Шутовские истории на балетной сцене: москвичей пригласили на спектакли

Мировые премьеры балетов «Шут» (1921) Сергея Прокофьева и «Свадебка» (1923) Игоря Стравинского состоялись почти одновременно сто лет назад в Париже в рамках дягилевских «Русских сезонов».

Выполняя заказ Дягилева на создание «балета на русскую тему», Прокофьев изначально определил «Шута» как  бойкое веселье русского балаганного зрелища. Премьерные спектакли прошли с успехом,  но то был успех композитора Прокофьева. Критики называли Шута «русским Тилем», изобретательным озорником, смеющимся над глупостью окружающих, но при этом отмечали, что хореография спектакля явно не дотягивает до уровня музыки.

По этой причине балет появляется на сценах европейских театров крайне редко. Запутанное либретто с шутами — убийцами своих жен безнадежно устаревало, а новое не вытанцовывалось — не находилось интересной хореографической идеи. До недавних пор.

Идею своего балета Кирилл Симонов услышал в ярко театральной музыке Прокофьева, подсказавшей хореографию сценического действа, увидел в традиционном ярмарочном балагане с его розыгрышами, переодеваниями,  азартом двусмысленных ситуаций. Получилось скоморошье представление в стиле «современной шутовщины», в которую легко вписались и сказочная Коза, и сатира на модные дефиле Дольче и Габбана и Версаче, использовавших русские мотивы в своих коллекциях, и веселая интрижка Шута и его жены в блестящем исполнении Павла и Марины Окуневых.

На этот раз музыка (дирижер Алевтина Иоффе), хореография (Кирилл Симонов) и сценография (художники Екатерина Злая и Александр Барменков) шли в ногу с Сергеем Прокофьевым и со временем.

Балет открывает хореографическая сцена — своеобразный эпилог трагической судьбы Нижинского на чужбине, где он познал все / Фото: пресс-служба Детского музыкального театра имени Наталии Сац

Вторым спектаклем Вечера балета была «Свадебка» Игоря Стравинского, которую впервые поставила Бронислава Нижинская. Тогда все в этом балете было вновь. Стравинский первым из композиторов не только услышал стихию полигармонии и полиритмии русской народной музыки, но и перенес ее на сцену, а Нижинская первой «возвела кордебалет на высшую артистическую ступень».

Звуковая игра ритмичной музыки «Свадебки» вдохновляла и продолжает вдохновлять на игру сценическую хореографов. Свою пластическую интерпретацию мощно пульсирующей музыки Игоря Стравинского продемонстрировали Морис Бежар, Джером Роббинс, Леонид Мясин, Иржи Килиан, Анжелен Прельжокаж… 

Вот и Патрик де Бана не устоял перед искушением удивить почтенную публику своей «Свадебкой». Не пересекавшиеся в жизни сюжетные линии волею фантазии хореографа и шутовского колпака Петрушки пересеклись на сцене, чтобы с помощью «Свадебки» передать боль и страдания великого танцовщика Вацлава Нижинского.

Пластический язык спектакля — это синтез различных хореографических направлений, замешанный на чувственной страсти и экспрессии / Фото: пресс-служба Детского музыкального театра имени Наталии Сац

Балет открывает хореографическая сцена — своеобразный эпилог трагической судьбы Нижинского на чужбине, где он познал все: триумф побед, тяжесть подневольного труда, горечь разочарований и… уход в мир «живых трупов».

«Характер — это судьба!» — утверждала Майя Плисецкая. Судьба Нижинского в силу его характера всегда была в чьих-то руках: сначала Сергея Дягилева, потом жены Ромолы, которая была решительной женщиной и прекрасно понимала, что ни о какой любви Вацлава нет и речи, что для Нижинского брак — это побег на волю, но надеялась справиться со всеми трудностями во имя заманчивого звания «жены гения». Не получилось.

Патрик де Бана, для которого Нижинский всегда был и остается кумиром, художник, у которого музыка в крови, услышал в «Свадебке» многие интонации жизненного пути Вацлава и понял, что именно его свадьба с Ромолой и разрыв с прежней жизнью стали началом пути в никуда. «Русские хореографические  сцены с пением и музыкой» Игоря Стравинского  стали галлюцинациями и короткими просветлениями измученной души запертого в палате психиатрической клиники  Нижинского (Николай Тихонов). Его боль и страдания — это своеобразная плата за попытку противостоять судьбе на пути от марионеточного Петрушки до «свободного художника».

Вдохновение Патрик де Бана, по его собственному признанию, черпал в дневниках Нижинского «Разговоры с Богом». Именно они натолкнули хореографа на мысль об абсурдистской балетной «свадебке» гения танца, «клоуна Божьего» —  «с Дягилевым, с Карсавиной, с Павловой, с «Русскими сезонами», с Россией, с собственной женой, с небесами, с жизнью». Метафора странная, но чего не привидится душевнобольному человеку.

Идею своего балета Кирилл Симонов услышал в ярко театральной музыке Прокофьева / Фото: пресс-служба Детского музыкального театра имени Наталии Сац

Хореограф смело соединяет пластические метафоры душевной неволи героя с обыденными состояниями персонажей в массовых сценах. Так что пластический язык спектакля — это синтез различных хореографических направлений, замешанный на чувственной страсти и экспрессии, заряженный музыкой кудесника Стравинского и энергией «нашего безумного, безумного мира».  

Получился ли задуманный Патриком де Бана «спектакль о сильных эмоциях, таких неистовых, как ветер в Сибири, который сбивает тебя с ног», судить зрителям.

Когда-то «Шута» и «Свадебку» объединял «русский стиль» в музыке и хореографии, который великий антрепренер Сергей Дягилев культивировал в своем балетном театре, справедливо считая национальную самобытность спектаклей главным, что привлекает и удерживает интерес западного зрителя. «Пишите такую музыку, — требовал он от Прокофьева, заказывая «Шута», — чтобы она была русской. А то у вас там в вашем гнилом Петербурге разучились сочинять по-русски». Теперь эти балеты объединяет только история их создания и шутовской колпак персонажей. («Я нисхожу к вам, как и прежде,  в святом обличии шута. Мне закон ваш — не указка. Смех мой — правда без границ…»).  

Читайте также: Фестиваль джаза, картины Мунка и танцы: чем обрадует москвичей начало июня