Я не крутой – я еще хуже

Мы помним его по ролям в фильмах и сериалах «Антикиллер», «Благословите женщину», «Московская сага», «Маросейка-12, «Му-Му», «Охота на изюбра», «Гибель империи»…А совсем недавно, нарушив свой привычный имидж «верного слуги Отечества», [b]Александр БАЛУЕВ [/b]сыграл в лирической драме Аллы Суриковой «Вы не оставите меня» интеллигентного театрального художника, влюбленного в свою жену – молодую яркую актрису.Мы и встретились с Александром Балуевым на съемочной площадке. И разговорились почему-то… о любви.[i][b]Маша и «зеркала»[/i]– Итак – в чем для вас пресловутые «странности любви»? Что это чувство делает с человеком?[/b]– И в жизни, и в искусстве существуют, по-моему, только две темы: у человека есть любовь или же ее нет. Больше тем не существует. Вообще. И с этой точки зрения я бы рассматривал любую проблему. Любой вопрос, любую ситуацию.Отсутствие любви приводит к очень плачевным результатам во всех областях. А ее присутствие – наоборот, спасает.[b]– Вы как-то рассказывали, что именно это чувство спасло вас от некоторых пороков. Например, одно время вы крепко дружили с водочкой.[/b]– Было, причем в очень серьезной степени. И совсем недавно – всего несколько лет назад. Моя жена Маша спасла меня. Ведь очень трудно увидеть себя со стороны. Человек всегда себя оправдывает. А вот тот, кого ты любишь, кому ты доверяешь… От него-то ты и можешь услышать горькую правду. И за это я очень благодарен Маше – за такие «зеркала».[b]– Что же она такое вам сказала, что вы сразу решили: все! Больше – никогда![/b]– Если бы это было так! Все это довольно непростые процессы, которые много и времени отнимают, и сил у обоих любящих людей. И рецепты выхода из этой истории у всех разные. У меня ведь много друзей, которые всячески борются с этой очень большой бедой. Это ведь только кажется, что водка – «хи-хи» да «ха-ха». Наша страна очень сильно пьет. Это надо останавливать. Как – не знаю.[b]– Маша отвечает вашему женскому идеалу?[/b]– А что это такое? Что, есть идеальные женщины?[b]– Скажем, вам бы хотелось, чтобы она была в чем-то похожа на вашу маму?[/b]– В целом – пожалуй, нет. А в каких-то проявлениях – конечно. Каждый из семьи ведь что-то дорогое уносит. Впрочем, Маша на мою маму, пожалуй, действительно отдаленно похожа. Может быть, своей терпимостью. А иногда наоборот – нетерпимостью! Очень трудно сформулировать – это ведь из области очень тонких ощущений.[b]– А в хозяйстве? Она так же, например, жарит картошку?[/b]– Моя мама, кстати, всегда очень плохо готовила.[b]– Какое ваше любимое блюдо в исполнении Маши?[/b]– Что-то польское – типа нашей солянки. Такая тушеная капуста – с колбасками всякими. Бигас называется. Очень вкусно у нее получается![i][b]Не ревную никогда и ни к кому[/i]– Какое качество характера вам в Маше особенно нравится? Может, молчаливость?[/b]– Нет, отнюдь. При этом она очень умный человек.[b]– То есть самое эротичное в женщине – это ум?[/b]– Я это сказал? Хотя, пожалуй, согласен.[b]– Насколько я знаю, Маша – журналист? Она… оставила свою работу навсегда?[/b]– Надеюсь, что да ([i]с явным оживлением[/i]).[b]– Вам это нравится – что жена дома сидит и ждет вас?[/b]– Знаете, она ездит. А если появится внутренняя необходимость – пусть станет, скажем, писательницей. Тем более что у нас с появлением Маши-маленькой появилась помощница по ведению хозяйства.[b]– А вы ревнивый и требовательный муж? Любите, чтобы все было по-вашему?[/b]– Нет, я вообще не ревную, никогда и ни к кому. И не требовательный – это ерунда.[b]– И не конфликтный, не вспыльчивый?[/b]– Нет, иногда я вспыльчивый. Ну и конфликтный – но не потому, что ревную.[b]– А кто гасит конфликты – Маша или вы?[/b]– По-разному – это зависит от ситуации. Я стараюсь совладать с собой, со своим темпераментом. Не всегда это получается.[b]– Слышала, вам удалось отбить свою жену у ее первого мужа.[/b]– Это было ее решение. Я ничего ровным счетом не предпринимал. Просто наша встреча, очевидно, была назначена судьбой. Вот и все. Прошли годы, пока мы поженились. Вернее, обычный брак, принятый в любом государстве, нам вообще не был нужен – мы и так жили прекрасно.Я Машиных детей от первого брака, разумеется, не усыновлял, потому что у них есть родной отец и он от них не отказывался. Мы поженились, когда появилась Маша-маленькая, наша дочка: потому что у ребенка должны быть мама, папа и все, что полагается. А с другой стороны, у жены есть гражданство Польши, и официальный брак облегчает наши передвижения, общение с чиновниками.[b]– Маша знакома со своими польскими братом и сестрой?[/b]– Конечно, и у них замечательные отношения. Брат просто счастлив от того, что у него и вторая Маша появилась – да и сестра тоже.[i][b]Елки-палки, сад густой[/i]– Маше-маленькой уже скоро четыре – получается ее воспитывать?[/b]– Стараюсь.[b]– Какие качества хотелось бы в ней воспитать?[/b]– Никаких! А хотелось бы, чтобы она по возможности развила в себе то, что в ней есть. Я уверен: в маленьких людях заложено гораздо больше, чем нам кажется. И если мы думаем, что должны обязательно им что-то навязать, «привить» – любовь к родине или какую-то еще любовь, то ошибаемся. Все это чушь! Дочка любит тот дом, где сейчас мама с папой. Вот это и надо развивать – а не убивать.[b]– Александр, есть такая расхожая фраза: ребенок должен расти в любви…[/b]– Очень точная фраза.[b]– В честь кого вы назвали Машу-маленькую?[/b]– Моя бабушка была Мария Александровна. Но назвали не прямо в ее честь – просто нужно было имя, которое бы соответствовало и польскому, и русскому. И к тому же мне просто нравится это имя.[b]– А какая была бабушка?[/b]– Я очень любил ее. Она была учительницей в гимназии в Самаре, которую сама и окончила. Долгое время просто давала уроки – поскольку, когда убили деда, она должна была зарабатывать. Потом работала прачкой…Она была очень красивая женщина. Даже когда умирала, не потеряла своей красоты. Мы с ней много общались, до ее последних дней были очень близки. Когда она умерла, я уже оканчивал институт.[b]– Она была женой вашего деда, которого репрессировали при Сталине?[/b]– Да. И дед, кстати, у меня был красивый. В них была некая породистость. И утонченность. Не дворяне, а просто «хорошо сделанные» люди. А бабушка еще умела очень хорошо печь беляши – поволжские, татарские. Беляши делают многие, я разные пробовал, но они все не такие вкусные.[b]– Вы живете с семьей в загородном доме – слышала, что вы решили там ничего не сажать, все оставить, как было в природе: лес, траву…[/b]– Здрасьте! Елки зеленые я сажал, кусты по забору. Ну и деревья тоже – все посажено! Там ведь была поляна, на которой вообще ничего не росло! Я подумал: может, там со временем вырастет лес? Но до этого еще надо дожить… Вот и жена тоже сделала всякие клумбы – получилось довольно красиво.[b]– Так что, можно сказать, идея леса плавно переросла в вишневый сад?[/b]– Да, кстати, есть немножко и вишневого сада. В общем, всего понемножку – такой коллаж.[b][i]Я спас Муму от смерти[/i]– Вы часто играете начальников, руководителей…[/b]– …партии и правительства.[b]– Вот именно. А в жизни вы такой же крутой?[/b]– Нет – совсем другой. Еще хуже! Я никогда никем не руковожу – не люблю. В принципе лишен каких бы то ни было властных порывов– не люблю стоять над кем-либо или над чем-либо.[b]– Как же входите в образ?[/b]– Вообще актеру всегда интереснее играть то, что в нем самом отсутствует. А что есть – это и играть не стоит: оно и так существует в тебе, ты просто облачаешь это в ту или иную форму. А вот когда этого нет – а ты путем каких-то своих наблюдений или фантазий это все реализуешь, – тогда интересно. Это вообще мой принцип.[b]– Какая из ролей наиболее отвечает этому принципу?[/b]– «Муму». Герасим. Эта роль была для меня именно непредсказуемой – и потому, что это произведение вообще стали снимать в наше время, и сам факт, что меня пригласили на роль Герасима. Все это было для меня совершенно непонятно![b]– А во время съемок были какие-то экстремальные моменты?[/b]– За кадром – когда мне пришлось на самом деле спасать собачку: она вдруг прыгнула в темную воду подмосковной речки. А время было уже холодное, октябрь. Я ее вытащил из реки. Было очень холодно! Я плаваю, в принципе, неплохо, но в ледяной воде никто не поплывет – все как топор. Но я выплыл. Просто жить захотелось![b]– А почему собака вдруг в воде оказалась?[/b]– Она устала. Маленький был щенок – а его мучали: то водой обливали, то заставляли снова и снова лезть в холодную «бездну»…[i][b]Не умею жить по приказу[/i]– За что репрессировали вашего деда?[/b]– Как и всех тогда, фактически ни за что – по приговору «тройки» обвинили в шпионаже. Его расстреляли в начале 40-х. Он и тайн-то никаких не знал, работал государственным чиновником в Самаре. Мама в свое время долго доискивалась до истины, – потом он был полностью оправдан.[b]– Ваш отец хотел, чтобы вы продолжили династию – тоже стали военным?[/b]– Нет. Он не собирался мне ничего навязывать в жизни – я сам не хотел становиться военным. Хотя он одно время даже пугал меня перспективой – грозился отдать в Суворовское училище.[b]– Испугал?[/b]– В общем, да – это на меня действительно подействовало: я как-то подтянулся, и он не стал настаивать. Хотя сам отец любил военное дело, это была его жизнь.[b]– А вы?[/b]– В детстве я больше всего на свете не любил игру «Зарница». Ненавидел ее всеми фибрами души. Синие погоны, красные погоны, что-то там с кого-то срывать… Ни-ког-да это мне не нравилось! И даже во дворе не любил игру в войнушку. И до сих пор не люблю смотреть, как мальчишки играют.[b]– Что сказал отец, когда увидел вас в «Московской саге» в роли Никиты Градова?[/b]– Мне показалось, что ему это приятно наблюдать. И то, как я играю, и что играю – то есть собственно жизнь военных.[b]– Как вы «подходили» к этой роли?[/b]– Когда понимаешь, что есть возможность каким-то образом соотнести себя с тем временем, в котором не жил, с истоками страны… Это всегда и интересно, и непросто. Автор романа Василий Аксенов дал мне повод отнестись ко всему лично. При этом я был во многом согласен с Градовым – и в образе мыслей, и в поступках. Но играть эту роль было тяжело – ведь это военный человек. А мне трудно понять этих людей, которые добровольно подчиняются. Живут «по приказу». Вот я лично так не могу. Но значит, ими что-то движет.Долг? Любовь к родине? Они видят свое существование в передвижениях армии, каких-то солдатиков. Это их работа – но она связана с кровью… Друзья мои, мы многое забываем. Мы часто ставим памятники великим полководцам, а они ведь зачинщики стихийных бедствий. Кому мы ставим памятники? Людям, которые организовали массовые уничтожения других людей? Можно, конечно, – и, наверное, следует преклоняться перед гением военачальника. Но мне, сугубо гражданскому человеку, трудно понять это преклонение. Я считаю, война – это, прежде всего, беда, которая нас постигает.[b]– То есть вы гуманист?[/b]– Пацифист, так скажем. Я ведь говорю о войне вообще – а не о частной Великой Отечественной или войне 12-го года. Я говорю о войне как о понятии – неважно, где она происходит, по каким причинам. Война сама как способ решения конфликтов и проблем для меня неприемлема![b]– И все же – если враг напал…[/b]– Буду защищать своих детей. Не родину – а детей, жену. Это и есть родина – а не « две березки», про которые мне рассказали какие-то специально обученные, сентиментальные люди, чтобы вызвать у меня потоки слез.[i][b]Голливуд: картинка из окна[/i]– Вы работали со многими известными режиссерами, актерами. Какие встречи особенно запомнились?[/b]– В кино – Александр Кайдановский. Хотя бы потому, что свою первую большую роль я сыграл в его картине «Жена керосинщика». Считаю его своим «крестным отцом» в кино и буду помнить его всю жизнь. А что касается сцены – я очень благодарен Театру Советской, ныне Российской армии, за то, что я попал туда, и в результате встретился с очень хорошими актерами.[b]– А как же Голливуд? Туда, по-моему, вас сам Спилберг пригласил? И вы сыграли там в двух картинах подряд довольно серьезные роли.[/b]– Ничего такого «жизненно важного» не было в этих встречах с коллегами из-за океана. Там ничего особенного не происходит – в области технологий, в затратах труда, энергии, сил. Все то же самое! И никаких таких особенных открытий или откровений для меня там не было. Все то же самое – только поставлено на более четкую основу более организованными людьми.[b]– То есть… вы увидели «кинофабрику»?[/b]– Конечно. И ничего больше.[b]– И вернулись в «немытую Россию»?[/b]– Ну, зачем же так? Во-первых, я люблю Россию. А во-вторых, мне здесь интереснее работать. Я здесь общаюсь – не на том скудном голливудском языке, а со всем тем багажом, что я здесь нажил, со всей полнотой своих нынешних желаний и возможностей. Мне здесь никто не «укажет место». Я не чувствую себя здесь вне роли невостребованным и ненужным. Так что мне и без Голливуда хорошо.[b]– То есть вы там ощущали себя немножко не в своей тарелке?[/b]– Конечно, не в своей. Но не только из-за языка или обстановки. Просто я там мало что понимал, как говорится, «по жизни». Это все было не мое, не близкое. Не было даже привычных районов в городе… того, что связывало бы меня с какими-то местами… А была – просто картинка. Из окна автомобиля. Вот она и осталась – картинка из окна автомобиля.[b]– Вас ведь приглашали остаться?[/b]– Да, меня звали еще там поработать. И это было довольно выгодно в финансовом отношении. Но я не ставлю свою работу превыше того главного, чем я живу. Не могу променять свою жизнь на работу. Я не больной человек. И вообще-то я работать не очень люблю.[b]– Неужели?[/b]– Я работаю потому, что это, во-первых, одна из форм самореализации. Но подменять эти понятия – жизнь и работа – я не собираюсь. Есть люди, которые бросают здесь все и несутся за рубеж, чтобы там работать как-то совсем по-иному. Но я не настолько трудоголик.