Я знаю, что такое триумф

[i]Она была самой молодой в истории балета исполнительницей партий Джульетты и Жизели. «Она слишком хороша», – говорила о ней Майя Плисецкая. Ее умению парить над реальностью самозабвенно внимали поклонники, а критики слагали о ней чуть ли не рифмованные оды. И это ее, хрупкую фею Большого театра, перемолола Система, основанная на жестком подчинении и перманентной необходимости преодоления. Сегодня Надежда Павлова преподает классический балет – большей частью за границей. Она уже много лет не бывала в Большом. Говорит, «видимо, дорога мне туда заказана».[/i][i][b]Меня «ушли на пенсию»[/i]– Я знаю, что в Большом театре какое-то время назад работал психолог. Человек, который проверял «на совместимость» партнеров. Чтобы вдруг спектакль не развалился. Учитывались мельчайшие детали, включая систему продажи билетов. «Правильная» посадка «клакеров», которые должны были вовремя похлопать. И даже то, какому зрителю по его физиономическим данным и особенностям речи следует продавать билет.[/b]– Я за то, чтобы такие люди были, потому что проверка на совместимость – это важно. Чтобы не было недоразумений, скандалов. Чтобы была атмосфера. Балет, конечно, не выход в открытый космос. Но все же.[b]– Большой – это мировой бренд…[/b]– …с которого обсыпалась позолота. Прежнего величия Большого театра больше нет. К сожалению, к этому приложил руку и мой любимый партнер Владимир Васильев, который состоял какое-то время в руководстве театра. В русском балетном искусстве всегда ценилась не только техника, как на Западе, но и эмоциональность, душа. Есть такая балетная формулировка: «Ноги танцуют головой». Я бы добавила – и сердцем… В Большом театре почему-то мои знания не пригодились. Хотя я мечтала бы там работать.[b]– Почему вы ушли из театра?[/b]– Все молодое поколение, которое шло после Екатерины Максимовой и Владимира Васильева, оказалось не у дел. Васильев обладал тогда неограниченными правами. Он стал художественным руководителем Большого и начал экспериментировать. Поспешно ставились одноактные спектакли. Меньше внимания уделялось классике. Все, что было раньше, перечеркивалось. И все стало рушиться. Начались разногласия не только творческие, но и административные. Тогда нам дали понять, что театру не нужен ни Григорович, ни мы. Можно сказать, что «нас ушли». Ирек Мухамедов уехал в Лондон…К тому времени я отработала в театре 20 лет. Передо мной поставили вопрос ребром: либо вы оформляете пенсию, либо будете танцевать один спектакль в год. И я ушла. Конечно, пришлось написать заявление «по собственному желанию», потому что народную артистку уволить просто так невозможно.[b]– Была, видимо, тяжелая психологическая ломка?[/b]– Люди, которые вкусили такую славу, как я, и отдали балету столько лет, в определенном смысле в психологической зависимости уже навсегда. Я знаю, что такое успех. Что такое триумф. Поэтому отношусь к этому спокойно. Звездная болезнь мне не грозит. Я себе говорю так: шанс дается один раз. Судьба мне его дала. Вот и радуйся.Спасла меня моя семья в лице мужа… В Большом я не была уже давно. Но, судя по тому, что говорят о театре мастера, Вишневская, например, сейчас стало еще хуже. Идет полная дискредитация театра, традиции утрачены, преемственности нет. Девицы, которые танцуют в ночных клубах, тоже называют себя балеринами. А на самом деле они – продукт потребления. Балерины Большого пиарят себя в ракурсе, далеком от искусства. Не хочется, чтобы гордость России превратилась в заштатную труппу.[i][b]Можете и обо мне что-нибудь придумать[/i]– Надежда Васильевна, вы завоевали Гран-при на Московском конкурсе балета, когда вам было 16. Вы не стояли, как говорится, с канделябром у озера, а сразу стали примой.[/b]– Мне было пятнадцать, а написали, что шестнадцать. О премиях серьезно никто не думал. Перед нами стояла задача – приехать в Москву и станцевать. И когда я получила Гран-при, я просто не принимала это на свой счет. Для меня было важно то, что я отстаиваю честь школы. Завышенной с а м о оценки не было. И появление в моей жизни журналистов, задающих тысячу вопросов, было абсолютно неожиданным.[b]– Кстати, о школе. Верно, что в балетных школах все замешано на муштре?[/b]– Пермская школа в 70-е, не буду скромничать, вошла в тройку лучших. Вместе со мной. После Московского и Вагановского училищ. А до этого о ней никто не слышал. О чистом удовольствии там можно было только мечтать, потому что на этом в балете не выедешь. Нужно, чтобы тебя подталкивали. Балетные и спортивные школы в чем-то схожи. И там и здесь есть давление на любого ученика. И там, и здесь все держится на авторитете педагога и на строгом подчинении. Другое дело, что в некоторых школах этим злоупотребляли, и мне в свое время пришлось об этом рассказать. О том, как ломается человеческое нутро и как это сказывается на детской психике.[b]– Однако балет воспитывает силу воли. Так?[/b]– Если человек хочет чего-то достичь, у него должно быть особое стремление к балету, которое превращает это стремление в смысл жизни.[b]– В разные времена балетные девочки из-за диет нередко оказывались на больничной койке. Инфернальность, хрупкость всячески поощрялись. Но, видимо, была размыта какая-то нравственная грань?[/b]– Взрослея, человек меняется. Поэтому уже на этапе отбора учитываются физиологические данные, генетическая предрасположенность. Склонность к полноте – самый серьезный минус.Конечно, важно физическое здоровье. Потому что нагрузки в балете нешуточные. В 10 лет уже видно, хватит ли ребенку природных возможностей, чтобы танцевать. Ну а потом правильное распределение нагрузки на мышцы.Дистрофия начинается, когда ломается психика. Дистрофия – это не просто похудение благодаря силе воли и ограничениям в питании, это уже атака на здоровье.Каждый педагог обязан помнить, что перед ним растущий организм и, прививая профессиональные навыки, важно не искалечить ученика. В свое время между мной и моим педагогом Людмилой Павловной Сахаровой возникла пропасть непонимания.Но время прошло, страсти улеглись, и я могу сказать, что, помимо плохого, было и много хорошего. Но чтобы в дальнейшем наша профессия не давалась с кровью, не калечила человека, важно, когда между учеником и педагогом возникают более демократичные, лояльные и просто человеческие отношения.[b]– Балерина вашего уровня должна обладать особого свойства организмом. Как олимпийский чемпион. Какие главные школьные заповеди вы впитали?[/b]– Прежде всего собранность. Перед выступлением нужно беречь физические и эмоциональные силы. И чтобы голова была светлая.[b]– Уланова обладала, судя по книгам о ней, железными нервами и однажды на спор всю ночь проспала на папиросной бумаге, не смяв ее.[/b]– Можете и обо мне что-нибудь придумать, бумага все стерпит.[i][b]Однажды все же уронили[/i]– Расскажите о ваших партнерах. О Вячеславе Гордееве, который был к тому же вашим мужем.[/b]– О нем ни слова. Я не желаю о нем вспоминать. А вообще, самое главное, когда партнер, как говорят, «хорошо держит». И когда с ним можно вести диалог. Так же как и у драматических актеров. Удобно и хорошо было с Васильевым, Годуновым и Владимировым. Была уверена, что не уронят. Однажды все же меня уронили, но мне повезло – обошлось без травм. Вы удовлетворены?[b]– Хорошо, сменим тему. У танцовщиц к балетной обуви серьезное отношение. Есть московская обувь с круглым пятаком, есть питерская удлиненная. Как вы готовили свою обувь? Жесткая часть носа пуантов довольно высокая. И отсюда стертые пальцы.[/b]– Любая женщина к новой, даже повседневной обуви, должна приспособиться. Я, как и все, молотком пользовалась, чтобы подогнать туфли к стопе. Есть такая небольшая хитрость. Тогда обувь «садится». Счастье было в том, что мы не экономили и не считали, сколько нужно пар на спектакль.[b]– Сцена Маринского театра покатая. И многие балерины с непривычки боялись на вращениях угодить в оркестровую яму. Вы ведь повидали много сцен…[/b]– Когда частые переезды, не успеваешь привыкать к тому, что сегодня пол прямой, а завтра ты выступаешь на покатом. Я на любой сцене стремилась найти центр тяжести. А вот в Риме есть один театр, в котором градус наклона сцены больше чуть ли не в два раза, чем в Большом, и даже больше, чем в Мариинке. Там строили театр для оперы, чтобы артиста со всех мест было хорошо видно. И приходилось буквально на ходу менять движения.[b]– Как вас принимали в разных странах?[/b]– Америка принимает бурно, открыто, эмоционально. Англичане сдержанно. В Израиле любят и знают музыку. В арабских странах надо знать, что танцевать. Как-то приехали в пачках, а нас переодели в платья и шароварчики. Так всю классику и станцевали. Московскую публику знаю хорошо. Она благодарная.[i][b]Мой муж – психоаналитик[/i]– Вы упомянули «семью в лице мужа»…[/b]– С ровесниками в театре мне было неинтересно. У меня это второй брак. А первый был, конечно, с фатой и фанфарами и с белым платьем. Все как полагается. Первый брак меня страшно разочаровал. Повторять тот же помпезный брачный ритуал было бы глупо. Мне танцы до упьяну не нужны. И игрушечное оформление отношений тоже. Я выходила замуж за Константина Михайловича, потому что поняла, что встретила свою вторую половину.[b]– Чем занимается Константин Михайлович?[/b]– Он психолог и психоаналитик. Конечно, мне очень хотелось заглянуть в таинства его профессии. Но – существует врачебная тайна. И хотя я очень любопытна, с этой данностью смирилась. Утешаю себя тем, что, когда я танцевала, он тоже со многими вещами мирился. С долгими гастролями, например.Кто-то выходит замуж за престижную профессию. Кто-то – за деньги. Константин Михайлович для меня не только муж, но и друг. У нас вполне приемлемая разница в возрасте, десять лет. И мы вместе уже больше двадцати лет. Много хорошего в нашей жизни было.[b]– У вас нет детей. Говорят, для балерины это в порядке вещей…[/b]– Так уж получилось. К сожалению. Я не ставила себе задачу отказаться от всего во имя карьеры. Как и не было задачи иметь двух-трех детей. Надеюсь, вы понимаете, что это очень интимная сфера, в которую не стоит вторгаться. Пусть мои проблемы останутся за рамками нашего разговора.[i][b]И чего они ссорятся?[/i]– Вы совсем не публичный человек. Вас не видно на светских раутах. Почему?[/b]– Меня часто приглашают поучаствовать, например, в телевизионных ток-шоу. Я интересуюсь прежде всего темой, потом – кто ведущий. И делаю соответствующие выводы, понимая, что разговор будет все об одном и том же. Начнут копаться в каких-то безделицах. Глупо обсуждать целый час, помыла ли жена ложку или нет. Смотрю такие шоу и поражаюсь. И чего они ссорятся? Естественно, от таких приглашений отказываюсь.[b]– Как вы считаете, кто должен отвечать за материальное обеспечение в семье?[/b]– Отвечу вопросом на вопрос. Почему эту обязанность нужно непременно возлагать на мужчину? Если оба могут зарабатывать.[b]– Вы хлебосольная хозяйка?[/b]– Из дома уехала в восемь лет, жила в общежитии. Поэтому всему научилась сама. Это не значит, что я пеку пироги на ораву из тридцати человек. Не люблю разного рода сборища, может быть, поэтому у меня узкий круг общения. К тому же, мне кажется, сегодня все больше на себя зациклены. И мало кто умеет дружить.[b]– Вам вообще уютно в Москве?[/b]– Первое время я все больше проводила на сцене. А потом узнала город поближе и очень его полюбила. Люблю свой район, Третьяковку.[b]– Я знаю, что вы из многодетной семьи. Поддерживаете отношения с сестрами и братьями?[/b]– Сейчас все разъехались по разным городам. Балетом не занимается никто. Знаю, что они мною гордятся.[b]– Понимаете, что вы красивая женщина?[/b]– У меня есть любимый человек, он мне об этом говорит, и я чувствую себя с ним комфортно.[b]ДОСЬЕ «ВМ»[/b][i]Надежда Павлова родилась 15 мая 1956 года в Чебоксарах.Окончила Пермское хореографическое училище. Появление Павловой стало не только балетным, но и социальным феноменом, которое привлекло внимание людей, далеких от балета. С 1975 года – солистка Большого театра. Исполняла ведущие партии в «Щелкунчике», «Дон Кихоте», «Спартаке», «Жизели», «Спящей красавице» и др. Окончила балетмейстерское отделение ГИТИСа.Дает мастер-классы во Франции, Германии, Японии и др.Профессор Российской академии театрального искусства.Народная артистка СССР (1984).[/i]