Последний голова Москвы

[b]Московским «градоначальником» стал Вадим Bикторович Руднев (1879–1940), врач по образованию и профессиональный революционер, прошедший все традиционные этапы становления противника самодержавия, начиная с исключения из университета в 1899 году. Борьба с режимом регулярно прерывалась арестами и ссылками.[/b]К 1917 году Руднев был заметной фигурой в эсеровской партии. Впрочем, вне партии его никто не знал. Избрание этого человека на пост городского головы, с одной стороны, было странным, поскольку на место хозяйственника был выбран типичный политик, а с другой стороны, это ярко характеризовало сложившуюся ситуацию в стране.Результат не замедлил сказаться. Современник отметил, что «московские улицы, не исключая и центральных, представляют собой мусорные ящики. Все, что не выбрасывается на улицы и тротуары, так и лежит теперь дня 4 без уборки. По тротуарам ходить стало мягко: лоскуты бумаг, папиросные коробки, объедки, подсолнечная шелуха и т. п. дрянь лежит вплотную, а дворники сидят себе на тумбах, погрызывают семечки да поигрывают на гармошках…»А в августе трамвай, основной в ту пору вид городского транспорта, не только уменьшил количество вагонов на линии, но и стал заканчивать движение в 9 часов вечера. Впрочем, часто из-за забастовок он и вовсе не работал.В середине августа выдачу хлеба по карточкам уменьшили до 200 граммов на человека. А «в Думе городскими делами совсем не занимаются, все болтают про «текущие моменты» и сочиняют резолюции, которые жизнь нисколько не улучшают, вспоминает один из москвичей. И когда Руднева пригласили в обновленный кабинет министров, тот же современник ехидно заметил: «Таких министров, я думаю, в одной Москве найдутся тысячи. Немного же требуется теперь для министерской должности…»Многие из нас и сегодня подписались бы под этими словами… Но в заслугу Рудневу следует поставить его попытку организовать в Москве центр борьбы с большевиками, пришедшими к власти после переворота 25 октября. А 5 апреля 1919 года Руднев эмигрировал во Францию и до конца дней своих, как настоящий революционер, оставался противником большевиков: «Для нас советский режим – величайшая тирания, небывалая хозяйственная бессмыслица, злейшая духовная реакция...»