Роман Попкович: Невиновных накажут, непричастных наградят

[i][b]Генерал-майор Попкович [/b]— председатель Комитета Госдумы по обороне. Где сегодня проходит основной ее рубеж? И есть ли он вообще? Например, в случае противостояния с чеченским терроризмом.Какой видится эта война (или как это все теперь называется?) на Северном Кавказе из кабинета здания на Охотном ряду? [/i][b]— Роман Семенович, боевые действия в Чечне официально именуются антитеррористической операцией. Этот термин соответствует тому, что там реально происходит? [/b]— Из-за отсутствия нормальных законов мы можем называть происходящее как угодно. Президент их не вносит, а Дума не очень настаивает... В первую очередь, это Закон о чрезвычайном положении. Ладно, что это еще внутри страны происходит, а, не дай бог, коснется серьезного внешнего конфликта... У нас нет закона о военном положении, в соответствии с которым должны действовать президент, Совет Федерации, Государственная дума и правительство.В основе же боевых операций, проводимых в Чечне, — уничтожение террористов. Поэтому я ничего не вижу крамольного в том, что это называется антитеррористической деятельностью. Это борьба не с населением Чечни, не за территорию, а с террористическими бандами. Вернее — с целой террористической армией, очень мощной и сильной. С ней могут справиться только регулярные вооруженные силы.[b]— До сих пор в Чечне не происходило широкомасштабных столкновений с боевиками. Это благодаря нашей тактике или тактике боевиков? [/b]— Главная тактика боевиков — это каким-то образом исчезнуть, сохранив максимум своих сил. Пока есть только одна территория, куда можно без серьезных препятствий проникнуть, — это Грузия. Если она хочет принять несколько тысяч боевиков, то это не проблема. А нам после этого надо серьезно укрепить границы. Второй вариант — боевики попытаются переформироваться. Это будут очень мощные и мобильные группы, которые станут нападать на нас, если мы бездумно углубимся в территорию. А почему нет серьезных столкновений? Потому что мы совершенно по-другому, чем в 1994—1996 годах, применяем личный состав и технику.Наша задача — как можно меньше потерять своих. Применяется тактика постепенного сдавливания, сужения кольца, а в дальнейшем — блокада населенных пунктов, в которых находятся боевики. Или оттеснение их в горы и создание там передового рубежа — пусть сидят в горном массиве. Я думаю, что такая тактика позволила бы нам по максимуму сохранить людей. И третье — надо искать политические возможности решения этого вопроса. Не виртуальные переговоры с виртуальным президентом Чечни, а поиски здоровых сил в Чечне. Я уверен, что им надоест терпеть у себя боевиков и они поймут, что надо сохранять себя, свои семьи, жилища и территорию.В конце концов они живут в Российской Федерации. А террористы — отщепенцы в этой стране. Но я категорический противник быстрых ходов. Это очень серьезно. По аналогии с шахматами, это тяжелая партия с сильным противником, которого нельзя принимать за начинающего шахматиста.[b]— Оправданна ли тактика, когда наши войска, продвигаясь в глубь Чечни, оставляют у себя за спиной села с боевиками, не проводят «зачисток»? [/b]— Я не знаю таких массовых примеров. Но в любом варианте очаг сопротивления может быть оставлен, если он хорошо блокирован. В таких случаях создается единая линия наступления или обороны. Сначала эту линию надо надежно укрепить, а уж потом заниматься теми, кто остался. Подчеркиваю: при условии, что они хорошо блокированы. Но вы знаете, мне бы не хотелось, сидя в кабинете, обсуждать действия командования, которому поручено решать эти вопросы. Неблагодарное и неблагородное это занятие.И если делается так, как делается, то это имеет под собой серьезную военную проработку. Такой, видимо, план операции: не останавливаться, не ввязываться всеми силами в бой с небольшими группами. В Дагестане были тоже ситуации, когда боевики оставляли в населенном пункте десяток-другой террористов, а основная масса их уходила. Мы пытались занять эти села вместо того, чтобы их блокировать, постепенным ударом уничтожать находящихся в селах боевиков, но не дать уйти и остальным. Может быть, здесь сказывается какой-то опыт Дагестана, а не только чеченской кампании 1994—1996 годов.[b]— Нужно брать Грозный? [/b]— В настоящее время входить в город ни в коем случае нельзя. Самый верный шаг — тот же: блокирование Грозного. С созданием условий для выхода мирного населения и постепенным уничтожением террористов, если они не сдадутся.[b]— У вас есть информация о том, что же все-таки произошло на грозненском рынке? [/b]— Я не верю, что это была какая-то спецоперация, как говорили некоторые военные. Мне кажется, что это провокация боевиков. Или просто случайность — там действительно были большие склады оружия и боеприпасов, которые могли привести к такой катастрофе. Я уверен, что ни один руководитель министерств обороны и внутренних дел России не давал команду на проведение спецоперации. Наши никогда не провели бы ее при таком скоплении мирного населения. То, что не было ракетного и авиационного удара, — это я знаю точно.[b]— Возможно, это была провокация против Путина, который в то время находился в Финляндии? [/b]— Да, я уверен, что эта провокация боевиков была приурочена к нахождению в Финляндии председателя правительства. Поэтому возможность применения такого акта в это время нашими силовиками полностью исключена. Я знаю отношение к Путину всех руководителей силовых структур. Это хотели подставить Россию. И не случайно среди пострадавших не оказалось руководителей чеченских боевиков, которые там должны были бы быть. Нет потерь среди террористов, только среди мирного населения.[b]— А как относятся к Путину силовики? [/b]— Председателя правительства ценят за честность, решимость и обязательность в выполнении уже принятых решений. При Путине появилось чувство уверенности, стали прогнозируемы действия власти. А это в первую очередь важно для руководителей силовых структур. Они понимают, что никаких экстраординарных решений, в том числе и направленных против народа, не будет. В то же время они уверены: никто их не предаст в сложный период.[b]— Есть ли в России силы, заинтересованные в очередном поражении федерального центра на Северном Кавказе? [/b]— Думаю, что есть. Не могу конкретизировать, но по попыткам принудить президента России или председателя правительства к встрече с Масхадовым, по попыткам приостановить продвижение наших войск и уничтожение террористов путем ссылок на необходимость решения проблемы только мирным путем, по стремлению увести из-под удара номинально существующего президента Чечни, по некоторым публикациям в прессе, умаляющим действия наших вооруженных сил, можно сделать вывод, что такие силы есть. Они были и в 1994—1996 годах. Тогда им удалось навязать свою волю. И на этом, наверное, в течение последующих лет они стригли свои купоны.[b]— Это олигархи или кто-то из представителей высшей власти? [/b]— Это некие политические силы, строящие на нестабильности в Чечне свою избирательную кампанию. Конечно, какие-то финансовые круги. И, возможно, кто-то во властных структурах. Они боятся потерять свои экономические доходы и власть над страной, если в ней воцарится мир. Эти группировки страшно обеспокоены тем, что когда все закончится, то выяснятся не очень лицеприятные факты их поведения в период 1994—1996 годов.[b]— К каким политическим последствиям может привести новое поражение? [/b]— В нашей армейской среде бытует по этому поводу поговорка: наступит такой момент, когда будут наказаны невиновные и награждены непричастные. Он наступит в любом случае — если мы победим террористов или если будут какие-то сложности. Есть круг руководителей, которые, взяв на себя ответственность за стабильность в стране и национальную безопасность государства, постоянно идут как бы по лезвию ножа. Всегда есть возможность обвинить того или иного руководителя в том, что надо было делать не так, а по-другому. И в любом случае более высокий руководитель окажется прав. Вот это как раз и может привести к политической нестабильности, которая в первую очередь коснется армии.Но армия уже не та, что была 3— 5 лет назад. И отношение населения к ней уже другое, армию в обиду не дадут. Сегодня нельзя допустить смены руководства силовых структур.Именно этого многие деятели и добиваются, в том числе и абсолютно бестолковой информацией о том, что на рынке в Грозном была проведена спецоперация.[b]— Возможно ли введение в стране чрезвычайного положения, в случае, например, серьезных неудач в борьбе с террористами? [/b]— А это ведь ничего не даст. Ну отменят выборы, государство перестанет жить по демократическим нормам... Для чего? Для сохранения кому-то своего поста? Но и пост этот ведь тогда не сохранится.[b]— Вы о президенте говорите? [/b]— Это вы сказали. Я сказал «кому-то». С другой стороны, чтобы себя обезопасить, нам надо срочно принимать закон о чрезвычайном положении. Отсутствие такого закона может привести к любым последствиям.[b]— Как стоит относиться к негативной реакции мирового сообщества на действия федеральных сил в Чечне? [/b]— Собака лает, а караван идет своей дорогой. Это наше внутреннее дело, и нам самим разбираться. Попытка опять шантажировать нас финансами — глупая затея. Они не выполнили ни одного из своих обещаний за последнее время. И немыслимо такую огромную страну, как Россия, водить, как бычка на веревочке. Наше правительство и президент должны очень жестко на такие заявления ответить. И попытка сравнивать нас с Югославией... Говорят, например, что количество людей, покидающих сегодня Чечню, равно количеству беженцев в Югославии. Просто люди плохо информированы. Там миллион с лишним ушло. А здесь пока 200 тысяч, причем на своей территории.[b]— Все равно с беженцами надо что-то делать.[/b]— Беженцы должны идти на свою территорию — в Надтеречный, Наурский, Шелковской районы. И нечего распределять их по Ингушетии и другим местам. Надо создавать зимние поселения. Уверен, что у нас достаточно сил и средств для возведения сборно-щитовых помещений казарменного типа с отдельными комнатами и, может быть, с отдельными квартирами. И из этого не надо делать трагедии. Самое главное, что мы знаем: люди бегут не от наших ударов и не от страха перед вооруженными силами и внутренними войсками. А от тех полевых командиров и их пособников, которые наводят в Чечне свой порядок.[b]— Все ли обещанные деньги нашим военнослужащим, участвующим в чеченской операции, выплачиваются? [/b]— Выплаты происходят. Хотя, как и в любом организме, могут быть какие-то сбои. Но все решается. Из 12 с лишним миллиардов рублей, которые положены были за октябрь, уже 9 с лишним выделено. Более того, мы сейчас начали выплату единовременного денежного содержания во всех вооруженных силах за 1998 год. Рассчитываемся с долгами по сентябрю. И если мы уже выплачиваем во всех вооруженных силах, то, следовательно, по Чечне финансовых проблем уже не существует. Все вопросы теперь — на совести командиров. И здесь должен быть жесточайший контроль, начиная от министра обороны и кончая командующим группировкой.[b]— Говорят, что у военных в Чечне многого не хватает, например, медикаментов. И даже какие-то элементы своей боевой экипировки они вынуждены покупать за собственные деньги.[/b]— Когда Щекочихин с Арбатовым [b](депутаты из фракции «Яблоко». — Ред.[/b]) приехали из сел Карамахи и Чабанмахи, в газетах появились их публикации о том, что наши вообще воевать не умеют. Что не было никаких укреплений боевиков и всех можно было выбить чуть ли не из рогатки. Это такое вранье! Вы спрашиваете о силах, заинтересованных в продолжении войны. Думаю, что такое оплевывание вооруженных сил хорошо оплачивается, может быть, даже некими структурами в управлении государства. Мы уже видели, как различные движения в 1994—1996 годах вели себя неподобающим образом, хотя понимали: чеченскую проблему все равно решать надо. А сейчас они ведут себя совершенно по-другому.[b]— Хватит ли заложенных в бюджет-2000 денег на оборону? [/b]— Если учитывать, что за последние два года финансирование вооруженных сил резко ухудшилось, то денег для национальной обороны, которые мы нашли при принятии закона о бюджете в первом чтении, конечно, недостаточно.Хотя нам и удалось добиться увеличения статьи расходов на оборону по сравнению с тем, что первоначально было предусмотрено правительством, на 40 миллиардов рублей. Если инфляция не съест эти деньги, то средств будет достаточно, чтобы снабдить наши вооруженные силы и силовые структуры новейшими образцами вооружения — оружием XX века, которых нет ни в одной стране Запада даже в разработках. Мы решим вопрос дальнейшего наращивания строительства жилья для военнослужащих. Вздохнет оборонка. Это заметно уже по 1999 году, когда мы сумели найти дополнительные средства в бюджете. Я очень надеюсь, что будущая Дума пойдет по такому же пути. И мы с вами, может быть, к 2003—2005 годам скажем: да, на национальную оборону средств достаточно.[b]— А сумма в один миллион долларов, объявленная за голову Басаева, по какому ведомству в бюджете проходит? [/b]— Я думаю, что это спонсорские деньги. Очень многие наши коммерческие организации, акционерные общества переводят финансовые средства на поддержку вооруженных сил, внутренних войск и других силовых структур, действующих в Чечне. В первую очередь эти деньги идут на закупку вооружения, средств защиты. По всей вероятности, кто-то из истинных патриотов выделил финансовые средства и на решение этого вопроса.. Я, кстати, не исключаю, что это деньги чеченской диаспоры, находящейся вне чеченской республики. Это не бюджетные средства.[b]— А сама идея с оценкой головы Басаева вам понравилась? [/b]— Это должно было быть давно объявлено. И я готов внести свои собственные средства на премии за поимку остальных бандитов.