Станислав Говорухин: Главное — найти нормального президента

[i][b]Станислав Говорухин [/b]— профессионал по жизни. У него не бывает проколов, за что бы он ни взялся — снимал кино или составлял законопроекты, руководил Комитетом по культуре Государственной Думы или рисовал пейзажи. Его телесериал «Место встречи изменить нельзя» вот уже более 20 лет держится на пике зрительской популярности. А два документальных фильма — «Так жить нельзя» и «Россия, которую мы потеряли» — в начале 90-х годов в какой-то степени изменили общественное сознание. Почти все законопроекты, вышедшие из недр Комитета по культуре, вызывают широкий резонанс. И еще он никогда не меняет своих взглядов.В первый раз мы встретились со Станиславом Сергеевичем в день, знаменательный в жизни нижней палаты российского парламента, — ровно за час до начала голосования по импичменту президента. Поэтому вопрос напрашивался сам собой.[/i][b]— Станислав Сергеевич, как будете голосовать — «за» или «против»? [/b]— Конечно, «за». По всем пяти пунктам. Плюс к ним я могу выдвинуть еще пятьсот. Такой президент нашей стране не нужен, он ее только позорит.[b]— Не пятьсот, а несколько пунктов, по которым бы лично вы объявили импичмент главе государства, можете перечислить? [/b]— Человек, президент страны, в пьяном виде дирижирует оркестром — это вам как? Глава государства не в состоянии выйти из самолета, у трапа которого топчется премьер-министр Ирландии,— из той же серии. Под фанфары заключили капитуляцию в Хасавюрте и обрекли на плен сотни своих солдат. Разве это недостаточная причина для импичмента? А почти 100 тысяч оставленных в рабстве русскоязычных граждан в Чечне — кому до них сейчас есть дело? Разве это не причина? А то, что сегодня жители приграничных сел идут на работу, как на войну, и семьи не знают, вернутся домой или нет их близкие. Это не причина?! Страна погрязла в коррупции. Из правительственного здания выносят коробку с долларами, которых хватит на зарплату рабочим нескольких шахт. Я же говорю, что могу бесконечно перечислять пункты, по которым бы выдвинул обвинение президенту.[b]— Но в 1996 году вы поддерживали кандидатуру Бориса Ельцина, когда он во второй раз претендовал на пост главы государства. Или я ошибаюсь? [/b]— Вы ошибаетесь. В 96-м году такого не было. Я действительно за него голосовал, но это было в 91-м. О чем сейчас очень жалею. Еще раньше благодаря моему фильму его избрали председателем Верховного Совета. Помните, в свое время он никак не мог пройти на этот пост. Тогда я привез всех депутатов на «Мосфильм» и показал им «Так жить нельзя». На следующее утро они проголосовали за Ельцина. Я сейчас мучаюсь из-за этого своего поступка! Но однажды я рассказал о нем одному высокому чиновнику. И он мне вот что ответил: «Да не волнуйся. Моя вина еще больше. Я два голоса подделал».Тогда они были решающими. Я разочаровался в Ельцине на третий день августовских событий 91-го года.[b]— Отставка Примакова связана с процедурой импичмента? [/b]— Конечно. А какие были еще основания? Зависть? Потому что Примаков как премьер пользовался доверием народа. Впервые за последние годы. Рейтинг правительства ведь был необычайно высок после Гайдара, Черномырдина, Кириенко. Сказать, что кабинет Примакова ничего не сделал, было бы совсем бессовестно. Он сделал очень многое. Главное, о чем, к сожалению, никто не говорит, — это правительство остановило страшное разрушение всего и вся — армии, промышленности, системы безопасности, научно-промышленного комплекса.Уменьшилась огромная задолженность по выплате пенсий. Стабилизировался рубль, в обществе установилось что-то похожее на согласие. Все не то чтобы ожило, но как-то воспряло.Это было видно по настроениям людей. Правительство только набирало обороты. Даже представить себе глупо, что можно реформировать страну за 500 дней. За 50 лет, может быть.[b]— А как вы относитесь к Степашину? [/b]— При всем при том, что мне очень нравился Примаков на должности премьера, я к Сергею Вадимовичу отношусь нормально. Все те теплые слова о Евгении Максимовиче, которые сказал вам, я повторил и Степашину. На что он мне ответил: «Станислав Сергеевич, если бы вы знали, как я жалею об уходе Примакова. Мы с ним дружим, я его уважаю. Он был на своем месте».[b]— Какой ваш фильм сегодня показывали в Госдуме? [/b]— Это документальная десятиминутка, называется «Час негодяев». Правда, не я был инициатором показа этой картины. Так что это не может быть расценено как давление с моей стороны на депутатов.[b]— Никогда об этом фильме раньше не слышала.[/b]— И не могли. Эту короткометражку нигде и никогда не показывали. Совершенно антипрезидентская картина. Такая же, как и «Великая криминальная революция».[b]—Да, помню. Много было шума...[/b]— Фильм трудно шел к экрану. Года полтора лежал. И вот Сагалаев показал один раз по ТВ-6. Я ведь эту картину снял на свои деньги. Ни одному телеканалу никаких условий по демонстрации фильма не ставил. Только показывайте. Но показывать-то нужно было вовремя — в 1993 году. Это фильмпредупреждение. Если завтра сменится президент, тогда его по всем каналам начнут крутить. Правда, у меня есть еще одноименная книга, которую прочли около двух миллионов читателей, а может, и больше, во всем мире. Она была признана бестселлером.[b]— Вернемся к Степашину. Справится ли он с возложенной на него ответственностью? [/b]— Этого я не знаю.[b]—Все-таки человек военный...[/b]— А кто должен быть? Экономист? [b]— Наверное.[/b]—Совершенно необязательно. Американский президент Джефферсон когда-то сказал: единственное качество, достаточное для того, чтобы управлять обществом и государством, — это честность. Примаков абсолютно подходил под это определение. Он честный человек. Говорю так, потому что давно его знаю. Степашина могу только подозревать в том, что он человек честный и порядочный. Поэтому совершенно неважно, будет ли новый глава кабинета министров экономистом. Главное, чтобы он оказался честным, любящим свою Родину и народ. Все остальное само собой образуется. Его будут окружать лучшие экономисты, военачальники, специалисты по сельскому хозяйству, по культуре. А что такое экономист? Одного этого недостаточно. Глава правительства должен быть человеком с широким кругозором.[b]— Ну Бог с ней, с высокой политикой. Что в вашем Комитете по культуре делается? [/b]— Знаете, наш комитет самый скандальный в Думе. Все наши законы проходят с огромным трудом и вызывают много откликов в обществе. Вот вам пожалуйста: на закон о высшем совете на телевидении президент наложил «вето». И Дума не смогла его преодолеть. На закон «Об ограничении оборота продукции, услуг и зрелищных мероприятий сексуального характера», который многие требуют, президент наложил «вето». Шесть лет Дума работала над этим законопроектом. И что? Нет закона. Законопроект о культурных ценностях, к которому уже не одна тысяча поправок, несколько лет не можем вынести на второе чтение. А закон о перемещенных ценностях помните? Столько было разговоров вокруг него. Пресса, телевидение активно обсуждали. В итоге президент его отклонил. Но мы благодаря помощи Николая Николаевича Губенко смогли организовать депутатов и преодолеть президентское «вето» и в Госдуме, и в Совете Федерации. Закон теперь действует. И все видят, насколько он был необходим. Одним словом, у всех наших законопроектов трудная судьба. Потому что культура — на острие политической борьбы. Идеология — что вы хотите.[b]— Но ведь законопроект о высшем совете на телевидении, насколько я помню, вызывал негативную реакцию из-за того, что утверждал политическую цензуру.[/b]— А на самом деле в нем нет даже ничего похожего на политическую цензуру. В первых строках этого закона записано, что телевидение свободно, никто не имеет права до эфира требовать программы для предварительного просмотра. И самое главное, что скрыли от общества, — по аналогичным законам живет весь цивилизованный мир. Что высшие советы на телевидении действуют во Франции, Италии, Испании, Бразилии, Японии, Англии...Хотя там они и не нужны, потому что в этих странах нет такого безумия на ТВ, которое творится у нас.[b]— А в данный момент комитет чем занимается? [/b]— Продолжаем работу над законом о памятниках культуры. Готовим также закон о меценатстве, кое-что по кинематографу нужно решить. Это сейчас главное. Иосиф Давыдович Кобзон сейчас трудится над законом о чести и достоинстве.[b]— Собираясь на встречу, я, конечно, просмотрела несколько интервью, которые вы давали моим коллегам по журналистскому цеху в разное время, и поняла, что вы не слишком-то жалуете иностранцев, особенно американцев. Почему такая неприязнь? [/b]— В Америке я последний раз был лет шесть назад по приглашению одной их диссидентской организации. Они хотели, чтобы я поговорил с членами конгресса и открыл им глаза на истинное положение дел в России. Встретился с шестью конгрессменами, поговорил и сказал организаторам: ради Бога, увезите меня отсюда как можно скорее, потому что я больше не хочу общаться с этими идиотами. Это были абсолютно необразованные люди. Никогда ничего не читавшие. Ничего им нельзя было ни объяснить, ни втолковать. Даже под угрозой расстрела больше никогда не войду в этот конгресс и ни с кем из конгрессменов общаться не буду. Наши депутаты по сравнению с ихними просто ньютоны и менделеевы. Америка — не моя страна. Я люблю Францию, Германию, Италию, Испанию. Я европеец.[b]— И все же американизация России продолжается...[/b]— Причем бешеными темпами. Плакаты до недавнего времени висели, гласящие: «Будущее за теми, кто говорит по-английски». [b]— Практически все европейские страны прошли нечто подобное. И в свое время все они очень активно боролись против американизации. Почему мы не боремся? [/b]— Трудно сказать. Не боремся — и все. Опять я скажу о высшем совете на телевидении. Во Франции, например, он действует успешно. Одна из главных задач совета — бороться за чистоту языка, против американской агрессии бескультурья. Поэтому Франция и смогла преодолеть американскую экспансию. Мы же худшее, что есть на Западе, берем, а лучшее никогда не используем. Вот взяли французскую конституцию Пятой республики, списали ее и теперь по ней живем. А она отнюдь не совершенна.[b]— Вы много говорите о бездуховности молодого поколения. Считаете, что растут люди, ничего не знающие и не читающие. Но нельзя же мерить всех одной меркой. Кстати, конкурсы в столичные вузы растут с каждым годом.[/b]— Правил без исключений, конечно, не бывает. Но в принципе вся молодежь ничего не читает. И это очень тревожит. Опять же, закончить вуз — это еще не значит чему-то научиться. К тому же сегодня высшее образование очень непрофессиональное. А что значит, когда ребенок или молодой человек не читает? Это значит, что в его воспитании не участвуют такие великие педагоги, как Жюль Верн, Даниель Дефо и другие. Школа понизила свои требования, семья сегодня очень непрочна, дети не уважают своих родителей. Детей воспитывает телевизор. А что хорошего он может вбить в голову? Ничего! А мое поколение читало бесконечно. Книги передавали из рук в руки. Каждая новая повесть, выходившая в стране, читалась и перечитывалась. «Один день Ивана Денисовича», «Не хлебом единым», роман Богомолова «В августе 44-го» и так далее, и так далее — могу перечислять до бесконечности — читали взахлеб. Сейчас ничего этого нет. Читать не умеют. Традиции такой не сохранилось.[b]— Ваш последний художественный фильм «Ворошиловский стрелок» был воспринят критикой неоднозначно.[/b]— Да что вы! Где это вы видели положительные оценки? Я, например, только плохое читал о моей последней работе.[b]— Осуждают главным образом за то, что вы пропагандируете идею самосуда? [/b]— Ну да, за это.[b]— И вы правда считаете, что в нашей стране законными способами уже нельзя добиться справедливости? Остается самому браться за винтовку? [/b]— Иногда — можно, иногда — нельзя. Мы ведь кино снимали о частном случае. Я совсем не хотел размахиваться на что-то широкомасштабное, обобщать. Мы делали простую картину, чтобы зрителю было интересно ее посмотреть, чтобы он ушел из зала не опустошенным, а извлек для себя какие-то уроки. И хотя критикой фильм воспринят неадекватно, зрителям он нравится. Я езжу сейчас с этой картиной по России, показываю в огромных залах. После выхожу на сцену, и весь зал поднимается, устраивает овацию. Значит, люди видят в фильме гораздо больше, чем даже хотел сказать автор. А критика меня вообще мало волнует. Я всегда ориентировался на публику. С ее же стороны я никогда раньше не встречал такого теплого приема моей работы.[b]— А сами для себя как формулируете основную идею этой картины? [/b]— Никогда не задумываюсь, в чем основная идея. И не знаю. В этом я не одинок. Федерико Феллини говорил: режиссер часто не знает, о чем его фильм. То есть чувствует сердцем, интуитивно, но не может это сформулировать, облечь в слова. Потому что определить — значит ограничить. Поэтому, я считаю, что фильм всегда умнее автора, а зритель умнее фильма.[b]— В общем, реакция кинокритики на последнюю работу охоту снимать художественные фильмы не отбила.[/b]— Если будут деньги, если будет здоровье, если будет нормальная ситуация в стране, если не будет войны, буду снимать.[b]— Про хобби не спрашиваю, знаю — живопись.[/b]— Верно, вот перед вами мои картины. Они говорят сами за себя. А раньше увлекался альпинизмом. Но это в прошлом. Сейчас еще остались шахматы и бильярд.[b]— Принимать участие в очередных выборах в Госдуму будете? [/b]— Да, у себя в округе. Он расположен в кавказских Минеральных Водах. Во-первых, много в Думе мной начато и надо закончить. Во-вторых, уйти — значит признаться в том, что ты плохо работал. Я хотел бы довести до своих избирателей все, что я сделал для них.Оказывается, мне нужно было не столько работать, финансировать регион, выполнять отдельные просьбы избирателей, сколько рассказывать о том, что я сделал. Я-то думал, что это — задача средств массовой информации. Ко мне же, я считаю, пресса настроена тенденциозно.[b]— Но у вас же есть возможность самому общаться со своими избирателями? [/b]— Я и общаюсь. Ну со сколькими людьми я мог встретиться за три с половиной года работы? С десятью тысячами? Но этого-то недостаточно. Поэтому вся моя нынешняя кампания будет заключаться в том, что я каждому избирателю расскажу, что я сделал для него за время моего депутатства. А уж потом пусть решают, кого выбрать — нового, богатого или, если удовлетворены моей работой, меня.[b]— Какое будущее ждет Россию? [/b]— Такими прогнозами я не занимаюсь. Какая-то надежда на лучшее все-таки теплится. Главное — найти нормального президента на этот переходный период. Опять повторюсь — честного и порядочного.