]На илл.: [i]Медовый месяц русского Дон-Кихота (Дормидонт Рогожин – Алексей Вертков, Ксения Матвеевна – Мириам Сехон).[/b][/i]