Забытая гробница

Каждое утро врач Павел Крикунов, идя на работу, шагает мимо могилы своего прапрапрадеда. Увы, ничто не указывает на место упокоения: нет ни креста, ни могильного холмика, ни памятника, ни просто места, куда можно положить цветы.И все же там, на глубине нескольких метров под цокольным этажом первого корпуса Городской клинической больницы № 33, лежат знаменитейшие представители одной из самых уважаемых в дореволюционной Москве купеческой семьи – братья Петр, Александр и Василий Бахрушины с супругами. Все три брата избирались депутатами (как тогда говорили, гласными) Московской городской думы, а Александр и Василий 21 марта 1900 года стали Почетными гражданами нашего города. За что же им такая честь? Почему об их деяниях мы почти ничего не знаем, а самих купцов не помним? Отчего, наконец, их могила оказалась замурована под больничным цоколем?[i][b]Наследство миллионщиков[/b][/i]Современному поколению москвичей фамилия Бахрушиных знакома, но в основном благодаря представителям следующего поколения этой династии, двум Алексеям – сыну Александра (основателю Театрального музея) и сыну Петра (знаменитому коллекционеру и библиофилу, чья 30000-томная библиотека по духовному завещанию отошла в дар Историческому музею). Но ни музея Алексея Александровича, ни коллекции Алексея Петровича, ни многочисленных достойных деяний бахрушинских потомков не было бы, если бы не Петр, Александр и Василий.В Москве этих людей уважительно называли миллионщиками и профессиональными благотворителями. Сколотив гигантское состояние на казенных заказах во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., эти предприниматели-кожевенники не забыли старого семейного обычая: в конце каждого года десятину от прибыли направлять на благотворительность.Кожевенное производство росло и ширилось, доходы были все больше – а вместе с ними увеличивались и десятины. И в 1882 г. братья предложили московскому городскому голове проект, не имевший аналогов по тем временам, да и сегодня кажущийся невероятным: целиком на деньги одного семейства построить полноценную городскую больницу.Уже в 1887 г. – ровно 120 лет назад – на Сокольничьем поле по проекту архитектора Фрейденберга возникла 200-коечная лечебница. При ее открытии братья Бахрушины придерживались семейного правила, проверенного временем: примерно половина спонсорского вклада шла на стройку, а остальное помещалось в банк, чтобы на проценты обеспечивать функционирование учреждения.Лечили в больнице бесплатно. В 1893 г. рядом встало еще одно богоугодное заведение – Дом призрения для неизлечимо больных (по сути, первый в России хоспис, возникший семью десятилетиями раньше появления подобных заведений на Западе). В 1902 г. тут же открылся родильный приют (тогда крупнейший в городе), а четырьмя годами позднее – амбулатория...Наверное, теперь вам понятно, почему больничный комплекс официально именовали Бахрушинским. Но этого тогдашнему муниципалитету показалось мало: городская Дума распорядилась присвоить такие же имена прилегающим улицам и переулкам. А над всем этим медицинским кварталом в центральном объеме главного лечебного корпуса возвышался величественный купол больничного храма Иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость.[i][b]Замурованный склеп[/b][/i]Когда церковь освятили, Василий Бахрушин добился права устроить под ней фамильный склеп своего семейства (причем разрешение на это пришлось получать лично у московского генерал-губернатора князя Владимира Долгорукого, поскольку к тому времени хоронить покойников в старой столице разрешалось только на кладбищах). А дальше произошла удивительнейшая история, о которой вряд ли расскажет кто-то лучше свидетелей-Бахрушиных. Одному из них – Юрию Алексеевичу, внуку Александра Алексеевича и составителю семейной хроники Бахрушиных, отработавшему много лет балетмейстером Большого театра, – мы и предоставляем слово (цит. по кн. Ю. А. Бахрушин, «Воспоминания», М.: «Художественная литература», 1994).[i]«В один прекрасный день советская власть опубликовала декрет о ликвидации всех домовых церквей и имеющихся под ними склепов. Покойников надо было перевозить на кладбище или обречь их останки уничтожению. Отец был в отчаянии.Как все это сделать, сорганизовать, откуда достать транспорт? Все же благоговейная память о родителях заставила его пересилить самого себя. Пользуясь весьма поверхностным знакомством с председателем Моссовета, он надел шубу и поехал в Моссовет. В том же здании, в тех же комнатах, где полстолетия тому назад стоял перед всесильным московским генерал-губернатором трепещущий Василий Алексеевич, ныне находился мой отец. Председатель встретил его любезно и терпеливо выслушал просьбу о разрешении оставить склеп в неприкосновенности.– Что же делать-то? – наконец произнес он. – Право, не знаю. Я могу вам выдать отсрочку, но ведь все равно рано или поздно придется что-то предпринимать! Единственный выход, который я предлагаю, – это вовсе ликвидировать помещение склепа, точно его и не существовало никогда!– То есть как? – спросил отец.– Очень просто – оставить покойников на месте и навсегда замуровать кирпичами вход и заштукатурить его!Предложение было с радостью принято отцом. В хмурый зимний день мы в последний раз вошли в склеп проститься с нашими стариками. У входа стояли каменщики с разведенным цементом и готовыми кирпичами. Как только мы вышли, каменщики взялись за дело. Скоро на месте, где был склеп, высилась общая больничная стена.Так и спят до сих пор мои деды в своем нерушимом уже никем покое, под своими мраморными гробницами, и, быть может, еще не перегорели все лампады их неугасимых светильников».[/i]Скорее всего, автор мемуаров имеет в виду Льва Каменева, возглавлявшего Моссовет с 1918 по 1926 год. Но что же сталось со склепом? О нем постепенно забыли. Бахрушинской больнице, ставшей 33-й городской, присвоили другое имя – профессора Московского университета Остроумова (по иронии судьбы, семейного врача... самих Бахрушиных). Бахрушинская улица в Сокольниках также стала Остроумовской. Церковный купол над первым лечебным корпусом безжалостно снесли, а интерьеры перестроили, чтобы ничто не говорило о Божьем храме. Советская власть предпочитала не вспоминать и о родовом склепе великих филантропов (как же – классовые враги, купцы да фабриканты), и только потомки Бахрушиных хранили предание о замурованных могилах как семейную легенду. А в прошлом десятилетии столичное Управление государственного контроля и использования памятников истории и культуры решило восстановить в Остроумовской больнице Скорбященский храм.Тогда-то документы о родовом захоронении покинули архивные полки и обрели гласность. К тому времени в 33-й городской больнице в субординатуре состоял [b]выпускник лечебного факультета Московского государственного стоматологического университета Павел КРИКУНОВ [/b]– правнук Надежды Бахрушиной, приходящейся, в свою очередь, внучкой Петру Алексеевичу Бахрушину.[i][b]На задворках Истории[/b][/i]– В середине 1990-х годов московских потомков Бахрушиных собрали в Театральном музее, где рассказали о склепе и показали архивные свидетельства предков, – рассказывает Крикунов, работающий теперь доцентом на кафедре клинической функциональной диагностики – одной из базовых кафедр упомянутого вуза в 33-й горбольнице. – Тогда-то я и понял, что ежедневно прохожу практически по костям прапрапрадеда. А вскоре к нам в больницу нагрянула руководившая тогда рукописным отделом Театрального музея Инесса Преображенская вместе с четырьмя бородатыми мужиками «из биолаборатории МГУ», как они сами представились. Мы максимально близко спустились к месту, где мог находиться склеп. Там, в подземелье, валялись старинные полусгнившие медицинские карты.Мужики достали рамки, долго ходили взад-вперед и выдали: «Под нами – шесть деревянных гробов и один недеревянный».Крикунов с Преображенской переглянулись. Вместе с братьями и их женами до революции в склеп успели положить еще одного Бахрушина – Владимира Александровича, скончавшегося шестью годами раньше отца. Но об этом захоронении знало считаное число людей.Не пора ли вернуть бахрушинской больнице историческое имя? Не пора ли поставить возле скрытой цементной толщей усыпальницы хотя бы скромный памятный знак?Эти вопросы в юбилейный для лечебницы год мы адресовали [b]главврачу 33-й больницы Сергею КОЛОБОВУ[/b]. Увы: больше месяца под самыми разными предлогами Сергей Владимирович уходил от ответа.– К сожалению, для меня это не новость, – говорит Крикунов.– Когда к нему на прием пришли потомки Бахрушиных, он даже и слышать не захотел о переименовании: «Знаете, в какие великие тыщи это выльется? И потом, Бахрушины построили тут всего четыре корпуса, а советская власть – больше десятка».Впрочем, нельзя сказать, что имя Бахрушиных тут совсем уж предано забвению. Войдя в Дом призрения неизлечимо больных, ныне занятый хирургическим отделением, можно увидеть скромную мемориальную доску. Заляпанная грязью, она стыдливо прячется за ремонтными козлами. Разобрать буквы на ней можно с огромным трудом, но даже это могут сделать только поднимающиеся в операционные по лестнице врачи да медсестры. Создается впечатление, что больничная администрация специально замалчивает свою историю! Нечего и говорить, что до восстановления церкви дело тут тоже не дошло.Более того, в последнее время медицинские чиновники ставят под сомнение существование самого склепа: будто бы еще в советское время прах Бахрушиных был перезахоронен! «Это полная ерунда, – считает [b]кандидат исторических наук Наталия ФИЛАТКИНА[/b], много лет отдавшая исследованиям бахрушинского наследия. – Ни единого документа о перезахоронении никто никогда не предъявлял».– Периодически в нашем семейном кругу возникает вопрос о возможных поисках и вскрытии склепа, – произносит на прощание доктор Крикунов. – Но, видя такое отношение к памяти предков, мы воздерживаемся от этого шага. Уж лучше пусть покоятся под спудом…[i][b]От Ильича до Вольфовича[/b][/i]Больница на Стромынке была отнюдь не единственным богоугодным заведением, строительство которого полностью финансировали Бахрушины.История благотворительности бахрушинского семейства в Москве – многие десятки адресов, венцом же этой деятельности стал бесплатный детский приют для православных бедных и сирот «в Сокольничьей роще». В 1895 году промышленники выделили на его строительство 150 тысяч рублей, позднее по семейной традиции 450 тысяч положили в банк, чтобы на проценты от вклада финансировалась работа учреждения. Шесть лет спустя за линией Ярославской железной дороги по проекту архитектора Лебедева вырос городок из 5 отдельных флигелей на 20-25 мальчиков каждый.Рядом появилось большое двухэтажное административное здание, где разместились контора, лазарет и квартиры служащих.Весь комплекс группировался вокруг церкви Живоначальной Троицы. По Уставу воспитанники, поступавшие в приют 4–6 лет от роду, по достижении школьного возраста должны были получить начальное образование, а затем выпускникам предстояло обучение ремеслам. На дальнейшее развитие приюта по духовному завещанию Александра Алексеевича Бахрушина, скончавшегося в 1916 году, было выделено еще 400 тыс. руб.Таким образом, на создание одного социального учреждения Бахрушины потратили более миллиона дореволюционных рублей – сумма, невероятная для городского бюджета тех лет, не говоря уж об отдельных спонсорских проектах.Принципиальным делом для жертвователей была передача заведения в полную городскую собственность, причем с сохранением социальной направленности на веки вечные. Принципиальным настолько, что Бахрушины даже добились на этот счет особой царской резолюции.После революции приют имени Петра, Александра и Василия Бахрушиных закрыли не сразу. Какое-то время там размещался детский дом. Именно сюда, в Сокольническую рощу, на новогоднюю елку с подарками к детям однажды нагрянул Ленин. Перед Великой Отечественной войной здесь находился детский приют Коминтерна, где содержались в том числе дети-иммигранты из павшей республиканской Испании.Последних сирот отсюда убрали в 1946 году, и по адресу 1й Рижский переулок, 2, разместилось Государственное издательство иностранной литературы, позднее преобразованное в издательство «Мир». Это издательство, являющееся федеральным государственным предприятием, занимает архитектурный комплекс бахрушинского приюта и поныне. Впрочем, «занимает» – громко сказано: обанкротившееся издательство, на котором с прошлого лета судебным определением введена процедура внешнего управления, довело приют до ручки. В историческом каретном сарае обосновался автосервис. Один из четырех уцелевших «семейных» жилых домиков, не единожды в последние годы горевший, по щиколотку завален мусором. Три других занимают арендаторы: таможенный экспедитор, заплеванный продмаг и занюханные офисы каких-то фирмочек. Бывший административный корпус глядит на мир подслеповатыми, треснутыми оконными стеклами: несколько лет он стоит позабыт-позаброшен. И только в ремесленном корпусе располагается администрация внешнего управляющего «Мира», да в храме Живоначальной Троицы, что восемь лет назад передан Церкви, идут службы.Храм восстанавливается тяжело и трудно. В советские годы ему, как и всем приютским зданиям, не поздоровилось. При строительстве соседнего жилого дома высокая колокольня мешала поворачиваться башенному крану, поэтому верхние ярусы звонницы недолго думая снесли. От храмового интерьера в годы, когда здесь хозяйничало издательство, тоже остались рожки да ножки: весь церковный объем людоедски перегородили вдоль капитальным перекрытием, после чего на первом этаже разместился кинозал издательства, на втором – клетушки-кабинетики клерков…Захлебываясь в мусоре, храмовые работники потихоньку расчищают завалы. Строится новая колокольня, восстанавливаются уникальные росписи, и в центральной апсиде уже открылся уникальный лик Спаса Эммануила – как уверяют знатоки, работы если не самого Васнецова, то мастеров его школы. Но вокруг, увы, по-прежнему мерзость запустения.– Бриллиант обязательно носят в приличествующей оправе, и дом Божий не может существовать в окружении помойки, – настоятель храма иерей Сергий Чуев тщательно подбирает формулировки, не желая показаться жалобщиком. – Когда мы сюда въехали, в заброшенных домиках ночевали бомжи, а на территории какие-то смуглые граждане варили наркотики… Мы хотели бы в полном соответствии с заветами Бахрушиных открыть тут Реабилитационный центр для брошенных детей. Лучшего применения комплексу все равно не найти, а через железнодорожные пути можно было бы перебросить пешеходный мостик в Сокольники – идеальную рекреационную зону. Осознавая это, Патриарх Алексий II благословил нас на борьбу за все домовладение. К сожалению, остальные здания находятся в федеральной собственности, и до верхов нам не достучаться. А депутаты Госдумы, к которым мы неоднократно обращались, могут лишь отвечать отписками.На прощание отец Сергий предложил (отчего-то шепотом):– Хотите, покажу местную достопримечательность? Вот за этой самой дверью заседал Жириновский, когда был секретарем парткома издательства «Мир». Хоть сам он и уверяет, что никогда не состоял в КПСС…[i][b]Долг размером с квартиру[/b][/i]А как в самом «Мире» относятся к идее вернуть бывшим приютским зданиям первоначальный профиль, тем более что не сегодня-завтра имущество издательства могут распродать? Это я решил выяснить в аппарате внешнего управляющего. И первое, что здесь услышал – имя Жириновского. Оказывается, тут он тоже сидел, когда юрисконсультом служил…Похоже, дух неуемного вождя российских либеральных демократов прописался здесь всерьез и надолго. Во всяком случае, возможность передачи зданий детскому социальному учреждению в аппарате внешего управляющего отмели решительно:– Мы считаем, что восстановить платежеспособность и бренд всемирно известного издательства «Мир» вполне реально, – сказал старший юрист Анатолий Кадышев. – Самые действенные способы для достижения этой цели – сдача помещений в аренду в сочетании с профильной деятельностью. Это прозвучало в судебном заседании, и судьи согласились с разумностью такого подхода. Сразу же после того на нас начались наезды: штрафуют за грязные фасады и мусор на территории, за сухостой и пожароопасность...Согласен, разбитые окна в здании напротив нас не красят. Но многочисленные контролеры почему-то забывают, что именно мы запустили остановленную котельную, восстановили размороженную систему отопления, отремонтировали водоснабжение... До нас рента черным налом уходила налево, а мы заключили нормальные арендные договора.Но главное: на кону 8 тыс. кв. м, и кому-то не терпится заменить внешнее управление конкурсным, а потом пустить помещения с молотка.Звучало убедительно. Но несколько недель назад столичное правительство своим распоряжением признало Сиротский приют им. Бахрушиных объектом культурного наследия регионального значения. Не очень понятно, как памятник – да такой большой, отнюдь не иголку в стоге сена – можно «пустить с молотка»? Все попытки прояснить эту коллизию успехом не увенчались. Более того, в администрации внешнего управляющего упорно отказывались поверить, что занимают помещения памятника истории и культуры! Не убедила их в этом и недавняя проверка Росохранкультуры…– Ну а если бы нашелся богатый спонсор, готовый при условии выкупа части помещений под детский приют заключить с вами договор и рассчитаться с кредиторами? Пошли бы вы на это?– Конечно! Тем более долг не такой большой – миллионов восемь. Правда, еще примерно половина этой суммы набежала в качестве процентов...– Долларов? – поинтересовался я, опасаясь, что услышу в ответ «нет, евро».– Да что вы, каких долларов! Рублей!Честное слово, я чуть не упал со стула.[i][b]Вместо послесловия[/b][/i]Державный патриотизм нынче в моде. По поводу и без рассуждают о евразийском выборе, о великой ответственности перед потомками и о преемственности нынешней российской государственности. Цену этой болтовне хорошо понимаешь, когда видишь, во что превратились бахрушинские пожертвования и как мы относимся к наследству великих филантропов сегодня. Когда-то Бахрушины не поскупились отдать свыше миллиона рублей (по нынешнему курсу это многие десятки миллионов долларов) на строительство и содержание детского приюта. Нынче в государстве, где беспризорников на душу населения никак не меньше, олигархи предпочитают инвестировать капиталы в яйца-безделушки да в футбольные игрушки. И не находится ни единого доброхота, готового выложить стоимость хорошей трехкомнатной квартиры в центре Москвы, чтобы испоганенные безвременьем приютские сооружения в Сокольниках обрели настоящего хозяина.Павел Витальевич, не беспокойте дух прапрапрадеда. Пусть он мирно покоится с родными в замурованном церковном склепе на Стромынке. Вряд ли ему суждены спокойные сны, узри он, что мы сотворили с делом его жизни.[b]КОГДА ВЕРСТАЛСЯ НОМЕР[/b]Мы все-таки дождались официального ответа на наше обращение. Но не от главврача 33-й больницы, а от его шефа – [b]руководителя Департамента здравоохранения города Андрея СЕЛЬЦОВСКОГО[/b]. [i]«Алексей Александрович Остроумов, русский ученый-клицинист, создатель крупной медицинской школы, внес значительный вклад в формирование отечественной медицины, – пишет нам Андрей Петрович. – С учетом изложенного, принимая во внимание отсутствие исторических и нормативных документов для восстановления исторического названия указанного медицинского учреждения, Департамент здравоохранения считает, что переименование ГКБ № 33 в Бахрушинскую больницу нецелесообразно».[/i]Но разве Бахрушины не достойны хоть символического памятного знака, тем более, что они до сих пор спят вечным сном под больничным корпусом?[b]ЗВОНОК В МОСКОВСКУЮ ГОРОДСКУЮ ДУМУ[/b][i]– Я бы на месте главного врача не стал с ходу отметать возможность переименования учреждения, тем более деньги, если это все-таки произойдет, будет выделять не лично он, а город, – считает [b]председатель Мосгордумы Владимир ПЛАТОНОВ[/b]. – Во всяком случае, мы уже создали рабочую группу, которая должна составить список явно назревших переименований городских объектов и прикинуть, во сколько эти переименования обойдутся. Вопрос по каждому адресу из этого списка будет решаться отдельно, но Бахрушинскую больницу мы туда включить намерены.[/i][b]СПРАВКА «ВМ»[i]Братья БАХРУШИНЫ[/b]: Петр (1819–1894), Александр (1823–1916) и Василий (1832–1906) – сыновья зарайского купца Алексея Федоровича Бахрушина, чей род происходил из касимовских татар. В 1821 г. А. Ф. Бахрушин с семьей переехал в Москву, где в слободе Кожевники открыл перчаточную фабрику. После больших казенных заказов в связи с Крымской войной производство у сыновей Алексея Бахрушина наладилось, и в 1875 г. они создали одну из крупнейших фирм Москвы – Товарищество кожевенной и суконной мануфактур Алексея Бахрушина сыновей. В общей сложности семейство Бахрушиных пожертвовало Москве почти 4 млн. руб.[/i]