В России разрешают летать только по кругу

Как пианист Плетнев взлетел на заоблачные высоты мгновенно – с неоспоримой победой на VI Международном конкурсе им. Чайковского в 1978 году. А в 1980-м дебютировал и как дирижер. В 1990-м основал первый в нашей стране частный оркестр – Российский национальный, – с первых же месяцев существования гордо задавший профессиональную планку. Михаил Плетнев еще и композитор и, кажется, лишь пиетет перед классиками прошлого останавливает его в этой ипостаси. Полвека жизни этого выдающегося музыканта составили значительную часть нашей общей культурной жизни.[b]– Михаил Васильевич, а вам публика нужна?[/b]– А как же.[b]– Я спрашиваю, потому что когда вы выходите на сцену, кажется, что на вашем лице написано некоторое презрение.[/b]– Это от страха.[b]– Если вы чувствуете, что зал вам чем-то неприятен, для кого вы играете?[/b]– Есть ценности, ради которых я выступаю. Я имею дело с гениальными сочинениями и пытаюсь воссоздать их такими, какими они могут произвести наибольшее впечатление. Бывает, что и я плохо играю, даже очень часто ([i]оп-ля![/i] – [b]Н. З.[/b]). Но я по крайней мере стараюсь. Хоть что-то бывает в каждом концерте, хоть 2–3 фразы удачные…[b]– Вы в чем-нибудь идете на поводу у публики?[/b]– Настолько, насколько не расходятся наши вкусы. Я никогда не буду делать то, что мне самому не нравится. Но вообще к публике отношусь с огромным уважением и благодарностью. Раз люди приходят на мои концерты – я уже считаю, что они сделали большой шаг. Я бы сам никуда не пошел.Это же нужно из дома выходить… В Москве опасно... Погода плохая… сыро, холодно, слякоть, в метро толкаются... Может что угодно произойти, могут за 500 рублей убить… А тебе нужно надеть хорошую одежду и идти кудато что-то слушать! И еще неизвестно, хорошо это будет или нет.Более того, люди деньги на это тратят. Я когда смотрю из окна артистической, какая масса народу спешит на мой концерт, мне, честно говоря, страшновато… Люди пришли, я их не знаю. Они что-то хотят получить. Я стараюсь их не разочаровывать. Чтобы они после концерта уходили домой в убеждении, что не зря терпели такие неудобства, не зря пришли, не зря рискуют, возвращаясь домой по темной улице.[b]– Почему все педагоги так мучились с вами? Яков Флиер даже сказал как-то, что провести один урок с вами – все равно что два сольных концерта сыграть.[/b]– Я у него бывал не очень часто.[b]– Почему? Считался столпом…[/b]– Я был ленив ходить куда-то. А он был очень занят. И его, конечно, раздражало, что я приходил, приносил пять концертов Бетховена. Успевал сыграть только один – а уже приходил следующий студент. Так что детальных занятий я не помню никаких.[b]– Многих удивило, что не так давно вы посвятили концерт Горовицу. Ведь есть такие музыковеды, которые считают его игру чуть ли не эстрадой. Кто-то назвал вас антиподом Рихтера. А кто-то – последователем Горовица и Рихтера одновременно. Как это?[/b]– Я совершенно ничего не понимаю в музыковедении. С Горовицем я познакомился, когда он приезжал в Москву. Но обожал его всегда. В чем его гениальность? Садился человек за рояль – и происходило что-то такое, что у другого никак не происходит.[b]– А как вы относились к Рихтеру?[/b]– Я был большим его апологетом, особенно в 70-е годы.[b]– Почему сейчас его стараются как-то принизить? Дескать, страна у нас такая – всех великих тогда было назначено по одному…[/b]– Дурость какая-то. Он потрясающе, совершенно гипнотически воздействовал. Так никто никогда на меня не воздействовал.[b]– А Рихтер впервые услышал вас только в 1986 году на «Декабрьских вечерах» и сказал тогда: «Как же хорошо играет Плетнев!» Он подошел к вам после вашего выступления?[/b]– Конечно. Я ведь даже не знал, что он на концерте. Но я заметил в зале мужчину, который хлопал, высоко подняв руки над головой. И я понял, что это Рихтер. Он что-то очень хорошее говорил мне после концерта. Но общение было минимальным.[b]– И больше вы не виделись?[/b]– Нет.[b]– Сколько концертов в год вы играете как пианист?[/b]([i]Достает бухгалтерскую книгу, испещренную датами, и начинает считать свои концерты тщательно разбирая записи в квадратиках разлинованных страниц[/i].)– Раз… два… три… четыре… семнадцать… двадцать восемь за полгода… вот тут турне последнее было противное… В общем, до 50 в год.[b]– Как вы боретесь с дирижерами, выступая в качестве пианиста? Однажды на концерте с дирижером Зубином Метой между вами, видимо, произошел какой-то конфликт? Мука была слушать. Звучали два прекрасных, но параллельных, никак не сообщающихся исполнения.[/b]– Это был ужасный концерт.[b]– Вам почему-то хотелось поставить дирижера на место?[/b]– Нет, я сам ужасно играл, отвратительно, это был один из самых ужасных концертов в моей жизни. Я слишком много поел до этого, мерзко себя чувствовал. С тех пор я больше никогда не ем перед концертом.[b]– Почему вы впервые сыграли в знаменитом Карнеги-холле только в 2000 году? По качеству – давно должны были бы играть.[/b]– Боятся, наверное, там у них своя контора имеется. Зачем им нарушать свой порядок.[b]– С чем вы связываете приглашение в 1998 году сыграть на инструменте Рахманинова?[/b]– Это не меня пригласили, это была моя идея.[b]– И что там сейчас, в швейцарском доме Рахманинова, на вилле Сенар?[/b]– Там живут люди. Внук Рахманинова Александр Борисович.[b]– Вы нашли контакт?[/b]– До некоторой степени.[b]– Там роскошная обстановка?[/b]– Не особо. Строгая скорей. Излишней роскоши я там не заметил.[b]– Михаил Васильевич, а вы по-прежнему иронично смотрите на аутентичное исполнительство?[/b] ([i]Модное подражание старинной манере[/i].)– Мое отношение к нему не изменилось. Как играли в давние времена – никто не знает. Но публика верит. Хочет попасть в другое время… В общем, это бред какой-то.[b]– А никаких интересных новинок для фортепиано не пишут?[/b]– Не слышал.[b]– И вы никогда не играли авангарда?[/b]– Ну, это же очень просто. Или полнейшая профанация – можно все то же самое сыграть наоборот, с конца до начала – эффект тот же будет. Или композиторы сочиняют что-то очень сложное на компьютере, расписывают ноты, которые и сыграть-то нельзя. Если подходить к этому серьезно, нужна уйма времени, чтобы это выучить, всю эту белиберду… А жизнь коротка.[b]– Все ждут вашу «Пиковую даму» в Большом театре. Вот вы собираетесь там дирижировать, а видели там что-нибудь в последнее время?[/b]– Нет, но слышу о Большом театре немножко не то, что хотелось бы слышать. Я надеюсь собрать команду, которая будет делать то, что там следует делать. Премьера 5–6 октября.[b]– Вы дадите вмешиваться режиссеру в спектакль[/b]?– Я два раза встречался с Валерием Фокиным. И мы с ним договорились, что главное в спектакле – музыка оперы Чайковского. И недопустимо, чтобы слова пели одни, а на сцене происходило бы что-то другое.[b]– А кто из современных музыкантов вас больше всего удивил?[/b]– Алла Баянова. Она когда приехала сюда, я раз десять ходил на ее концерты.[b]– Неужели вам это интересно?[/b]– Она великая актриса. Она приходила ко мне домой, было много гостей, она спела что-то – романс не романс, – у всех катятся слезы. Глубина идет такая, ощущение пережитости доходит моментально… Это дар.[b]– А из пианистов?[/b]– Баянова выступала в зале «Россия» с пианистом Михаилом Аптекманом – это был изумительный тандем. Он лучший пианист в Петербурге, это уж точно.[b]– Но в Петербурге есть еще Григорий Соколов.[/b]– Он очень серьезный. Я два раза по телевизору его слышал. Видно, что он много занимается звуком. У него трели очень хорошо получаются.[b]– Ну, вы же издеваетесь.[/b] ([i]Ведь из российских пианистов рядом с Плетневым можно поставить именно только Григория Соколова[/i].)– Нет, почему. На таких ужасных роялях, какие сейчас делают, такую трель сыграть!.. Может, и пианистов-то сейчас нет хороших, потому что уже не на чем играть – рояли отвратительные. Ужасные просто. Их часто слушать невозможно. Какие до войны «Стейнвей» делал инструменты! А сейчас, только подходя к современному «Стейнвею», уже испытываешь такое отвращение, что хочется сразу уйти. Записи, которые я делал в последнее время, я сам не слышал. Противно их слушать. Я просил покупать мне наушники, которые используются на аэродроме для рабочих, стоящих под самой турбиной.[b]– Зачем?[/b]– Очень раздражают звуки рояля. Особенно современного. Ненавижу! Если надеть такие наушники, ты практически перестаешь слышать что бы то ни было. Играешь на рояле – а музыка доносится до тебя издалека. И ты живешь скорее в мире собственного воображения.[b]– Мы все пережили свои мечты. Вера Горностаева когда-то сравнивала вас с отроком Варфоломеем с картины Нестерова. Что осталось от отрока?[/b]– Внешняя оболочка. По комплекции походил когда-то. Но сейчас уже нет… Я теперь скорее на Пимена похож.[b]– Что-нибудь читали интересного в последнее время?[/b]– Больше мемуаристику: Малько, Голованова – потрясающе.[b]– А что из фильмов понравилось?[/b]– Сейчас много талантливых фильмов. Вообще мой любимый фильм – это «Бриллиантовая рука».[b]– Да? А я-то всем говорю: пока вы в сотый раз смотрите свою «Бриллиантовую руку», я хожу на Плетнева…[/b]– Недавно посмотрел «Солнце» про императора Хирохито. Я часто бываю в Японии, мне много о нем рассказывали. В целом фильм очень интересный. Но мне кажется, есть затянутость. А природа жанра требует большей динамичности. В фильме все должно быть скорее, понятнее зрителю. Сколько можно показывать лицо и так, и так… Это в музыке можно звук тянуть. А здесь нужно что-то другое.То же и в фильмах Тарковского. Тем не менее Сокурова ясчитаю выдающимся режиссером, интеллигентным человеком, который не идет на поводу низших вкусов.Вот пригласили нас записать саундтрек к фильму о Рахманинове, который снимает Лунгин. Мне сказали – это не о Рахманинове, это фантазия на темы по поводу Рахманинова. Я прочитал сценарий с эротическими сценами – и отказался. Рахманинова лучше не трогать такими руками.[b]– Давайте теперь все, что вне музыки, – в форме блица. Вы пользуетесь Интернетом?[/b]– Конечно.[b]– А как автогонки?[/b]– Какие автогонки?[b]– Ну, я не знаю, я в книге о вас читала…[/b]– Это вы меня с Микельанджели перепутали, он этим занимался профессионально.[b]– Лыжи?[/b]– Лыжи – да.[b]– А где?[/b]– В Швейцарии.[b]– Серфинг?[/b]– Я уже стар для серфинга! У меня спина болит… Сейчас я летаю.[b]– Как это – летаете???[/b]– Экзамен сдал – третий из четырех. Остался только флайтест.[b]– У вас какой самолет?[/b]– Самолет у меня скорее спортивный.[b]– А в какой стране вы летаете?[/b]– Ну, не здесь. Сами понимаете, здесь очень тяжело летать. Разрешают только в воздушном пространстве аэродрома. По кругу. А если хочешь куда-то за его пределы, надо составить полетный план, подать его за месяц, будут какие-то проверки, и еще неизвестно, утвердят ли его десять инстанций… А потом еще погода начнется плохая… Вот в Шотландии, например, вы все это можете оформить за тридцать минут. Даешь примерный план – и лети в любое время в любом направлении.