[i]Сегодня исполняется 70 лет со дня рождения режиссера, оператора и сценариста, легендарного шестидесятника [b]Саввы КУЛИША[/b]. На телеканале «Культура» покажут программу о нем «Документальная камера» (18 октября), а также его фильмы – автобиографический «Железный занавес» (17–18 октября) и культовый «Мертвый сезон» (22 октября). [b]Донатас БАНИОНИС[/b], исполнитель роли Ладейникова, вспоминает о том, как проходили съемки.[/i][b]Баниониса заменить, материал переснять[/b]До «Мертвого сезона» мы с Кулишом знакомы не были. И я так и не знаю, почему Савва выбрал меня на эту роль. К тому времени я снялся в фильме «Никто не хотел умирать» и стал известен как актер. Мне позвонили и позвали на пробы.Я ехал в сомнениях. Однако пробы прошли обычно, ничего особенного. Но главное, что потом, как я и предполагал, меня с этой роли сняли.Знаете, бывает, нужно декорации перестраивать – и на это время на несколько дней отпускают отдохнуть. Я уехал домой в Литву, в Паневежис. И вот меня не вызывают и не вызывают! Я думаю: «Что случилось? Две недели прошло!» Я ничего плохого не думал, а меня, оказывается, сняли c роли… Потом-то я узнал: наполовину уже отснятый материал посмотрел какой-то худсовет. И вынес вердикт: Баниониса в этой роли быть не должно, нужно заменить актера, а весь материал переснять.Все стали спрашивать, почему. Тем более что Савва Кулиш хотел снимать именно так! Ведь рядом со мной на съемочной площадке все время был прототип моего героя, разведчика Ладейникова, – Конон Молодый, который работал на Западе под именем Гордон Лонсдейл. Его сын, кстати, выпустил книгу, которая называется «Мертвый сезон». У меня она есть – там все описано.И Молодый тоже говорил, что меня надо восстановить. А худсовету не понравилось, что я не похож на советского разведчика.Мне потом Савва Кулиш объяснял, почему: советский разведчик должен быть высокий, светлоглазый, светловолосый. А какой я советский, когда у меня глаза карие! И все против меня было – и рост не советского разведчика, и элегантность не та. Самое смешное, что с Кононом мы были одного роста и вообще похожи. Я смотрел на него, «сверялся» и играл не разведчика, не профессию, а человека.[b]«Мы его отстояли»[/b]Вы же знаете историю Молодого: в 30-е годы тетка еще в детстве забрала его из Советского Союза. И он через Эстонию мальчиком попал в Америку, жил там и хорошо выучил язык. В 39-м он вернулся в Советский Союз, а когда началась война, попал на фронт. Потом его завербовали. Послали на пару лет к Абелю, затем перебросили в Канаду, потом в Англию…Он был простой человек, очень добрый, хороший друг. Мы с ним хорошо беседовали, он много рассказывал, и я играл его как человека. А руководству казалось, что нельзя показывать так: нужно, чтобы зритель, едва увидев моего героя, сразу понял – вот это советский разведчик!..А знаете, как было смешно, когда я Молодого в первый раз увидел? Вначале мы снимали финал – обмен. Так было удобнее. Снимали на шоссе, хотя настоящий обмен был на мосту Глинике в Германии. Кстати, я потом побывал у этого моста, когда уже можно было туда ходить.На съемках мне сказали, что придет Конон Молодый – его тогда звали Константин Панфилов. Он был консультантом фильма. Я надеваю костюм, готовлюсь, жду; камеры ставят. «Ну где же мой разведчик? – спрашиваю я. Не пришел, что ли?» – «Как? Вот, смотри, стоит рядом с тобой!» – «Этот?» ([i]Смеется[/i].) Есть даже снимок, где мы вдвоем, и видно, что мы похожи… Когда фильм уже вышел и имел большой успех, я понял, что это именно из-за нестандартности. Я играл трагическую фигуру – человека, про которого я знал, что он долго не проживет. Молодый сам про себя так говорил: «Такие, как мы, долго не живут – слишком много знают». И вскоре после возвращения он умер от инсульта – это же известно, как его убрали.А потом, когда меня утверждали на роль Гойи, тоже на «Ленфильме», был прием, и директор киностудии Киселев поднял тост: «Поднимем бокалы за прекрасного актера Донатаса Баниониса, который сейчас утвержден на роль Гойи и только что сыграл разведчика Ладейникова. Но, вы знаете, некоторые были против, его хотели снять с роли, но мы его отстояли».А я знал, что он-то как раз был против меня… Да ведь и сценаристы Шлепянов и Владимиров были против. Они хотели сделать такого «Всадника без головы», а мы делали «Всадника с головой» ([i]смеется[/i]). Они хотели приключенческий фильм, а мы делали про человека. Они спорили, но Савва настаивал на своем! И когда фильм уже стал известен и получил в Софии главный приз, все стали говорить, что они поддерживали мою кандидатуру. Но вот, кстати, Михаил Ромм, у которого до этого Савва работал ассистентом, действительно был за меня. Недаром Савва вообще часто вспоминал свою работу с ним.[b]Продолжения не получилось[/b]Редко бывают такие режиссеры, как Савва. У меня 80 картин, а я только пять-шесть из них могу назвать: «Солярис», «Гойя», «Никто не хотел умирать», «Мертвый сезон»... А на остальные не стоит обращать внимания.Там еще оператор был очень хороший, известный – Александр Чечулин. Они с Саввой прекрасно ладили, с полуслова друг друга понимали. Очень хорошая была команда. Это не так, как Юсов с Тарковским, которые разошлись после «Соляриса». Им трудно было вместе работать – непонятно было, кто режиссер: Юсов или Тарковский.А у Кулиша все совпало: и оператор, и актеры. Может быть, только Быков своеобразный был. Было смешно: мы снимаем без него, он должен приехать. Мы его ждем, выстраиваем кадр, потому что он приедет всего на пару часов – не больше. Потом он прилетает: «А где камера?.. Так вот: камера будет здесь стоять, Донатас – там, камера – на меня!..» Савва ему: «Слушай, подожди, кто режиссер – ты или я? Это не ты главный в кадре – главный в кадре разведчик Лонсдейл!» – «Ну, хорошо», – соглашался Быков. Савва же был очень тактичный, при этом точно знал, чего хочет. Он знал смысл искусства: найти и раскрыть суть хорошей формой. Но она не должна быть выше содержания.Савва был очень умный человек, а мне тем более очень приятно работалось с режиссером моего поколения, моей школы, которую я прошел в театре. В это время у меня был учитель в театре – Мильтинис. И оказалось, у них совпадали взгляды на актерскую профессию. Но Мильтинис был режиссер жесткий, а Савва добродушный. Мы подружились на съемках. Много разговаривали, смеялись. Мы втроем – я, Савва и Конон – сиживали в гостинице, все обсуждали. Они оба считали, что играть нужно именно интересного, сложного человека, а не профессию.Самое интересное, что потом, когда уже прошло довольно много времени, мы с Саввой снова встретились. Я даже не помню, что это была за встреча – в каком-то зале, полном зрителей. Мы выходим на сцену, кланяемся – Савва, Ролан Быков и я… И Савва потом говорит: «Давай снимем такую историю: новые времена, нет советской власти, и будто бы ты, разведчик, никому уже не нужный, без работы, живешь плохо. Ты идешь по улице в Москве и вдруг видишь в дорогом автомобиле, который остановился на перекрестке на красный свет, сидит маленький человечек. Где-то ты его уже видел. Да это же Савушкин, тот, с которым ты когда-то был знаком! Он разбогател, стал новым русским, и ты думаешь: «Нужно подойти к нему – он поможет…» Ты узнаешь, где он работает, где живет; он бизнесмен. Идешь к нему, хочешь с ним поговорить, чтобы он помог тебе достать работу. А он тебе отвечает: «Кто вы такой? Я вас не знаю, идите отсюда!». Он просто не хочет тебя знать. Ну, был какой-то советский разведчик, зачем ему неприятности».И вдруг так случилось, что умерли и Савва, и Ролан Быков. Так что это были последние наши планы с Саввой Кулишом. Жаль, что не получилось. Это было бы интересно.