Игра в жмурики

[i][b]Сергей Чонишвили [/b]— артист театра «Ленком», неотразимый князь Владимир Шадурский из сериала «Петербургские тайны», лауреат театральной премии «Чайка» за роль Ноздрева в спектакле Марка Захарова «Мистификация». Его голосом говорят MTV-шные придурки Бивис и Батхед, а также бесконечные герои телевизионной рекламы, хотя актер виртуозно меняет до неузнаваемости свой бархатный баритон.Сергей живет в стремительном движении между театром и студиями звукозаписи, почти не спит и в редкие минуты покоя ухитряется сочинять стихи и прозу, которые грозится в скором времени опубликовать.[/i] [b]Я играл в шахматы, а все — в шашки — Сколько лет ты был в «Ленкоме» в простое, прежде чем, как из рога изобилия, посыпались новые роли — Де Грие в «Варваре и Еретике», Ноздрев в «Мистификации»?[/b] — Не считая еще ухода в армию, который сильно ударил по мозгам в карьерном (но не в человеческом) плане, я просидел невостребованным семь лет. Целая жизнь. Еще в 1993 году мог бы уйти из профессии, если бы не состоялся театральный проект режиссера Андрея Житинкина «Игра в жмурики» по пьесе Михаила Волохова, написанной на мате. Подался бы из актеров в журналисты. Бег в массовке без перспектив на получение роли, никакой надежды на кинематограф, потому что ты не в «тусовке»… Сыграв в «Жмуриках», я просто заявил о своих профессиональных возможностях. Теперь дождался первой премьеры со словами, потому что в «Королевских играх» мой заикающийся герой произносит 13 междометий. Ноздрев — не главная роль, просто крупный эпизод, но МОЙ, с самого начала. Раньше я играл только вводы.[b]— Ты имеешь в виду «Жестокие игры» и «Мудреца»? [/b]— Я дважды вошел в одну речку. На «Мудреца» я очень много поставил, но выяснилось, что играл в шахматы, а все — в шашки. То есть я бежал марафон, не зная, что до конца дистанции добежать мне не дадут. С роли в «Мудреце» я был снят за двадцать дней до премьеры, после прогона, на котором понял, что знаю, как сыграть Глумова. Тогда я был неконкурентоспособен. Был никто! Нормальная театральная жизнь. Теперешний ажиотаж вокруг Ноздрева меня даже удивляет.[b]— Да просто роль классная.[/b]— После «Петербургских тайн» стало появляться дикое количество народу, говорившего, что давно хотели обо мне что-то написать, только не было «отмашки». Это, кстати, касается не лично меня, а всего нашего актерского поколения, которое еще более «потерянное», чем предыдущее. Мы попали в слом, когда просто не было работы. Но честно: я люблю свою жизнь и свою биографию.[b]Хотел спросить, но не вас — Изменилось ли после сериала качество твоей популярности?[/b] — По большому счету — нет. Зритель у сериала весьма специфический. Есть сеть «Сонет», а есть МТС. У каждой свой охват. Но и скептически относиться к «Петербургским тайнам» не могу. Роль Шадурского огромная и предоставляла обширное поле для эксперимента. Хотя главной задачей все же было не надоесть зрителю. Честно говоря, весь сериал я так и не видел. Посмотрел несколько ключевых сцен и понял, что в кардинально важных кусках достиг желаемого результата. Своей работой я ничего не хотел сказать. Я «хотел спросить, но не вас», как говорил Жванецкий. Подлец мой Шадурский? Да не подлец! Попытаться понять его и даже полюбить — вот чего я добивался.Мне кажется, «Петербургские тайны» — вообще гражданский подвиг. Три немолодых человека, режиссера, создали сериал за минимальные деньги так, что он не смотрится дешево. Продукция конкурентоспособная. Там, конечно, нет «Гамлета», но в пределах жанра все на уровне.[b]— Ты продолжаешь участвовать в театральных проектах «на стороне»? [/b]— Их было четыре: «Игра в жмурики», «Ночь трибад», «Псих» и «Старый квартал» ( два последних — в «Табакерке»). Это стимул. Мне интересно ставить над собой эксперименты. Я — никакой пианист. Но в «Психе» играю на фортепиано вживую. Эксперимент для себя. Условия с закипанием адреналина — для меня. При том, что занимаюсь я в первую очередь театром. Не хочу уходить в телевидение и в шоубизнес. От очень большого количества телепроектов отказался — знаю, там другой смысл жизни.[b]— Ты учился музыке? [/b]— Окончил музыкальную школу. Отпахал восемь лет. Но бросать было жалко — знал, как даются родителям деньги, вложенные в мое обучение.[b]Деньги пахнут — Твое участие в озвучивании рекламы — честный способ заработать на жизнь, не продавая вдохновение? [/b]— Это вопрос довольно болезненный. Первый момент: я согласен, что все покупается и все продается. Но одновременно считаю, что ничего не покупается и ничего не продается. В 1993 году я был не особенно крутым, но понимал, что за пять тысяч работать в стриптизклуб не пойду. Пойду за тридцать.(Эта сумма тогда решала все мои проблемы, включая квартирные.) А вот когда мне будут готовы платить тридцать, я запрошу на порядок выше. То есть действительно продается все и ничего. И второй момент: деньги пахнут. Собственным запахом, учуять который можешь только ты сам. Как только яначинаю чувствовать «запах денег», я отказываюсь от работы.[b]— Ты так принципиален?[/b] — Когда я заинтересован, деньги отступают на второй план. Нахожусь в некоем балансе: делаю то, что обязан (состоя в штате «Ленкома»), выполняю работу, позволяющую мне выживать (запись на ТВ), и позволяю себе делать то, что хочу.[b]— Актеров часто упрекают за участие в рекламе, тебя — никогда.[/b]— Стараюсь не сниматься «лицом». К тому же, не впадая в амбиции, я скромно столбил свои позиции на этом рынке. Сначала на радио, потом на телевидении. Без пафосного отношения к себе уверяю: я работаю быстрее и качественнее. К тому же без наглости в вопросах гонорара.[b]— А как насчет непристойных текстов Бивиса и Батхеда на MTV?[/b] — Не такие уж они непристойные — благодаря адаптированному переводу Маши Гавриловой. Но это интересно: «кина» не видел, текста не выучил — и пошло. Разные голоса, скрип двери, свист ветра.[b]— Как же выдерживается такой ритм между театром и съемками?[/b] — Наташ, скажу честно: я работаю нон-стоп. Когда мы репетировали «Варвара», с декабря по май у меня был стабильный четырехчасовой сон. Жестокий эксперимент над собой. Умею добирать, достаточно отключиться на пятнадцать минут. На «Королевских играх» я использовал паузу, во время которой на десять минут уходил в сон.Только полтора последних года не делаю этого. Во время наших гастролей в Штатах с «Юноной и Авось» в 1990 году мы работали ежедневно, по субботам и воскресеньям — два спектакля. Через неделю все стало легко — мы вышли на другой уровень. Организм сам помогает справляться с перегрузками и находит резервы для расширения возможностей, и не только профессиональных. Загруженность оберегает от дурацких мыслей. Они возникают, когда работы нет. Это наркотик. Если некогда вздохнуть, успеваешь больше.[b]Москва — это мой масштаб — А как твой квартирный вопрос?[/b] — Заработал денег, добавил к ним полученную от театра квартиру в Новогирееве, но на купленной в результате жилплощади пока не обитаю. Я слишком долго был бездомным. Эта квартира — некий фантом. Ремонт уже сделан, главная задача — не испортить ее мебелью и сохранить маленькое пространство свободным и функциональным. В конечном итоге, как бы ни складывалась жизнь, я знаю, что многие мечтали бы жить так, как я.[b]— Как ты приехал в Москву?[/b] — Мальчик из актерской семьи мечтал стать океанологом, считал своим кумиром Жака-Ива Кусто. Слом сознания произошел в пятом классе, и с тех пор, как его ни убеждали, что эта профессия несчастная, безденежная, он не отступал. Не помню даже, как в первый раз попал в театр, по-моему, я там жил. Приехал из Омска и был готов, что с первого раза не поступлю. Сегодня я испытываю некий комплекс полноценности, так как делаю то, что не осуществили мои родители, очень популярные в Омском драматическом театре актеры. Отца приглашали в Театр Моссовета, маму — в Станиславского и в Малый, Валеру, моего отчима, — в «Ленком». Но они не поехали.[b]— Ты совершенно не похож на грузина, несмотря на свою фамилию. Сколько в тебе намешано кровей? [/b]— Семь. Польская, русская, грузинская, чешская, немецкая, французская, шведская. Дед по отцовской линии (грузинской) был очень известным меньшевиком, профессиональным революционером. Он не эмигрировал в Турцию, а служил бухгалтером и ходил на работу с вещами, ожидая ареста.[b]— Итак, ты решил покорить Москву?[/b] — Я знал, что это мой город — мой ритм, мой масштаб. Я объездил почти весь Союз с родителями на гастролях и Москву знал. Окончил Щукинское училище в 1986 году. «Ленком» был моим счастливым лотерейным билетом. И не случись удара под дых в виде армии (я ушел через год после зачисления в труппу), биография развивалась бы достаточно интересно.Начиная свою театральную карьеру, я работал не только в «Юноне» и «Звезде и Смерти», но играл главную роль в «Жестоких играх». К счастью, не загремел в армию сразу после института. Спасибо, что остался жив. Недавно выяснилось, что вообще могли получить «жмурика» из-за проблем с позвоночником. Сейчас прыгаю без опасений только потому, что все окостенело.[b]Попытки стихосложения — И всегда держишь в уме запасной вариант с уходом в журналистику? [/b]— Еще в школе тянуло писать — рассказы, сценарии, стихи. Когда я прочел сборник рассказов Уильяма Тревора «За чертой», понял, что мои опыты — чистой воды графомания и дилетантизм. Он начал писать в 42 года, никогда не создавал крупных произведений и вошел в сокровищницу мирового рассказа.Потом я открыл «единомышленника» — Сашу Соколова с его «Школой для дураков». Он убил меня тем, что писал так, как я любил писать письма — без точек, запятых, одним-единственным предложением. И еще я поверил Фицджеральду, который говорил дочери: «Ты написала рассказ, он не нравится тебе, потому что вторичен.Но это ты его написала, поэтому он имеет право на существование».В полном профессиональном и человеческом вакууме, в котором я оказался в годы простоя, придумал почти математическую схему произведения. Так появилась повесть «Незначительные изменения» — просто поток сознания.Еще у меня есть три сборника стихов «Попытки стихосложения», «Медицинская карта» и «Стихи из мусорной корзины». Рассказы под общим названием «Маргинальные люди» и роман «Человек-поезд» в процессе написания. Идет медленно и тяжело. Надеюсь закончить года через полтора. Иногда публикую стихи в периодических изданиях. Не собираюсь делать литературу профессией. Но плохо себя чувствую, когда не пишу. Если я ничего не формулирую, жизнь словно проходит мимо.[b]— Почему с твоим отношением к поэзии и твоим замечательным голосом ты не готовишь поэтических программ в духе Козакова и Юрского?[/b] — Сейчас не время чтецов. Их аудитория весьма немногочисленна. Человечество сегодня живет не в элитарных ритмах поэзии, а в сетях Интернета. Публичность моей профессии заставляет меня ориентироваться на более массового зрителя.[b]О необходимости одиночества — Тебя часто можно увидеть в ресторане «ТРАМ» в «Ленкоме». Ты верен определенным «точкам»?[/b] — Когда здесь еще располагалось старое актерское кафе, я любил в первый год моей работы в театре съесть тут рано утром яичницу, сделать звонки, уйти часа на два в перерыве между балетным классом и спектаклем в читалку ВТО — поглощал дикое количество литературы. В Омске я не имел такой возможности для самообразования. В «ТРАМе» отчасти сохранилась энергетика того актерского кафе моей юности. Я консерватор по натуре, даже сижу на тех же насиженных стульях.[b]— Вокруг тебя, такого молодого-красивого-талантливого-известного, просто должны стаями виться женщины, жаждущие взять на себя заботы о тебе. И при этом ты одинокий волк?[/b] — Я не стремлюсь строить себе биографию с помощью выгодной женитьбы. Сначала вообще испытывал острый «комплекс москвичек». К тому же я очень нуждаюсь в одиночестве. Не подпускаю ближе допустимого. Принципиально для меня — приглашать женщину в собственный дом, а не в чужую квартиру. Брак — система здоровых компромиссов. Я против того, что жена должна заниматься домом, а мужчина — бегать на охоту. Неработающая женщина — бомба замедленного действия.Со мной нелегко: не каждая может физически выдержать тот ритм, в котором я существую. Возникавшие в жизни «сюжеты» заканчивались по-разному — трагически и не очень. Только вот с годами сердце черствеет.[b]Из стихов Сергея Чонишвили [/b][i]Реинкарнация чувств невозможна.Утеряна воля.Дрожь незаметная в пальцах.Скупая улыбка.Мозг засыпает.Не найдено нужное слово.Кубики льда захлебнулись в стакане с бурбоном.[b](22 июня 1999).Рембо читает Гумилева [/b]Мне приснился убогий пейзажик, Мутный блин из-за облачных штор.Неглубокий помойный овражек И заблеванный травкою двор.Догорал костерочек дебильный, Обнажаясь золой напоказ.И накрапывал дождик субтильный.Стыл под ветром заплаканный глаз.Я стоял с глупой рожей печальной На скользящем краю борозды, Так надеясь на чудо, случайной Ожидая паденья звезды.[b](28 ноября 1991)[/b] [/i]