Главное
Гид по Москве
Приметы и советы

Автор

Михаил Зайцев
Чудеса освещения
«Праздничным днем», как писали газеты, оказалось для москвичей 27 декабря 1866 года. В этот день зажглось уличное газовое освещение, так давно ожидаемое горожанами.Важные гости съехались на газовый завод, построенный в Нижнем Сусальном переулке. Произошел обмен приветственными речами, причем городской голова, князь Александр Щербатов, из уважения к хозяевам завода произносил речь по-английски. Потом все отправились в Кремль, чтобы зажечь первый в Москве газовый рожок.Впрочем, сама «газовая история» начинает свой отсчет за пять лет до этого, когда некий купец из Майнца Дитрих и его петербургские соотечественники Сименс и Гальске подали московскому генералгубернатору прошение с предложением «осветить Москву, как лучшие города Европы».Предложение было переправлено в городскую Думу, которая решила устроить конкурс среди газовых предприятий. В нем приняли участие 10 компаний (2 отечественные и 8 иностранных). На основании их проектов был выработан контракт на освещение Москвы газом и общий план освещения города. Были устроены торги, в которых участвовало несколько фирм. Концессию выиграли А. Букье и Н. Гольдсмит, предложившие минимальную стоимость газового рожка – 14 руб. 50 коп. в год. Но дешевка со временем вышла городу боком.29 января 1865 года был заключен контракт, по которому концессионеры обязались в течение трех лет устроить газовый завод, газопроводную сеть, поставить и зажечь 3000 фонарей. Условия были выполнены досрочно, а к концу 1868 года на московских улицах насчитывалось уже 3107 фонарей.Причина такой резвости была прозаической: в случае невыполнения контракта залог в 400 000 рублей отходил городу.Радости от события было много: «Дай Бог только, чтобы вместе с каждым новым рожком, который станет на улицах, проникло побольше света и в самую городскую жизнь (...), чтобы в Москве с каждым новым днем оставалось поменьше темных уголков, которые боятся света!» – писали газеты.Первый газовый рожок зажгли у Архангельского собора, но многих горожан привлекла невиданная доселе иллюминация: у парадного входа в Большой Кремлевский дворец установили большой щит, на котором переливался огнями государственный герб.Украшены газовыми светильниками были здание Думы на Воздвиженке, а также дом Шипова на Лубянке, где открылся магазин газовой компании.Но больше всего москвичей столпилось у Иверских ворот, где демонстрировалось целое панно – изображение святого Георгия Победоносца, поражающего огненным копьем змия, символа тьмы кромешной.Когда улеглись первые восторги, то заметили, что некоторые фонари горели слабо, другие вовсе не зажглись.Предприниматели объяснили, что в первые дни «газовое пламя не может гореть чисто и ярко, как оно будет гореть после очистки газовых труб».На вопрос, а кто же мешал их очистить заранее, ответа не последовало.Газовое освещение в Москве приживалось с трудом. Мешали аппетиты монополиста, не спешившего увеличивать число фонарей, которые обходились им гораздо дороже заявленной при торгах цене.Мешал консерватизм москвичей, которые не торопились броситься в «газовые объятия» и установить в своих домах газовые рожки и «керосиновые конкуренты», распространявшие слухи о ядовитости газа...В 1869 г. Букье и Гольдсмит передали права на концессию другой английской компании; затем газовое хозяйство перешло к Бельгийскому обществу, а с 1888 по 1905 г. принадлежало Генеральному французскому и Континентальному обществу освещения. Впрочем, национальность концессионеров практически не влияла на качество освещения.Постоянные трения газовщиков и города не прекращались. Французское общество также старалось извлечь прибыль, менее всего заботясь о дальнейшей судьбе предприятия. Хотя надо отдать им должное: они заменили простые разрезные горелки в уличных фонарях на ауэровские, дававшие больше света.В последние годы владельцы повысили цены на газ, обязав клиентов приобретать газовые счетчики, причем, кроме оплаты аппаратов, им нужно было вносить залог в размере от 15 до 500 рублей (в зависимости от количества потребляемого газа). Газовое хозяйство в руках концессионеров работало плохо: потери газа были огромны, зимой он попадал в почву и подвалы зданий, становясь причиной «угара» и т. д.В 1895 г. истек срок концессии. В соответствии с договором для московских властей были возможны три варианта развития событий: выкупить газовое хозяйство по добровольному соглашению; прекратить привилегию, не выкупая завода, то есть сохранить его за концессионерами и получить права на создание аналогичного предприятия; оставить все, как было. В этом случае «привилегия» французов продлевалась еще на 10 лет, после чего город получал все предприятие бесплатно.И думцы не устояли перед соблазном. Прошло еще 10 лет, и завод в 1905 году перешел к городу. Протяженность сети к этому времени насчитывала 215 верст, а за последующие 10 лет она увеличилась еще на 85 верст. Число газовых фонарей достигло 8735 единиц. Незначительное количество газа использовалось на стеклодувных предприятиях, в хлебопекарной промышленности и для бытовых нужд. Число частных потребителей на январь 1905 года составило всего 3721. На заводе стояли печи устаревшей конструкции, все оборудование дышало на ладан.К реконструкции приступили лишь в 1909 году, а к 1914 году завод был полностью перестроен. На Мясницкой, а затем и на 1-й Мещанской установили новые, так называемые инвертные фонари (обращенные пламенем вниз), и освещение увеличилось в три раза. Начали применять новую технологию с использованием сжатого, как тогда говорили, «прессованного» газа.А в 1910 году в Москве по примеру Европы и стольного Петербурга начали использовать новое изобретение – газ с повышенным давлением, которое было известно под названием «миллениум». Сила света в новой горелке была равна большой электрической дуговой лампе, но обходилась значительно дешевле.В тот момент многие верили, что такому газовому освещению вполне по силам конкурировать с электричеством.[b]Справка «ВМ»[/b][i]Газовое освещение просуществовало в Москве до 1932 года и лишь на год пережило керосиновое. А газовый завод в Сусальном переулке продолжал работать до 1957 года.[/i]
Общество
Он меня сосчитал
Час икс настал – 14 октября стартовала Всероссийская перепись населения, вторая в истории современной России. О подготовке этого судьбоносного мероприятия «Вечерка» рассказывала неоднократно. И вот наконец переписчики, вооруженные фирменными синими чемоданчиками и в тон к ним кепками и шарфами, вышли на участки, и кому-то из москвичей уже довелось ответить на стандартные вопросы анкеты. Но многим еще предстоит это сделать. Обращаем внимание, что переписчики будут иметь удостоверение специальной формы, которое действительно при предъявлении паспорта. Кстати, не желающие рисковать могут переписаться в стационарных участках. В прошлую перепись так поступили около половины москвичей. [b] Ревизские скаски[/b] Перепись хоть и добровольное дело, но все же очень необходимое. Это как моментальный снимок всего населения страны в определенный момент времени. Полученная информация служит основой для перспективных расчетов характеристик социально-экономической ситуации страны. Иначе говоря, перепись – это не только статистический итог, но и инструмент экономического и социального прогнозирования. Наконец, перепись населения – это летопись России, ее история. Ее результаты адресованы не только нам, но и тем, кто будет жить после нас. Кстати, Первая российская перепись, близкая по своей структуре к современным, была проведена по указу Петра I в 1718 г. Велено было «взять скаски у всех, чтобы правдивые принесли, сколько у кого, в которой деревне душ мужского пола». «Скаски» собирали три года, а затем еще три года их проверяли. Но так как подати за своих крепостных платили землевладельцы, и они же проводили перепись, то можно представить, насколько «точными» оказались результаты. «Ревизские скаски» император забраковал и велел провести новую перепись. В Москве впервые отдельную перепись провели в 1871 году. Для ее проведения организовали комиссию, в которую вошли высокопоставленные чиновники. Первый этап переписи провели полицейские. В их обязанности входила доставка бланков домовых листов домовладельцам, составление списков квартир. Саму же перепись наметили на декабрь. Москву разбили на 19 участков, и на каждом закрепили главного исполнителя. В период с 5 по 12 декабря специальные счетчики приносили и собирали переписные листы, а в «сношения вступали» только с домовладельцами и их поверенными, а в квартиры входили только в случае крайней необходимости. Всего в этой переписи были задействованы 997 счетчиков, среди которых преобладали студенты – 759 человек. Всем переписчикам были даны строжайшие инструкции, в которых особенно интересны некоторые выдержки: «Ночлежные дома переписать до того, как разойдутся ночевавшие в них. Посещать их, во избежании неприятностей, непременно с полицией, но не вводя ее в комнаты без особой надобности...» В результате переписи выяснилось, что в Москве преобладало мужское население – 354 тысячи, а женщин – 248 тысяч человек. То есть на 100 мужчин приходилось в среднем 71 женщина. Объяснялось это просто: Первопрестольная притягивала рабочих из близлежащих областей, сюда стекались торговцы и учащаяся молодежь. Но распределение населения по городу было неоднородным. Больше всего женщин приходилось на район Пречистенский (105 женщин на 100 мужчин) и Арбатский (соотношение один к одному). Обуславливалось это тем, что в этих районах проживало так называемое чистое, то есть семейное население. Однако в Сретенской части тоже был высокий процент молодого женского населения – 96 женщин на сотню мужчин. Но причина перевеса была в другом. Просто в этом районе располагались кварталы так называемых красных фонарей, а у проституции, как известно, «женское лицо». Больше всех были обделены женским населением окраины города – Рогожский, Хамовнический, Серпуховский, Лефортовский. Грамотными оказались 54,1% мужчин и 37,9% женщин. Приписанных к крестьянскому сословию было 52,8% мужчин. А вот «душки военные» составляли 10,3% от всего населения города. [b]Голова трещит адски[/b] В былые времена считалось почетным участие в столь важном государственном деле, а потому в переписи приняли участие писатели А. П. Чехов и Л. Н.  Толстой. Лев Николаевич рассматривал перепись как социологическое исследование с целью «учредить лучше жизнь людей». Но чтобы в результате переписи жизнь людей стала лучше и счастливее, по мнению Толстого, нужно записывать и считать, но не забывать «что если нам встретится человек раздетый и голодный, то помочь ему важнее всех возможных исследований, открытий всех возможных наук». В московских трущобах Лев Толстой не только собирал статистические данные, но и стремился «узнать нищету в Москве и помочь ей делом и деньгами, сделать так, чтобы бедных не было в Москве». Толстой переписывал «участок Хамовнической части, у Смоленского рынка, по Проточному переулку, между Береговым проездом и Никольским переулком», известные как районы сплошной бедноты. Ужасы городской нищеты поразили писателя, даже написавшего под впечатлением увиденного знаменитую статью «Так что же нам делать?», в которой он выражал надежду на то, что перепись станет средством спасения от зла. Первая Всероссийская перепись состоялась в 1897 году. Ее инициатором был замечательный русский ученый П. П. Семенов-Тяньшанский. Главную переписную комиссию возглавлял министр внутренних дел. На местах руководили губернаторы и предводители дворянства. Счетчики подбирались из грамотных отставных солдат, учителей, священников. Участвовал в ней и А. П. Чехов, за что был удостоен медали «За труды по первой всеобщей переписи населения». В письме Суворину Чехов рассказывал: «У нас перепись. С утра хожу по избам, с непривычки стукаюсь головой о притолоки, и, как нарочно, голова трещит адски... Приходилось и считать, и писать до боли в пальцах, и читать лекции пятнадцати счетчикам...» [b]Обитатели «московского дна»[/b] Московская городская перепись 1902 года ознаменовалась небывало активным участием в ней женщин. Все подготовительные работы по переписи, заключающиеся в подготовке и разборе переписного материала, бланков, портфелей для счетчиков и прочего, находились, главным образом руках женщин. Статистический отдел управы был переполнен барышнями, занятыми кипучей работой... Интересно, что «серая» часть населения относилась гораздо более корректно к переписи, чем интеллигентная публика. Так в Рогожской, Бутырках, Дорогомилове счетчики не справлялись со своими обязанностями из-за чрезвычайной словоохотливости жителей. Счетчиков то и дело приглашали «закусить», «попить чайку с холодку» и очень обижались, если те отказывались. Казалось, что самые большие трудности ожидают переписчиков на Хитровом рынке – самом злачном месте. Но обитатели «московского дна» оказались вполне нормальными людьми, не лишенными чувства юмора. Так один из них на вопрос: «Чем занимаетесь?» – ответил: «Занятия не имею, при случае ворую». А вот что писал о тогдашней переписи «Московский листок»: «При переписи на окраинах счетчиками замечена квартира совершенно особого рода – в вагонах Курской дороги. Здесь переписан целый вагон босяков, которые, по-видимому, удобно устроились в таком жилище. На той же окраине переписаны квартиры, устроенные в дровах...» А что интересного выявит сегодняшняя перепись? [b]На заметку[/b] [i]Переписные листы заполняются со слов опрашиваемых без требования предъявления документов, подтверждающих личность человека и правильность его ответов. В случае отсутствия кого-либо из опрашиваемых лиц переписчик заполняет переписные листы со слов членов семьи, за исключением сведений о национальной принадлежности. Но переписчик может прийти и в период с 26 по 29 октября. В это время проводятся контрольные мероприятия с целью проверки правильности переписи – это 10% квартир или домов счетного участка.[/i] [b] Кстати[/b] [i]В целом бюджет по подготовке и проведению Всероссийской переписи населения оценен в 17 миллиардов рублей. Из них более 60 процентов всех затрат приходится на 2010 год – 10,5 миллиарда рублей.[/i]
Общество
История меценатства в России
ЗАБОТА государства о своих защитниках, потерявших здоровье на поле брани, видимо, началась с образованием самого государства, история же военных богаделен и убежищ уходит в глубь веков… В сборнике постановлений церковно-земского собора 1551 года – так называемом «Стоглаве» – несколько статей посвящены выкупу пленных и призрению немощных. «Стоглав» возлагал выкуп на царскую казну и доброхотов: «...благочестивым царем и всем православным хрестьяном не токмо пленных окупати, но и душу свою пологати...» Разумеется, не все ратные люди выкупались, а лишь те, что «с басурманами за православную христианскую веру и за наше государство бились».По Соборному уложению 1649 года, принятому при московском царе Алексее Михайловиче, вводился особый налог «полоняником на окуп». Интересно, что крепостные крестьяне, выкупленные из плена, становились свободными.Издавна сложилась традиция и в России, и на Западе, по которой монастыри во время войн устраивали в своих стенах госпитали и призревали увечных воинов. В 1627 году московский патриарх Филарет основал больницу при монастыре Федора Студита для увечных воинов – близ Никитских ворот.Впоследствии больница превратилась в гражданскую, а после упразднения монастыря ее перевели в соседний Новинский монастырь.Отечественная война 1812 года затронула многие российские семьи. Ратники народных ополчений, плохо вооруженные, необученные, гибли тысячами. «Ревизские сказки» – переписи 1816 года во всех подмосковных деревнях и селах отмечали ополченцев, которые «не воротилися». Большинство же вернувшихся были нетрудоспособны… Выход нашел Павел Пезаровиус, маленький, незначительный чиновник, большой души человек. Он начал издавать газету «Русский инвалид», с помощью которой сумел собрать значительные средства для помощи раненым и увечным. В первом номере он писал: «Не личные какие-либо выгоды побуждают меня к предприятию труда сего, но единственно священная признательность к героям, сражавшимся за наше спокойствие и независимость, и желание содействовать по возможности своей, к облегчению участи вдов и сирот храбрых, падших на поле чести». За два года была собрана значительная сумма в 395 000 рублей, которые поступили в распоряжение специально созданного комитета о раненых. За 1813 год было выдано пособий 825 инвалидам и 40 вдовам.Кроме пенсий, выдавались «небольшие вспоможения на дорогу», и инвалиды, получившие пособие, «спешат на родину с уверенностью, что кровь свою проливали за благодарных сограждан…» Кроме богаделен, существовали убежища, где содержались непригодные к военной службе, но еще трудоспособные солдаты. Впервые такое предприятие появилось в Москве в петровские времена. Близ Преображенской заставы устроили полотняную фабрику, на которой работали матросы, списанные с кораблей. Местность получила название Матросской слободки и позднее образовалась улица – Матросская Тишина, известная более по тюрьме.В XIX веке возник целый городок, объединивший несколько убежищ разного типа, – находился он на краю Ходынского поля, между нынешними станциями метро «Аэропорт» и «Сокол».Первое из этих убежищ обязано своим появлением Русско-турецкой войне 1877–78 гг. По окончании войны пришлось закрыть временные госпитали, и оказалось, что часть солдат, бывших на излечении, по разным причинам не имеет возможности вернуться домой.Призрением инвалидов занялось московское Общество поощрения трудолюбия, возглавляемое кавалерственной дамой Александрой Николаевной Стрекаловой.Было решено устроить для них специальное убежище. Место выбрали близ Петербургского шоссе. Под строительство отвели 15 десятин на пустыре, возникшем на месте вырубленной рощи, где крестьяне села Всесвятского пасли скот.Вскоре на добровольные пожертвования построили четыре домика, и 20 августа 1878 года состоялось открытие «Московского Александровского Убежища для увечных, престарелых и неизлечимо-больных воинов».Пожертвования, притом довольно крупные, поступали непрерывно, и очень скоро участок был полностью застроен. Для жилья предназначались 15 небольших домиков, рассчитанных на 8 человек каждый. В доме было 5 комнат: в большой располагалась столовая, в четырех поменьше – спальни.В городке, кроме жилья, имелись хозяйственные постройки, небольшой лазарет, аптека с амбулаторией. В убежище, где жили более ста инвалидов, имелось подсобное хозяйство: птичник, скотный двор, обширный огород. Баней и аптекой могли пользоваться и жители окрестных селений. Существовала также небольшая гостиница для отставных солдат, приезжавших по своим делам в Москву.Городок был обнесен валом, как военный лагерь. Войдя под арку на территории городка, посетители попадали в молодой парк, высаженный на месте вырубленной рощи, который перемежался лужайками, клумбами. Свежесть сосновой рощи наполняла воздух. Речки Ходынка и Таракановка протекали довольно далеко, но поражало обилие бассейнов и фонтанов. Воду брали из шести колодцев. Домики и хозяйственные постройки были увиты диким виноградом. Красивый, с шатровой колокольней, храм во имя св. Александра Невского привлекал богомольцев со всей округи.Интересно, что 9 из 15 жилых домов были построены на средства женщин-благотворительниц. Одна из них, Варвара Андреевна Алексеева, вдова потомственного почетного гражданина, пожертвовала еще 100 000 рублей на устройство другого убежища – для офицеров. По проекту архитектора И. П. Залесского в 1893 году построили красивый, в итальянском стиле, двухэтажный дом, с трехэтажными башнями по краям.Назвали его по фамилии благотворительницы: Алексеевский Приют для раненых, увечных и престарелых офицеров.В 1908 году в городке открылось еще одно благотворительное заведение – Сергиево-Елизаветинское Трудовое убежище, основанное великой княгиней Елизаветой Федоровной в память о своем муже, великом князе Сергее Александровиче, убитом генералгубернаторе Москвы. По уставу круг призреваемых в Елизаветинском убежище был довольно широк. Кроме постоянно живущих, неспособных к труду инвалидов, здесь временно содержались работоспособные отставные солдаты, которых обучали сапожному, портновскому и переплетному делу. В убежище принимали также мальчиков-сирот в возрасте от 8 до 13 лет. Кроме обучения ремеслам, проводились занятия по музыке и пению.В убежище устроили начальное училище с ремесленным отделением, а спустя два года открыли «классы для взрослых». Большое значение придавалось общеобразовательным экскурсиям. Учащиеся бывали в Кремле, где подробно знакомились с дворцами, Оружейной палатой, памятниками; в Петровско-Разумовском посещали музей пчеловодства при сельскохозяйственном институте, пасеку, опытный сад. Окрестности Москвы также не оставались без внимания: Троице-Сергиева лавра, Новый Иерусалим, Николо-Угрешский монастырь. В дополнение – лекции в Историческом музее и спектакли в Народном доме.Организовал все это заведующий убежищем – полковник-артиллерист Висковский; кстати, жена его работала учительницей со дня основания приюта безвозмездно.В 1922 году близлежащие улицы получили название Инвалидных, но со временем от убежищ не осталось и следа, исчезли и улицы. Одна из них была застроена, а другую переименовали в Аэропортовскую. В 1934-м здесь выстроили три корпуса Института изучения труда инвалидов, в составе которого находилась больница, лаборатории, лечебные отделения, велась научная работа. Москвичам-старожилам он известен как протезный институт; рынок, возникший близ станции метро «Аэропорт», получил название Инвалидного, а местность по нему – Инвалидкой...Кстати, наследник этого института – Протезно-ортопедический центр, открытый в 1970-е годы в Дегунине, на Коровинском шоссе.Но это уже, как говорится, совсем другая история…
Общество
«Помогать по мере сил каждому нуждающемуся…»
ПРИЮТ был создан радением и старанием Елизаветы Иосифовны Молчановой – богатой вдовы и доброй женщины – иногда такое сочетание встречалось в России…Это произошло в 1890 году, по случаю 25-летней годовщины земских учреждений Елизавета Молчанова пожертвовала принадлежащую ей землю в селе Ховрино земству, именно – для учреждения сиротского приюта. И поскольку инициатором всех реформ традиционно считался император Александр II, то и приют назвали его именем.[b]Главное – подготовить к жизни[/b]По положению приют был рассчитан на 60 мальчиков и девочек от 4 до 12 лет. Принимали вначале лишь сирот, «оставшихся после умерших родителей и живших в Московской губернии». Позже помещали туда и ребят из неполных семей. Предпочтение отдавалось крестьянским детям.Московская губерния в те времена насчитывала 13 уездов, таким образом, из каждого уезда могло быть принято 4–5 детей.Главной целью воспитатели приюта ставили подготовку ребят к дальнейшей жизни, с известным запасом знаний, преимущественно по земледелию и различным ремеслам. Дети обшивали себя и шили все необходимое для приюта, учились вязать, вышивать. Летом занимались огородничеством – каждый ребенок имел свою грядку, которую обрабатывал, засеивал и ухаживал за ней. Кроме того, была и общая работа на большом огороде. Овощей собирали в изобилии; свой огород обеспечивал им приют на целый год, часть даже шла на продажу.Открыли в приюте свою школу, в которой учились и дети из соседних селений. В летнее время воспитанники совершали познавательные экскурсии в окрестностях Ховрина, в Зоологический сад, Политехнический музей. Причем все прогулки совершались из-за отсутствия средств только пешком. Но были и настоящие путешествия. Однажды дети побывали в Троице-Сергиевой лавре, совершив паломничество за пять дней, пройдя около 80 км. Ночевали в крестьянских избах, земских школах, два дня провели в Покровском монастыре в Хотькове. По дороге осмотрели мытищинский водопровод, насосную станцию.В лавре детей встретили ласково, показали все достопримечательности; каждый ребенок получил подарок и икону от наместника. В Посаде воспитанники могли купить себе игрушки на деньги, подаренные игуменьей Хотьковского монастыря.На обратном пути путешественников застала дождливая и ветреная погода, по которой дети (в возрасте от 7 до 12 лет) прошли почти 30 верст и лишь в Талице сели на поезд.Прогулка надолго запомнилась ребятам, и они часто в длинные зимние вечера вспоминали ее. Кстати, дорожные невзгоды – дождь, холод, ветер – никоим образом не повлияли на здоровье детей: возможно, потому, что все лето они ходили босиком: закалялись, как бы мы теперь сказали![b]Забытый доктор[/b]Здесь уместно сказать несколько слов об одном замечательном человеке, тесно связанным с ховринским приютом. Это врач-педиатр Егор Арсеньевич Покровский, долгое время возглавлявший Софийскую (ныне Филатовскую) больницу.Родился Егор Арсеньевич 13 января 1834 года в Тверской губернии, в семье священника. Оставшись в детстве без родителей, он рано узнал почем фунт лиха. Помогала ему встать на ноги крестная мать, но и она умерла, когда юноша учился в последнем классе гимназии. С 16 лет он практически стал кормильцем семьи и до конца жизни помогал брату и сестре.Казалось, это был конец всем надеждам. Кто-то из добрых людей одолжил ему 15 рублей, и он смог отправиться в Москву держать экзамен на медицинский факультет университета.Поступить в университет удалось, но дальнейшее существование было на грани выживания. Вместе с товарищем он снимал комнату: рубль платили за жилье, рубль на чай и сахар, три – за стол. Вскоре кончились деньги, и хозяева сначала отказали в столе, а затем перестали отапливать квартиру… Помогали товарищи, как правило, бывшие семинаристы, учившиеся за казенный счет. Приносили хлеб, делились последним.Наконец юношу перевели на казенное содержание. Со временем удалось найти уроки и заняться репетиторством.И вот судьба привела его в дом графа Н. С. Толстого. Его дочь, Марья Николаевна, писала в дневнике о своем учителе, что он – «дивное создание и счастлива будет та женщина, которую он полюбит. Дай-то, господи, чтобы попал на достойную его любви и, главное, умеющую любить!» Слова оказались пророческими, и учитель вскоре… повенчался с ученицей! По окончании университетского курса Покровский поступил ординатором в Софийскую больницу и одиннадцать лет работал в этой должности, а затем еще двадцать лет главным врачом.Как лечащий врач Покровский был весьма популярен в Москве и мог легко разбогатеть, организовав частную практику. Но вместо этого он ежедневно, в течение десятилетий, бесплатно, по несколько часов в день принимал больных детей бедных родителей. Особенным вниманием пользовались сиротские учреждения: Воспитательный дом, сиротский приют в Ховрине.Дети из последнего, бывая на экскурсиях в Москве, останавливались на квартире Покровского и ночевали там. В сложных случаях его вызывали в Кадетские корпуса и Александровское военное училище, хотя там традиционно работали сильные врачи.В последние годы жизни он был выбран гласным Московской городской Думы и активно работал в комиссии по Ховринскому приюту, который неоднократно посещал.Покровский был не только врачом, но психологом и педагогом, вел колоссальную работу в области научного изучения детства. Выходят его книги, актуальные и сегодня: «Физическое воспитание детей у разных народов», «Детские игры». Его трудами было организовано издание журнала «Вестник воспитания», который он редактировал до самой смерти.Медицина в прошлом веке была несовершенна, и смерть каждого ребенка Егор Арсеньевич глубоко переживал. «Добрый и незлобивый по природе, постоянно имевший дело со страждущими детьми и горем их родителей, часто, очень часто усложненным скудостью средств, он развил в себе чуткое отношение к страданию ближнего и сознание обязанности помогать по мере сил всякому нуждающемуся», – так писал о нем современник…К сожалению, в наше время имя Е. А. Покровского забыто, а в России детей воспитывают по методе импортного доктора Спока.[b]На новое место[/b]Но вернемся в Ховрино. Разумеется, не следует идеализировать жизнь в приюте, да еще в сиротском. Вскоре после открытия выяснилось, что приют находится в «неудовлетворительном и безотрадном положении». Дома, сшитые на скорую руку и пригодные лишь для летнего проживания дачников, быстро превратились в развалины. Зимой дети в них мерзли, ежегодные ремонты мало помогали. Спальни разместили на третьем этаже, и в случае пожара, которые в те времена случались часто, могли быть серьезные человеческие жертвы. Село Ховрино и окрестности развивались как дачная местность, и довольно успешно. Как следствие, постоянно росли цены на основные продукты питания и дрова. Поэтому, несмотря на частные пожертвования, губернскому земству приходилось считать каждую копейку, уходившую на содержание приюта.Разговоры о переводе его из Ховрина длились несколько лет. Временно прекратили прием детей. Следует сказать, что Молчанова отказалась от отчуждения земли и согласилась на перевод приюта при условии, что земство на пожертвованном ею участке устроит другое благотворительное заведение. Приют перевели из Ховрина в село Покровское-Мещерское. Там, в Подольском уезде, на берегу речки Рожайки существовало так называемое имение, принадлежавшее земству, насчитывающее 500 десятин.Летом 1900 года сиротский дом вывезли из Ховрина, а его место заняла земская больница на 30 коек для хронических и неизлечимых больных. Но это уже, как говорится, совсем другая история…
Общество
Ах, зачем меня мать родила?
Осенью 1908 года в Рукавишниковском приюте разразился скандал, в центре которого оказался новый директор – П. Э. Неандер.Братья Гучковы, более известные своей политической деятельностью, сыграли зловещую роль в истории приюта.Младший Александр (будущий председатель Государственной думы), недолго бывший попечителем приюта, практически не уделял ему внимания, так как политическая деятельность отнимала все время у новоявленного демократа.Поэтому братья положились во всем на своего близкого знакомого, бывшего латышского пастора по фамилии Неандер, который, как и они, входил в состав ЦК «Союза 17 октября».Рукавишниковы, не только не входившие ни в одну из партий, но и вообще далекие от политики, после долгой и бесплодной борьбы с Гучковыми устранились от приютских дел. Вместе с ними ушли педагоги, помнившие еще Николая Рукавишникова.Последним перед скандалом попечителем приюта был Н. К. Рукавишников, сын Константина Васильевича. И он, и отец несколько раз побывали у городского головы и требовали уволить Неандера.Гучков встречал гостей очень любезно, говорил, что их желание для него закон, но все оставалось по-прежнему. И тогда Н. К. Рукавишников отправил на имя Гучкова письмо, в котором сложил с себя звание почетного попечителя и сообщил, что «семья Рукавишниковых вынуждена отказаться от всякого участия в делах приюта».В печать просочилось известие, что в 1907 г. по первой пороше Неандер устроил охоту на зайцев и вместо гончих использовал воспитанников Фидлеровской колонии. Дело требовало расследования, но братья Гучковы старались скрыть этот постыдный факт и замять его.В судьбу приюта вмешалась пресса, чьи разоблачения всколыхнули общественность, и администрация приюта, признав, что охота все же была, тем не менее с неприкрытым цинизмом резюмировала: «Совет не усматривает в этом ничего вредного для воспитанников и предосудительного со стороны директора приюта, ибо главная цель устройства такой охоты заключается не в преследовании зверя, а в предоставлении им возможности побегать на свободе в лесу». Но факты противоречили этому сообщению. Большинство ребят промокли в снегу, после охоты всех лихорадило, некоторые провалялись две недели больными; всех загонщиков долго еще дразнили обидными собачьими кличками.И даже педсовет колонии выступил, правда, в завуалированной форме, против использования своих подопечных в подобных «развлечениях», поскольку это «содействует развитию в детях инстинктов жестокости и дурно влияет на их общее поведение».Но вот открылся 7-й съезд представителей русских исправительных заведений, на котором выяснилось, что не только факт охоты имел место. В целях «увеличения доходности» колонии воспитанников объединяли на общественных работах вместе с отбросами общества – обитателями Хитрова рынка. Подобное объединение не замедлило сказаться – участились случаи продажи казенных вещей, побегов и т. д. Были попытки назначить поденщиц (среди которых преобладали женщины известной профессии) для совместных работ с воспитанниками в саду и в поле. Директор сажал воспитанников в карцер и избивал их самолично. А среди мастеров и «воспитателей» тотчас же нашлись подражатели.Выступил на съезде и сам Неандер и долго нес околесицу о том, что на настроении воспитанников якобы неблагоприятно сказалось революционное движение 1905–1907 гг.После съезда страсти поутихли. Думцев отвлекли другие заботы, и о скандале в Рукавишниковском приюте стали забывать. И Неандер, почувствовав безнаказанность, установил в заведении настоящий тюремный режим…В новом законе о воспитательных и исправительных заведениях для несовершеннолетних от 19 апреля 1909 г. проводился принцип смягчения наказания: безусловно запрещалось применение телесных наказаний и заключение в темный карцер. Не был исключением и устав Рукавишниковского приюта. И тем не менее они широко применялись. Били по всякому поводу и без повода. Избивали при заключении в карцер, били просто так...Пощечины, затрещины, избиения стали рядовым явлением. Посаженных в карцер жестоко избивали… Вся «система Неандера» представляла собой непрерывную нравственную и физическую расправу с воспитанниками.Развязка неумолимо приближалась. 14 января 1911 г. в приюте произошел «бунт». Воспитанники отказывались выполнять обычный распорядок дня, требуя удалить наиболее одиозных «дядек» и «воспитателей», ломали мебель, били стекла.Пришлось вызывать городскую полицию. 35 мальчиков скрутили и заперли в карцер, но напряжение сохранялось.Спустя несколько дней в приютских мастерских, как обычно, начались занятия. В малярной работали три малыша и мальчик постарше – 15-летний Затевахин. Вдруг в мастерскую вошел 18-летний воспитанник и приказал бить окна, что младшие и исполнили. На шум в мастерскую ворвались директор и надзиратели, среди которых был швейцар Савельев, рослый, огромных размеров, но трусоватый, отставной гвардеец, захвативший на всякий случай кочергу. Неандер приказал ему отвести Затевахина в карцер. Последний, тщедушный мальчик, не отличался крепким здоровьем (ему ежедневно выдавали дополнительно кружку молока). Схватив воспитанника за шиворот, Савельев поволок его в карцер; уже на лестнице послышались крики мальчика. В карцере избиение продолжилось. Бросив обессиленного паренька на холодный пол, Савельев удалился. Мальчик через два часа скончался.После убийства в приюте ввели настоящий тюремный режим и запретили свидания с родственниками. Свыше трети воспитанников посадили в карцер, под который пришлось занять дополнительно и баню. Оставшиеся «на свободе» отказывались работать, заниматься, а при появлении надзирателей кричали «Хива! Хива!», что на воровском жаргоне означало «хитрованец» – обитатель Хитрова рынка. Дядьки и воспитатели, опасаясь трогать ребят постарше, вымещали зло на самых маленьких.Наконец активизировалась городская дума. Необходимо было убрать Неандера, но для этого следовало выбрать попечителя. Снеслись с К. В. Рукавишниковым, и тот ответил, что наиболее подходящим кандидатом считает С. В. Бахрушина. Последний лишь недавно был выбран гласным городской думы, но успел зарекомендовать себя живым, энергичным отношением к общественному делу.За Бахрушина проголосовали большинство гласных. Впоследствии С. В. Бахрушин (1882–1950) стал крупным ученым-историком, академиком.Избрание попечителя имело и свои последствия. Немедленно последовало заявление Н. К. Рукавишникова о том, что он вновь принимает на себя звание почетного попечителя и члена попечительского совета.Вскоре состоялся и суд. Присяжные заседатели, признав Савельева виновным, отнеслись к подсудимому со снисхождением. Суд приговорил его к незначительному сроку. В гражданском иске матери убитого, прачке-поденщице, зарабатывающей 25–30 копеек в день, отказали. На руках у нее остался еще один сын-калека. Неандер был вынужден покинуть приют, но ему быстро нашли синекуру – наблюдение за ассенизационным городским обозом. К. В. Рукавишников скончался в 1915 г. Отпевали его в церкви приюта при огромном стечении народа. На кладбище его провожали воспитанники со своим оркестром…[i]Приют просуществовал до 1918 года и был распущен. При советской власти в этом здании размещалась колония беспризорников, затем ремесленное училище. Но для него особняк XVIII века посчитали, видимо, слишком роскошным и, выгнав «ремеслуху», сюда вселился институт «Гипроцветмет». Во время перестройки здесь обосновались новые русские. В бывшей Фидлеровской колонии в настоящее время находится Икшанская колония для несовершеннолетних.[/i]
Общество
«Мягкое обращение и поощрение на доброе дело»
…Во время Великих реформ ХIХ века в Устав о наказаниях была введена поправка, позволявшая малолетних преступников вместо тюрьмы отдавать в особые исправительные заведения, а два года спустя был принят закон об открытии исправительных приютов для несовершеннолетних. Это и послужило основанием для открытия в 1864 году такового в Москве – в небольшой домик близ Симонова монастыря привезли несколько малолетних правонарушителей и поместили их под поручительство Общества распространения полезных книг, возглавляемого энергичной дамой – А. Н. Стрекаловой. Так зародилась первая в России исправительная школа. Возглавил ее видный юрист и общественный деятель – профессор М. Н. Капустин. Но через несколько лет он получил назначение в Ярославль, а вместо себя предложил кандидатуру 24-летнего выпускника Московского университета Николая Васильевича Рукавишникова (1845–1875).[b]Задолго до Макаренко[/b]Приют достался новому директору не в лучшем виде. Порядок и дисциплина в заведении, насчитывающем около 30 воспитанников, напрочь отсутствовали. Денег, а это были, как правило, частные пожертвования, не хватало даже на элементарные нужды. Зная, что его подопечных по выходе на волю ждут две дороги – возвращение к старому или беспомощное барахтанье, он озаботился обучением своих питомцев различным ремеслам; и он, и дети прекрасно понимали, что «мастерство даст им верный кусок хлеба и избавит от испытанных уже невзгод». На свои средства он устроил несколько мастерских: сапожную, портняжную, столярную и др. Задолго до Макаренко он проповедовал исправление трудом, чтобы воспитанники по выходе из приюта имели возможность честно заработать на кусок хлеба. Кроме обучения мастерству, Рукавишников заботился и о духовном развитии своих подопечных.Они обучались по программе начальных училищ. Главным его принципом были «не строгость или наказание, а мера исправления воспитанников мягким с ними обращением, сострадание к ним и поощрение их на доброе дело».Н. В. Рукавишников был един в семи лицах: он дневал и ночевал в приюте, сам обучал своих воспитанников грамоте и азам математики, а в свободное от занятий время водил их на экскурсии по Москве, показывая достопримечательности и святыни, ходил с ними в музеи и в Зоосад. Домой приезжал только ночевать.Нравственная атмосфера, созданная Николаем Васильевичем в своем приюте, была поразительна и трогательна. Мальчишки настолько полюбили своего юного директора, что слово его было для них законом. Они удерживали друг друга от проступков не из страха наказания, а из боязни огорчить любимого наставника. Такого отношения к себе Н. В. Рукавишников достиг исключительно силой своего нравственного обаяния и своей любовью к детям.[b]«Во славу того, чье имя останется навсегда»[/b]Слава о деятельности Н. В. Рукавишникова распространилась далеко за пределы Москвы. Инспектирующих приют и просто любопытных посетителей поражала сама обстановка. «Мы никак не могли освоиться с мыслью, что это – мальчики-преступники, живущие на исправлении; приют представлял из себя образцовое ремесленное заведение хорошего хозяина с молодыми работниками на жалованье, и этот хозяин печется не только о выгодах, но и о благосостоянии, материальном и нравственном, своих работников».Декан Вестминстерского аббатства А. Стенли, будучи в Москве, несколько раз посетил приют и, вернувшись на родину, в первой же проповеди рассказав об увиденном, закончил ее словами: «Мне удалось видеть святого!» Каждые четыре года собирались конгрессы европейских исправительных заведений. В Риме, в зале, где проходили эти конгрессы, был установлен мраморный бюст Н. В. Рукавишникова с надписью: «Первый гуманист мира». Современники сравнивали Рукавишникова с великими педагогами и благотворителями – с Дж. Говардом, И.-Г. Песталоцци, доктором Гаазом. В 1885 г. Московскому приюту была присуждена высшая награда. В далекой Бразилии открылся приют, названный Рукавишниковским.Отмечен был Николай Васильевич и на родине. Еще при жизни, в 1873 г., было «высочайше утверждено» новое название – Рукавишниковский исправительный приют.Руководил он приютом недолго – пять лет. В августе 1875 г. в результате заболевания пневмонией Николай Васильевич скончался. Но даже за столь незначительный срок он сумел оставить о себе долголетнюю память и войти в число всемирно известных педагогов.Судьба оделила Рукавишникова всеми благами. Умен, богат, здоров, молод – он мог бы посвятить себя любому поприщу и занять не последнее место в любом деле. Но он пренебрег всем и посвятил себя делу исправления малолетних преступников. В некрологе говорилось: «Пусть при сочувствии общества учреждение это возрастет во славу того, чье имя останется с нами навсегда».[b]По заветам брата[/b]Николай Васильевич перед смертью завещал родным братьям не оставлять заботой свое детище. В память о нем Иван и Константин Рукавишниковы приобрели для приюта прекрасный особняк на Смоленской-Сенной площади (современный адрес: Смоленский бульвар, 30). В том же 1879 году приют из ведения Общества был передан городу. С этого времени долгие годы почетным попечителем приюта был Константин Васильевич Рукавишников, также выпускник Московского университета, гласный Московской городской думы (1877–1901), московский городской голова (1893–1897), видный хозяйственный и общественный деятель.По его инициативе расширялся приют, расширялась и его деятельность. Появились новые мастерские: столярная, токарная, кузнечная, портновская, малярная. Каждый мастер обучал 4–5 воспитанников. В наши дни это норма для хороших частных школ. Но кроме грамоты и ремесла воспитанников обучали рисованию, гимнастике, музыке. Директором пригласили известного московского педагога – А. А. Фидлера. Наказания здесь применялись очень редко, а телесные в 1890-х гг. отменили вовсе. Кроме того, возникла своеобразная система поощрений. За хорошее поведение малолетних преступников отпускали на несколько часов домой, повидаться с семьей.Коллективным поощрением была прогулка в Сокольниках, а иногда и поездка на дачу Рукавишниковых, близ станции Крюково (нынешний Зеленоград). Перед этим Константин Васильевич договаривался с железнодорожниками, чтобы специально для приютских выделяли дополнительные вагоны. Интересно, что детей, щадя их самолюбие, называли только «воспитанники» или «наши мальчики», стараясь даже словом не напоминать об их преступном прошлом. Результаты педагогической системы Рукавишниковского приюта впечатляли. В криминальный мир возвращались после выхода на свободу только 5–6% воспитанников.В приюте была своя амбулатория, постоянный врач, небольшой лазарет. Был организован патронат над бывшими воспитанниками приюта.Константина Васильевича не удовлетворяла величина жалованья воспитателей, и он к Николину дню (официальный приютский праздник) выплачивал им из своих средств прибавку. Кроме того, учредил для них пенсионную и ссудно-сберегательную кассы. Впрочем, его благотворительность касалась не только опекаемого им приюта. Будучи городским головой, он отказался от своего жалованья (довольно значительного), а думским служащим выплачивал из своих средств вознаграждения к Пасхе и Рождеству.В приюте обучали ремеслам, необходимым в условиях городской среды. Но сюда часто попадали и крестьянские дети, пришедшие в Москву на заработки. Для этого контингента в 1904 г. на казенной даче в Нелидове, что в Дмитровском уезде, открыли филиал – земледельческую колонию. На личные средства К. В. Рукавишников построил капитальные дома для воспитанников, семей служащих, мастерские и учебные классы, ряд хозяйственных объектов. По случаю юбилея – 25-летия службы в приюте директора А. Фидлера – колонию назвали Фидлеровской. Главными занятиями здесь были, кроме учебы, сельскохозяйственные работы.К сожалению, смута, охватившая Россию в начале ХХ века, не обошла стороной и Рукавишниковский приют… ([i]Продолжение будет[/i].)
Общество
Сто лет тому назад
Сегодня, в начале XXI века, события 100-летней давности представляются не совсем реальнымиА между тем и дома, бывшие свидетелями того, о чем мы хотим рассказать, еще стоят на московских улицах; и случилось все это не с Адамом и Евой, а с нашими прадедушками и прабабушками… В открывшемся 7 января доме бахрушинских бесплатных квартир на Софийской набережной чуть ли не сразу после новоселья разразился скандал. Дом, предназначенный для вдов с детьми и курсисток, оказался переполненным… мышами. Это и неудивительно, ведь рядом находился Болотный рынок.Вдовы были хоть и биты жизнью, но все же оставались «слабым полом», а посему для защиты от грызунов им разрешили завести кошек. Днем те нежились на печках и мурлыкали, а по ночам охотились.Все были довольны, но идиллия продолжалась недолго. Дело в том, что смотрительница квартир (управдом) была любительницей собак и на обход выходила в сопровождении своей шавки. Конфликт разных представителей «братьев наших меньших» был неизбежен и однажды разразился.Собачонка бросилась на кошек, но у тех оказалось численное преимущество, и собачонка с выцарапанным глазом покинула поле битвы.Смотрительница обиделась и приказала дворникам уничтожить всех кошек! Переловив кошек, дворники приговорили их к казни. Способ изобрели дичайший: одну за другой их давили створками ворот! Когда таким образом было удавлено около двух десятков кошек, дворники вдруг ужаснулись содеянному. Оставшихся животных побросали в пустые бочки, отвезли к скотобойне и выпустили на свободу… Несмотря на скандал, бахрушинский дом оказался настоящим «спасательным кругом» для многих женщин, особенно для курсисток, жизнь которых в Москве нельзя было назвать даже сносной. Большая часть их жила на 10 копеек в день. «Аристократки» тратили по 15 копеек... И не верьте, уважаемые читатели, тем, кто говорит, что в царской России можно было роскошествовать на 2 копейки в день. Особенно дорого стоили развлечения: на деньги, истраченные на покупку театрального билета в первом ряду балкона, курсистка могла кормиться целый месяц! Но даже скромных копеек порой не хватало на ежедневные обеды.Выжить помогали общественные организации, сердобольные москвичи. В январе 1903-го учащимся очень помогли художники, участвовавшие в проходившей в эти дни «выставке 36-ти»: Апполинарий Васнецов пожертвовал 2 картины, отдали свои этюды С. Иванов, В.Переплетчиков, К. Первухин… Каждый, впрочем, зарабатывал на жизнь как мог. В Москве наряду с профессиональными плакальщицами появились профессиональные «поминальщицы». Так, в доме Кузина на Знаменке во время поминок задержали некую Кочневу, которая, выходя из-за стола, прихватила с собой десяток ложек, салфетки. Появилась новая категория карманников: «похоронные воры». С утра они внимательно читали траурные объявления, а днем сопровождали покойников в качестве «родственников» или «почитателей». В церкви, смешавшись с толпой, они проливали обильные слезы, попутно «проверяя» карманы ничего не подозревавших родственников.Более масштабно действовали воры на железных дорогах. Телеграмма из Копенгагена гласила: «Из России прибыл груз коровьего масла, но при вскрытии бочек оказалось, что часть их наполнена вместо масла льдом и камнями…» Это был не первый случай подмены, и терпение датских импортеров лопнуло. Видимо, с тех пор они затаили обиду на нас и не выдают нам наших бандитов.
Общество
Поборы унижают берущего!
Сто лет назад Москва провожала в последний путь двух своих знаменитостей: московского «златоуста» Ф. Н. Плевако и булочника Д. И. Филиппова, сына того самого знаменитого пекаря, который, по легенде, проглотил таракана, выдав его за изюминку… Дмитрий Иванович умер еще не старым, 54-летним человеком. Гроб от церкви Алексея митрополита, что в Глинищах, где покойный был старостой, до места захоронения в Скорбященском монастыре несли на руках, а следом ехали четыре колесницы с горами венков. Накануне из его булочных развезли по тюрьмам, арестантским домам и богадельням 15 тысяч белых хлебов. Несмотря на трескучий мороз, у кладбища собралась огромная толпа нищих, ожидавших богатую милостыню. Некоторые из них, предвкушая обильную раздачу «подарков», напились авансом.Но надежды попрошаек не оправдались. По пути следования похоронной процессии и у входа в обитель «артельщики» действительно раздавали мелкие деньги, но этого толпе было мало, и несколько основательно «подогретых» оборванцев набросились на «инкассатора», едва не сбив его с ног. Бедняге пришлось спасаться на извозчике. По счастью, жертв, как во время похорон богача Губкина, когда погибло 8 человек и многие были изувечены, не было.Рабочим и служащим фирма устроила поминальные обеды: «белым воротничкам» – в «Эрмитаже», а «синеблузникам» – в трактирах. Похороны обошлись в 30 тысяч рублей. И это несмотря на то что уже три года фирма стояла на грани банкротства из-за, как поговаривали, доброты и доверчивости Дмитрия Ивановича.После смерти Филиппова осталось 15 булочных в Москве, 8 – в Петербурге и еще 4 – в других городах.Кредиторам умершего администрация решила выдать по 10 копеек в погашение рубля их претензий.Гораздо скромнее прошли похороны известного адвоката Ф. Н. Плевако: он в завещании запретил возлагать на свою могилу венки и цветы.А в Грузинах в декабре 1908-го произошло событие, немного повеселившее Москву. Французскую труппу Сары Бернар, оказавшуюся на гастролях в Москве, очень заинтересовали «босяцкие рассказы» М. Горького. Узнав, что актеры МХТа перед премьерой пьесы «На дне» посетили Хитров рынок, французы распалились и однажды темным вечером отправились в Грузины – место достаточно злачное. В этот момент нагрянула полицейская облава и французы оказались в сложном положении. Городовые заподозрили в хорошо одетых людях беспаспортных мошенников, притворяющихся иностранцами. Лишь после долгих переговоров актерам удалось вырваться из плена… А московский градоначальник А. А.Адрианов попытался в декабре навести порядок в своей епархии. В преддверии большого праздника он обнародовал приказ, касающийся взяток, которые все полицейские чины (особенно нижние) собирали с домовладельцев, трактирщиков. Это так называемые «праздничные деньги», которые москвичи беспрекословно платили полиции в канун праздников «по возможности и посовести», но… в обязательном порядке.Адрианов, обращаясь к свои «немногим подчиненным», взывал к их совести: «Я им хочу разъяснить, что подобные поборы скверны, они унижают берущего, оскорбляют его товарищей и сослуживцев, порочат доброе имя всей полиции, от этого обычая нужно отказаться… Своей неподкупностью и честностью мы заслужим уважение и доверие нашей первопрестольной столицы…» Увы, надежды Александра Александровича не сбылись, пожалуй, и через сто лет после его приказа. Разве что формы «праздничного налога» стали несколько иными.
Общество
В этом году первый кукольный фильм празднует свой вековой юбилей
В этом году мы отмечаем 100-летие русского игрового кино, и можно вспомнить, что и первому российскому кукольному фильму довольно скоро стукнет сто лет. На одном из просмотров в «Торговом доме Ханжонкова и К°», как писали газеты, «внимание и восторг вызвала одна кинематографическая вещица под названием «Прекрасная Люканиада». Эта маленькая картина (всего 110 метров пленки) имела ошеломляющий успех. Ее героями были не популярные персонажи и актеры, а… жуки-рогачи! И мало кто из зрителей догадывался о том, что это были не дрессированные насекомые, а куклы, созданные Владиславом Александровичем Старкевичем (1882–1965), родившемся в Москве, но еще младенцем увезенным в город Ковно. Это была первая русская анимационная картина, но зрителем ее секрет был недоступен. Да и фирма-создатель усердно поддерживала слухи о необычайных дрессированных жуках.Этот фильм (а точнее – фильма, как тогда говорили) стал первой русской лентой, приобретенной заграничными прокатчиками! Старкевич был человеком очень веселым, склонным к розыгрышам и шуткам. Вот что случилось однажды на корпоративном празднике (как бы мы сказали сейчас) в фирме Ханжонкова. Но предоставим слово самому предпринимателю: «Однажды при встрече нового 1913 года, когда собравшимся сотрудникам и их родственникам демонстрировались лучшие эпизоды из еще не выпущенных лент, Старкевич попросил разрешение показать и свой ролик. Картина началась кадрами традиционного рождественского Деда. Дед Мороз на экране вдруг замер. Проекционный аппарат привычно потрескивал, но поза деда Мороза не менялась.Это вызвало у зрителей подозрение, что пленка остановилась под горячим лучом дуговой лампы. Искушенные в киноделе зрители знали, что так обычно начинаются пожары… И вдруг в центре экрана появилось зловещее пятно, быстро воспламенившееся и покрывшее экран огненными языками. Паника охватила присутствующих. Одни бросились, опрокидывая стулья, к выходу, другие устремились к проекционной будке. Неожиданно дверь кинобудки открылась, и вместо ожидаемых облаков дыма и пламени показалось бледное лицо нашего опытного киномеханика. Потрясая руками, он кричал: «Ну и жулик этот ваш Старкевич!..» Оказалось, что все эти пожарные эффекты были нарисованы, а частью выцарапаны и раскрашены на самой пленке…»
Общество
Сорок лет назад в Москве была восстановлена триумфальная арка
Традиция приветствия победителей, воздвигая в их честь «ворота славы», пошла от Древнего Рима.У нас впервые так чествовали героев при Петре Великом. Триумфальные арки в старину были, как правило, деревянными, а потому существовали недолго. И те, что были возведены в 1814 году по случаю возвращения русских войск из Франции, были тоже деревянные. Арку поставили в районе нынешней площади Маяковского. Простояла она более 12 лет, изрядно обветшала, и в 1827-м указом императора приказано было ее снести, а взамен возвести каменную, дабы память о победе сохранить на века. В основание будущего мемориала вмуровали бронзовую плиту с надписью: «Сии Триумфальные Ворота заложены в знак воспоминания торжества российских воинов в 1814 г. и возобновления сооружением великолепных памятников и зданий Первопрестольного града Москвы, разрушенного в 1812 году нашествием галлов и с ними двунадесяти языков».В самом начале XVIII века московские пыточных дел мастера «расследовали» одно дело. «Взят боярина Салтыкова человек Алешка Каменский за то, что боярина лечил, принашивал лекарства, и от лекарств боярин умер скорой смертью…» Выяснили, что покупал Алешка лекарства в Зелейном ряду, но затем передоверил лечение другому дворовому человеку, а тот, вместо того чтобы разделить лекарство на части, скормил боярину все сразу. Боярин и помер.докторами и аптекарями, и с лекарствами, и с иными чинами во всех делах ведать в Государственном Посольском приказе…» По царскому указу запрещалось открывать аптеки близко друг от друга, чтобы пресечь конкуренцию.Первую жалованную грамоту получил Даниил Гурчин, открывший аптеку на Мясницкой улице. По этой самой причине в Китай-городе никаких аптек не было, а первая аптека близ Никольских ворот открылась только после смерти Гурчина и его наследников. В 1832 году она перешла к К. И. Феррейну, а затем к его сыну, магистру фармации, В. К. Феррейну, и известна москвичам как аптека № 1.Из восьми разрешенных аптек открылось только пять, да и те часто торговали себе в убыток: покупать лекарство можно было только «за морем» или в портовых городах, так что двойная пошлина делала их весьма дорогими. Да и москвичи привыкли лечиться у знахарей, и лекарства в аптеках часто портились, так и не покинув прилавок… И хотя царь, вняв мольбам аптекарей, вторую (московскую) таможенную пошлину вскоре отменил, лекарства еще долго были не по карману большинству москвичей. Эта дороговизна породила несколько московских поговорок, бытующих и сегодня: «Аптекам предаться – деньгами не жаться» или «Аптекари лечат, а хворые кричат».Михаил СТЕПАНОВ Проектировал ворота замечательный архитектор Осип Бове, возрождавший Москву из пепла после пожара 1812 года. А скульптурные работы выполнили выдающиеся мастера И. П. Витали и И. Т. Тимофеев. Строительство растянулось на пять лет. Сам Бове не увидел своего творения, скончавшись за три месяца до открытия.Одновременно со строительством обустраивали и местность вокруг ворот: спланировали новую площадь, снесли хаотичную застройку, а новые дома возводили с одинаковыми фасадами по проекту все того же Бове. Таким образом, был создан прекрасный ансамбль, украсивший въезд в город со стороны второй столицы.Но спустя несколько десятилетий ансамбль был нарушен в результате попустительства московских властей. Некий купец К. Л. Лаврентьев возвел рядом с воротами трехэтажный доходный дом, а еще через пару лет взял в аренду здание кордегардии, которое переоборудовал под трактир. А потом исчезли и красивые чугунные решетки, соединявшие ворота и кордегардию.Да и московские обыватели настолько свыклись с памятником, что перестали относиться к нему с почтением.Культурная общественность периодически выражала свое возмущение на страницах газет, гневаясь то на птичек, то на москвичей: «Голуби и другие птицы, свившие свои гнезда на прекрасных орнаментах этого сооружения, толстым слоем помета покрыли и орнаменты, и художественные рельефы, и величественные статуи этого памятника…» Но еще большее возмущение вызвало поведение пассажиров проложенной здесь конки. Рядом с воротами, естественно, сделали остановку, и «народ всякого чина и звания, взяв за привычку дожидаться тут вагонов конно-железной дороги, допускают себе делать известные неприличия; зловонные лужи не редкость около фундамента этих ворот…» Свою лепту в непростую жизнь Триумфальных ворот вписало и московское студенчество. В Татьянин день Триумфальная арка неизменно привлекала внимание изрядно навеселившихся в загородных ресторанах студентов. Возвращаются студиозы в город, а с Триумфальных ворот глядит на них медный кучер, о котором по Москве говорили: «Во всей Москве два кучера непьющих: один на Большом театре, другой на Трухмальных воротах. Да и то Трухмального, как не крепко держался старик, а на Татьяну студенты непременно накачают…» И действительно, были отчаянные головы, которые по обледенелым ступенькам железной лестницы карабкались наверх, чтобы выпить в обществе медного кучера. Снизу, видимо, не было видно, что за кучера-то была сама крылатая богиня Победы! На своем исконном месте ворота простояли 102 года, а в 1936-м площадь перепланировали, расширили улицу Горького, и Триумфальная арка оказалась помехой! Как и другие шедевры истории, «помешала уличному движению». Лишь спустя три десятилетия Моссовет, вспомнив о былой ратной славе, решил ворота восстановить. Установить новодел решили на Кутузовском проспекте, близ Поклонной горы, как всегда, не задумавшись над тем, подходит ли это место. Дело в том, что освобождение столицы в 1812 году началось с выступления казаков из села Никольского, расположенного на Петербургском тракте, и возвращение полков русской армии из Франции в 1814-м происходило тем же путем. А по Можайской дороге русская армия отступала. Именно здесь, на Поклонной горе, ожидал ключей от города Наполеон, отсюда французы вошли в Москву. Так кому же памятник?
Развлечения
История московского туалета
Еще без малого полтора века назад ситуация с общественными туалетами в Москве была катастрофической.Приезжих в столице было достаточно, но найти «укромный уголок» им было просто невозможно… Вот что писали по этому поводу «Русские ведомости» 5 октября 1875 года: «На самой середине Воскресенской площади, перед окнами трактиров Тестова и Гурьева, стоят извозчичьи колоды… Колоды эти служат для проходящей публики открытыми писсуарами, около которых творятся всякие безобразия, на глазах проходящих и проезжающих женщин…» Если такое было в центре города, то что же говорить об окраинах? А ведь к этому времени прошло уже более полутора веков с того дня, как Петр I издал указ «О соблюдении чистоты в Москве…» Царские указы после этого издавались неоднократно, но санитарное состояние Москвы не улучшалось… Положение начало меняться, когда городскому самоуправлению предоставили большие права и расширили круг обязанностей.Постепенно начинает формироваться «туалетная карта» города.Впрочем, и здесь случались казусы. В 1888 году на Смоленской (Сенной) площади открыли каменный туалет, украшенный карнизом с белокаменными крестами, выделявшимися на фоне кирпичной стены. Крестьяне, приезжавшие на базар, останавливались перед зданием и крестились, принимая его за часовню! К началу ХХ века Управа взялась за дело всерьез: по проекту инженера М. П. Щекотова, вернувшегося из заграницы, началось строительство подземного туалета на Театральной площади, стоившего городу 6 тыс. рублей. А в январе 1902-го состоялось его открытие. Первый подземный туалет имел женское и мужское отделение и два класса – платный и бесплатный. В первом посетитель получал мыло, одеколон, полотенце и т. п.; в бесплатном же таких удобств не было.Впрочем, в 1917 году были переосмыслены не только духовные, но и материальные ценности, на- копленные человечеством: большевики обещали победившему пролетариату золотые унитазы. А пока разрабатывался соответствующий проект, народ пытался освоить существующие «блага цивилизации». Наука давалась с трудом. Один мемуарист вспоминает, как зашел в трамвайный павильон на Театральной площади и… наткнулся в углу на кучу испражнений. «Отскочил в другой, но и там тоже. Я повернулся к выходу и увидел сидящего на корточках солдата, приветливо смотрящего на меня. «Не стесняйтесь, товарищ, присаживайтесь, – пригласил он меня. «Я не стесняюсь, но ведь это трамвайная будка!..» «Да ведь мы их давно в нужники обратили, – самодовольно похвалился он…» А началось все с октябрьского переворота. Группа «революционеров» захватила Малый театр, обосновавшись там на время уличных боев. Вино, девочки, красивая жизнь… После окончания боев, артисты, войдя в «дом Щепкина», нашли полы своих гримерок покрытыми зловонными кучами.Впрочем, вскоре и все население столицы было вынуждено приспособиться к новым порядкам, когда с приходом зимы начали лопаться канализационные трубы.Туалетный вопрос был разрешен очень просто. Разложив на полу номер «Правды» или «Известий», жители следовали примеру солдата из трамвайной будки. А затем, сложив газетку в аккуратный пакет, выбрасывали на улицу. Московские улицы, которые никто не убирал, были завалены такими пакетами! Первые десятилетия советской власти туалетное дело шло своим чередом: очереди в коммуналках, скандалы по этому поводу, поиски подходящего «закутка» на улице… Очередная «туалетная революция» началась 1 мая 1946 года.«Партийный губернатор» Г. М. Попов, живший в доме № 4 по улице Горького, ранним утром увидел в своем подъезде солдат, справлявших малую нужду. Разъяренный чиновник вызвал управдома, который внятно разъяснил «хозяину Москвы», что танковая колонна, участвовавшая в параде, заняла исходную позицию с вечера, растянувшись по улице Горького. Солдаты, чуть ли не сутки просидевшие в танках, терпеть больше не могли и… уединялись в подъездах ближайших домов. Управдом добавил, что все московские туалеты, кроме вокзальных, давно стали… жильем для москвичей! И после праздника Мосгорисполком был поставлен «на голову». Решения принимались безо всякой волокиты: были сооружены сотни деревянных «удобств». Но существовали они недолго и вскоре были превращены… в жилье и склады.И все-таки, с начала 1950-х начали строить на первых этажах и в подвалах домов стационарные туалеты. Их облицовывали плиткой, ставили нормальную фаянсовую сантехнику, в некоторых была даже горячая вода. Ну и верх цивилизации – автоматы с одеколоном, правда – самым дешевым.Единственный недостаток – туалеты были платные. А вот когда туалеты, по распоряжению «высшего руководства», сделали бесплатными, то от этого удара они оправиться не смогли. Вначале исчезли автоматы с одеколоном, потом – зеркала; начали пропадать дверные ручки и шпингалеты, а потом и дверцы в кабинках. Ведь советскому человеку нечего было скрывать от коллектива! Менее чем за год московские туалеты превратились в дурно пахнущие питейные заведения – тепло и смотрительница всегда предложит стакан (взамен получив пустую бутылку). Эти места считались очень «доходными».А в 1960–80-е годы, в эпоху тотального дефицита, туалеты успешно конкурировали с магазинами. Знаменитая «Ванда» первоначально размещалась на Петровке, аккурат над туалетом. Очереди за «заграничным товаром» в магазине были огромные. А в филиале «Подвандой» – безо всякой очереди, но в 2–3 раза дороже. Эта торговая точка, несмотря на регулярные облавы, существовала до тех пор, пока «Ванду» не перевели на Б. Полянку, а на ее месте открылись «Русские узоры». А с отечественных узоров какой навар? Как сейчас с этим вопросом обстоит дело в Москве? В общем, довольно благополучно. Хотя у каждого москвича и гостя столицы по этой части свой опыт и свои занимательные истории…
Общество
В Серебряном веке даже скандалы были литературные
Много воды утекло со дня рождения Л. Н. Толстого, но скандалы, связанные с юбилеем писателя, в Москве не затихали. По протесту градоначальника, выполнявшего волю Петербурга, было отменено постановление Московской думы о размещении портретов писателя во всех городских школах. Бесплатная городская библиотека-читальня на Софийской набережной, открытая к юбилею, так и осталась безымянной. Но вопреки этому, библиотека в обиходе называлась Толстовской, а на книгах стояла овальная печать: «Городская библиотека-читальня имени Л. Н. Толстого». Жена писателя подарила ей книжный шкаф графа, а скульптор Н. А. Андреев – бюст. В 1921 году библиотеку перевели на Б. Полянку, а в 1953-м – на Каширское шоссе, где она сейчас и находится.Недовольство многих вызвал осмотр «Солодовников» – домов дешевых квартир на 2-й Мещан- ской улице, построенных на завещанные миллионером деньги.«Дом для холостых» производил впечатление тюрьмы с камерами одиночного заключения: комнатки, напоминающие каменный мешок, откидные койки, широкие двери, «крадущие» у комнаты изрядную часть площади… Но главное, что квартплату пришлось повысить, и те, для кого предназначались дома, оказались за бортом. Газетный фельетонист, использовав «классические мотивы», перенес завещателя Солодовникова из загробного мира в Москву.Лишь полночь пробьет методично, На Спасских, старинных часах, «Коль славен» сыграют куранты Для звезд, что блестят в небесах, – Из мира загробного мчится Какая-то тень над Москвой, Она в одеянии белом И с лысой седой головой.Несется над сонной Москвою, Под звездным покровом небес...То сам Гавриил Гавриилыч, – Московский, всем памятный «крез»! Летит он и смотрит пытливо – Все тихо и сонно кругом.Вот два колоссальнейших дома Темнеют на фоне ночном.Не слышно людского там крика, Нигде там огни не блестят, Лишь впадины окон безмолвных На улицу мрачно глядят… …И тихо слова он роняет, Недужится будто ему: «Я дом завещал им построить, Они же воздвигли тюрьму!..» …И ходит молва по столице, Упорна, как правда сама, Что каждую ночь завещатель Свои посещает дома.Гораздо больше повезло другому наследию Солодовникова – театру на Большой Дмитровке (сегодня здесь Театр оперетты), который открылся после ремонта. Большинство восхищались новым театром.Но были и критики: «…Аляповатость и неуклюжесть во всем: в форме и внешних очертаниях балконов, в лепных работах, в разрисовке стен и потолка. Весь театр тонет в сером, однообразном декадентском орнаменте, как будто обит дешевым ситцем…» Новый театр породил и новое социальное явление, названное «солодовниковские бабы». В день объявления репертуара, когда начиналась предварительная продажа билетов, в очереди бросались в глаза по-деревенски одетые женщины.Время от времени то одна, то другая выходила в коридор и возвращалась с дамой или прилично одетым господином, которые и становились в очередь вместо нее. Не бесплатно, конечно. Судя по всему, это новоявленное барышничество стало заработком жен или родственников низших служащих театра.А вот Новый театр (здесь сейчас расположен РАМТ), получил название «Орион» и был отдан владельцем С. И. Зиминым «под просветительские цели». Первое представление на тему «Море» сочетало лекцию с туманными картинами, несколько короткометражных лент и концертное отделение, где в стихах, музыке и прозе воспевалась морская стихия. Публике понравилось…
Общество
В октябре отмечается 100-летие русского игрового кино
Какой фильм считать «истоком» отечественной кинематографии? Обычно называют ленту «Понизовая вольница, или Стенька Разин», снятую по мотивам известной песни Д. Садовникова «Из-за острова на стрежень…» Снимали кино питерцы во главе с придворным фотографом А.Дранковым, который был также и оператором; а режиссировал театральный актер В. Ромашков, в кино человек совершенно несведущий. Сценарий фильма написал бывший инженер-путеец В. М.Гончаров, который на 44-м году жизни так увлекся кинематографом, что круто изменил свою судьбу. Играли в фильме актеры и статисты драматической труппы Петербургского народного дома, то есть попросту любители.Фильм про Стеньку Разина представлял собой скорее пантомиму из шести сцен-кадров, иллюстрировавших содержание песни. Небольшая, всего на несколько минут экранного времени, примитивная по драматургии и режиссуре, лента, или фильма, как тогда говорили, тем не менее вызывала необыкновенный восторг. Ведь это был первый русский фильм, близкий сердцу каждого зрителя! Во время сеанса публика то и дело принималась напевать знакомую песню… И мало кто помнит, что несколько раньше, летом 1908-го, бывший хорунжий Войска Донского и будущий кинофабрикант А. А. Ханжонков снял игровой фильм, который долго не решался выпускать в прокат: лента, по его признанию, была неудачной.Называлась эта фильма «Драма в таборе подмосковных цыган». Съемка велась в настоящем таборе близ подмосковного Кунцева. В сценарии было все: роковая любовь, кровная месть, азартные игры, зажигательные пляски… Но на съемках, едва оператор начинал крутить рукоятку камеры, цыгане, словно по команде «замри», застывали, уставясь в объектив. Какие уж тут пляски! Единственным достоинством фильма является то, что в нем запечатлен цыганский быт – живописные наряды, «изодранные шатры», убогие кибитки...Дранков опередил Ханжонкова всего на пару месяцев, поэтому его фильм, вышедший на экраны 15 (28) октября 1908 года, считается первым нашим художественным фильмом. Позднее он выпустил еще несколько игровых фильмов, но они не имели никакого успеха, и Дранков переключился на хронику. Тем не менее его фильм на несколько лет вперед определил стилистику отечественного кино: долго еще сюжетами служили лубочные картинки, роковые романсы и тому подобные «произведения».А Ханжонков снял еще несколько «исторических» фильмов: «Песнь про купца Калашникова», «Русская свадьба в XVI столетии», «Выбор царской невесты», «Ермак – покоритель Сибири».Фильмы наивные и довольно небрежно снятые: могучая и высокая крепостная стена, сделанная из картона, шатается от порывов ветра, у казака на носу блестит пенсне, а на ногах «убитого» татарина сверкают новехонькие галоши… Не повезло сценаристу Гончарову. Он подал заявление в Союз драматических и музыкальных писателей, где писал, что его перу принадлежат несколько киносценариев, и просил охранять его авторские права. Но в этом Гончарову отказали, посчитав, что его «механические» пьесы далеки от понятия литературного произведения и что развитие кинематографа, безусловно, идет во вред развитию настоящих театральных предприятий…» Такого же мнения был сам государь император. В том же 1908 году он наложил на один документ такую резолюцию: «Я неоднократно указывал, что эти кинематографические балаганы – опасные заведения…». А пять лет спустя Николай II собственноручно начертал на одном министерском докладе: «Я считаю, что кинематография – пустое, никому не нужное и даже вредное развлечение. Только ненормальный человек может ставить этот балаганный промысел в уровень с искусством. Все это вздор, и никакого значения таким пустякам придавать не следует».Как известно, сменивший Николая II на посту «хозяина земли Русской» В. И. Ленин был большим любителем кинематографа. И в связи с этим одна историческая деталь: «Понизовая вольница» снималась Дранковым… в Разливе, где позднее в компании со своим другом Зиновьевым скрывался от ареста вождь мирового пролетариата. Вот какие киносказки случались в стародавние времена!
Общество
Реклама в истории
В прошлом номере мы с вами в связи с юбилеем поговорили о дореволюционной рекламе, а сегодня хотим припомнить некоторые моменты из жизни рекламы советской. Хотя – была ли такая? Зачем рекламировать то, что и так отпускается «не больше двух в одни руки»?В числе первых законов новой власти, наряду с декретами о мире и земле, был издан в ноябре 1917-го декрет «О государственной монополии на печатные объявления». Были конфискованы частные рекламные конторы и запрещены платные объявления. Впрочем, в условиях голода и разрухи всякая реклама торговая была бессмысленной. Ее с лихвой заменяла реклама политическая (вспомним знаменитые «Окна РОСТа»). Но с введением НЭПа оживилась и реклама. Наметилось противостояние между частной и государственной рекламой, где активно работали В. Маяковский и А. Родченко. Эти два человека и определили стиль 1920-х: знаменитое «Нигде кроме, как в Моссельпроме» дожило до наших дней. Менее известные: «Лучше сосок не было и нет, готов сосать до старых лет», «Раскупай, рабочий люд! Лучшие галоши привез верблюд» также были знаком времени, оказывали влияние на торговые обороты… Постепенно реклама становилась все более политизированной.«Девушки-красавицы, вы не мажьте рожи, лучше запишитесь в Союз молодежи!» В витринах появились плакаты с коммунистической символикой и выкладки товаров, изображавших серп и молот, пятиконечные звезды. Названия товаров также попали под влияние идеологии: печенье «Пионерия», пастила «Метро строит вся Москва»… Даже на обертках конфет изображались вожди и наркомы.С ликвидацией частника как класса, когда в стране воцарился тотальный дефицит, уже не было необходимости напрягаться: рекламировались лишь экзотические и не слишком популярные продукты: «Всем попробовать пора бы, как нежны и вкусны крабы». Появилась бессмысленная реклама: «Летайте самолетами Аэрофлота», словно можно было улететь на самолетах других авиакомпаний! Такая «реклама» служила неким уличным «украшением», показывающим, что у нас все «как у людей».А с ликвидацией так и не достроенного до конца социализма пришло время настоящей рекламы.Она нас направляет (куда хочет), она нас возмущает своей назойливостью и откровенной (нередко) глупостью, она изменяется вместе с рынком и нашей способностью покупать. Она проникает и в нашу жизнь, и в наш язык: слоганы с рекламных плакатов становятся оборотами разговорной речи. Но о современной рекламе должен говорить не историк. Подождем лет сто, тогда и вспомним о сегодняшних рекламных перлах…
Общество
Первое московское кабаре родилось в Художественном Театре
В Касьянов день, 29 февраля 1908 года, в подвальчике дома Перцова, что на Пречистенке, состоялся первый «капустник» МХТа, положивший начало новому театру «Летучая мышь». Одним из главных организаторов «Мышки» был Никита Балиев (М. А. Балян, 1876–1936). За два года до этого он был принят в Художественный театр в знак благодарности, как родственник московского миллионера Тарасова, выручившего МХТ в трудную минуту. Был секретарем, а затем актером, правда, на бессловесные роли. Как актер Балиев не состоялся, но в «капустниках» его талант раскрылся в роли конферансье, где он показал себя мастером импровизации.После спектаклей актеры и их друзья собирались «у Балиева» в непринужденной обстановке, шутили, выступали перед коллегами на небольшой сцене. К низкому потолку было подвешено чучело летучей мыши, на большом столе горела толстая, высокая свеча. А рядом лежал фолиант, где посетители оставляли автографы.Охотный ряд славился своей рекламой Балиев был конферансье от Бога Знаменитое наводнение 1908 года вынудило Балиева «эмигрировать» с набережной Москвы-реки, и осенью в Милютинском переулке открылось артистическое кабаре (так что в эти дни можно было отметить 100-летие «отдельного» от МХТа театра). Стены нового помещения украшали панно, в углу работал фонтан в виде трагической маски, из глаз которой струились слезы… А на занавесе была изображена летучая мышь – антипод «Чайки», эмблемы МХТа. «У Балиева» выступали отечественные и зарубежные знаменитости, и попасть в подвал могли лишь избранные.Постепенно дело становится коммерческим: начинают продавать билеты, которые стыдливо именуются контрамарками (в обиходе они назывались «купеческими» и стоили по 15–25 рублей). Как заметил рецензент, «…лучшие места заняты представителями крупнейших коммерческих фирм Москвы, но нет ни Станиславского, ни Немировича-Данченко, ни Книппер…» В афише стояло: «Конферансье «Балиев и публика». Он применил незатейливый прием, который с успехом используется и в наши дни, заставив зрителей участвовать в представлении. «Балиев сумел расшевелить Москву, бонтонная публика премьер, боящаяся всяких шокингов, перестала держать себя в узде. А чего, чего он только не придумывал, чтобы расшевелить публику! Ловит каждую знаменитость и демонстрирует их с эстрады…» Обитателей подвальчика, где проходили представления, окружал определенный комфорт, хотя само помещение к этому вроде бы не располагало: «Низкий потолок подвала… душно, накурено...Серые неприкрытые столы, дорогое вино, корзины фруктов. Обнаженные плечи дам в эффектных туалетах, фраки и смокинги мужчин.Шум, говор, пение хором…» В 1915-м кабаре из Милютинского переулка перебралось в подвал нового московского «небоскреба» – дом Нирнзее в Большом Гнездниковском переулке, где появились новые зрители – «тупая упитанная публика, разжиревшие герои тыла и толстого кошеля…» А осенью 1918-го театр уезжает из голодной Москвы в Киев, затем в Одессу, но неожиданно возвращается в Москву. Впрочем – не надолго. Непонятно, как относиться к правящему режиму, можно ли его высмеивать? А потому у Балиева – слабые, урезанные до 15–20 минут инсценировки оперетт, которые не пользуются успехом. Да и власть с подозрением косится на кабаре. И в 1920-м Балиев решается на бегство: организует гастрольное турне, выступая перед железнодорожниками и частями Красной армии, постепенно передвигаясь на юг. Добравшись до Баку, Балиев с частью труппы эмигрировал в Турцию, затем в Европу. Гастролировал в обеих Америках и даже в Африке, причем с неизменным успехом. Но Великая депрессия 1929-го сделала его нищим, а страсть к игре разорила окончательно. «Летучая мышь» умерла.Последние годы жизни Балиев провел в США, выступая как конферансье в различных шоу, пытался сниматься в кино. Незадолго до смерти он сумел организовать небольшое кабаре, выступая в подвале нью-йоркского отеля «Сен-Мориц», но продержался недолго и в 1936-м скончался от инсульта…
Общество
Сто лет назад власти решили, что Грибоедов памятника не достоин
Сто лет назад центр города решили облагородить и соорудить на Театральной площади сквер, который нынешние москвичи хорошо знают. В связи с этим событием гласный Городской думы Н. А. Шамин, прозванный за свои пристрастия «юбилейной нянькой Москвы», предложил установить здесь бюсты Достоевского, Островского, Тургенева, Грибоедова и других русских писателей. Особого внимания требовал, по мнению Шамина, Грибоедов. Он предложил организовать всероссийскую подписку на памятник писателю в Москве, а на доме, где тот провел юношеские годы, прикрепить мемориальную доску. Предложение попало на обсуждение в городскую Комиссию о пользах и нуждах общественных. Разгорелись споры. По поводу доски один из членов комиссии заявил, что Грибоедов «совсем не такой писатель, чтобы ставить мраморную доску на дом, где он провел свои юношеские годы. Да и слишком много потребуется мраморных досок, если прибивать их в Москве к домам, где проводили юношеские годы русские писатели». А по поводу памятника мнение было такое: «Сооружать памятник для такого писателя, как Грибоедов, было бы слишком много. А сооружать только бюст – пожалуй, было бы мало. Поэтому лучше не сооружать ни того, ни другого…» К тому же увековечение памяти автора «Горе от ума» признали «преждевременным», так как со дня его смерти прошло только 80 лет, а со дня постановки комедии «Горе от ума» – всего 75. Надо, мол, подождать более круглых дат… Но хлопоты Шамина не пропали даром: в 1919 году на Новинском бульваре открыли мемориальную доску, а в 1959-м, к 130-летию со дня гибели писателя, установили памятник на Чистых прудах. Николай Александрович, к сожалению, не увидел его, скончавшись в 1933 году. В советское время он возглавлял мемориальную комиссию общества «Старая Москва», которая не позволяла забыть имена москвичей «так или иначе оставивших след в истории Москвы-столицы независимо от характера их политических убеждений». Любопытно, что в материалах комиссии встречались имена театральных деятелей, инженеров, врачей, писателей, музыкантов, но начисто отсутствовали профессиональные революционеры, что шло вразрез с установками партии… Видимо, поэтому общество «Старая Москва» и ликвидировали как идеологически вредное.Хирургу Н. И. Пирогову сто лет назад повезло больше, чем Грибоедову. Было решено переименовать Большую Царицынскую улицу в улицу Пирогова, а 1-й Городской больнице присвоить его имя, учредив премию за лучшее сочинение по хирургии. А памятник ему к этому времени уже стоял.Гораздо больше хлопот, чем мемориальные доски, доставляли властям эмалированные дощечки с названиями улиц. Московский климат губительно действовал на эмаль, превращая московские наименования в неудобоваримые слова. Требовалось поменять около 1700 таких дощечек, каждая из которых стоила четыре рубля. Поэтому решили сэкономить, заменив красивые, но непрочные таблички более дешевыми штампованными.А еще сто лет назад в Москве появилась своя «La Scala». Это был, правда, не оперный театр, а смесь игорного клуба с кафе-шантаном.Хотя цены установили «оперные»: входной билет стоил рубль, а ложи – по 15 рублей! Открылся «очаг культуры» в доме Ляпиных на Б.Дмитровке, положив начало всевозможным развлекательным учреждениям, прописавшимся на этом месте: после революции здесь некоторое время находился клуб «Нарпита», потом – филиал театра им.Ермоловой (перед войной здесь играл молодой Г. Вицин), а финишную черту подвел театр «Ромэн»: здание рухнуло в результате неграмотной надстройки… Сейчас на этом месте находится Совет Федерации.А в Большом театре сто лет назад бенефициантом стала… кошка. В одном из антрактов «Пиковой дамы» на барьере в главной ложе появился «усатый-полосатый», мяукавший на весь зал. Капельдинеры бросились ловить «гостью», неудачно – она легко перепрыгивала из одной ложи в другую, а потом… исчезла, что вызвало гомерический хохот публики и гром аплодисментов, которых удостаивались только оперные примы...
Общество
100 лет назад открылся первый в России «Вольный университет»
Альфонс Леонович Шанявский мог сделать карьеру военного, если бы не слабое здоровье.Константиновское училище и Академию Генштаба он окончил первым. Но изза болезни был вынужден покинуть Петербург и уехать на Дальний Восток.Здесь, выйдя в отставку в генеральском чине, он организовал промышленную компанию, которой посчастливилось найти хорошее золото. Вернувшись в Центральную Россию богатым человеком, генерал обосновался в Москве, где много сил отдавал благотворительности.Впрочем, еще раньше он пожертвовал 30 тыс. рублей на гимназию в Благовещенске, тысячу десятин зе- мли и столько же рублей – на сельскохозяйственную школу в Забайкалье, 300 тыс. – на женский медицинский институт в Петербурге… Но «главной мечтой» для него было свои средства оставить на такое высшее учреждение, где могли бы свободно, безо всяких аттестатов зрелости, различия полов и национальностей учиться «все, кто учиться желает». В этом деле его поддержали единомышленники – профессора Московского университета и общественные деятели: В. К.Рот, С. А. Муромцев, М.М. Ковалевский, Н. И. Гучков, Н. Н. Щепкин, В.Е. Якушкин, Н. В. Сперанский, братья М. В. и С. В. Сабашниковы. Вместе они разработали проект городского народного университета. А 7 ноября 1905 года Альфонс Леонович скончался, завещав большую денежную сумму и дом на Арбате в пользу города, с тем чтобы средства были использованы на устройство университета.Борьба за новый университет была долгой. Бюрократическая склока длилась почти три года. Потребовалось решение Госдумы, затем одобрение Государственного совета, после чего император наложил резолюцию: «Быть по сему». Но москвичам приходилось торопиться, так как в завещании была оговорка: если до 3 октября 1908 года университет в Москве открыт не будет, то все средства поступят в пользу женского мединститута в Петербурге.Но московские власти успели.До истечения срока завещания оставалось всего два дня, когда в здании Городской думы состоялось торжественное открытие Университета имени Шанявского. А потом последовали поиски участка земли, конкурс архитектурных проектов, и лишь 2 октября 1912 года здание университета на Миусской площади приняло своих слушателей. Проектировал его А.А. Эйхенвальд, проект перекрытий консультировал инженер В. Г. Шухов. В здании было 23 учебных класса, в том числе три лекционные аудитории на 200, 400 и 600 человек. Над самой большой из них был остекленный колпак, сконструированный Шуховым и оборудованный шторами, что за несколько минут превращало аудиторию в кинозал.Популярность университета была огромной. В первый год существования он принял 287 человек, в том числе 70% женщин, а в год открытия здания на Миусской слушателями университета были 3500 человек. Даже в тяжелый военный 1916 год в университет записались около 7000 слушателей.До революции город всячески поддерживал университет, но уже в 1918 году он был национализирован, управление перешло от попечительского совета к чиновникам Наркомпроса, и в 1919-м университет просто перестал существовать: его академические отделения были слиты с Московским университетом, а научно-популярное отделение объединено с Коммунистической академией им. Свердлова, которая и «прихватизировала» здание. В 1939-м ее сменила Высшая партийная школа, а сегодня здесь находится Российский государственный гуманитарный университет.Преемником же Университета Шанявского объявил себя Московский государственный открытый университет, расположенный на другом конце Москвы… Лишь в 1993-м в Миусах был установлен бюст Шанявского… Между тем, вдова мецената, Лидия Алексеевна, волей судьбы в 1920-м оказалась в Чернигове, где 80-летняя, почти полностью ослепшая, потерявшая слух женщина, вместе со своей бывшей секретаршей, превратившейся в сиделку, влачила полуголодное существование. Подкармливал их местный кооператив. Помогло вмешательство членов бывшего попечительского совета университета, обратившегося во ВЦИК с просьбой о помощи: женщин перевезли в Москву, назначили им небольшой паек. Но в 1921 году Шанявская скончалась и была похоронена в общей с мужем могиле в Алексеевском монастыре. Впрочем, и кладбище, и сам монастырь были уничтожены новой властью…
Общество
Опера XVIII века «Мельник – колдун, обманщик и сват»
Самая знаменитая русская комическая опера XVIII века «Мельник – колдун, обманщик и сват» продержалась в репертуаре московских театров больше 200 лет. Она то забывалась, то переживала новое рождение усилиями какого-нибудь дотошного к старине режиссера… Автор этого произведения – Александр Онисимович Аблесимов (1742–1783) родился в Костромской губернии, в семье бедного дворянина. И образование получил, по бедности родителя, «самое поверхностное». По обычаю того времени, он был уже в 10-летнем возрасте зачислен в полк, но военной карьеры не сделал. Правда, успел и послужить, и даже повоевать в Семилетнюю войну… Уйдя «на гражданку», Аблесимов трудится в Лейб-кампанской канцелярии под началом А. П. Сумарокова и в Комиссии нового уложения, где с ним вместе «служат отечеству» известные в будущем литераторы – Н. И. Новиков и В. И.Майков. Общение с ними, видимо, и сыграло роль в судьбе Аблесимова: в 1769 году выходит в свет сборник басен «нового российского поэта». Н. Новиков в своем отзыве так пишет о ее авторе: «Он имеет способность писать шуточные сочинения и перевороты, из которых и написал многие довольно удачно; но они, как и его комедии, еще не напечатаны и в театре не представлены…» Лишь через 10 лет, в январе 1779-го, в Москве состоялось представление первой комической оперы «Мельник – колдун, обманщик и сват». Театр, где состоялась премьера, выглядел неказисто: «три деревянные стены, прирубленные к каменной, составляли непрочное сооружение без всякого порядка и украшения внутри, без всякой удобности и важности, приличной публичному зданию снаружи…» Неказистость помещения, впрочем, не помешала побывать на премьере «всей Москве». Успех был ошеломляющий! Несмотря на «простонародность», опера была принята дворянской Москвой хорошо и, как пишет современник, «столько возбудила внимания от публики, что много раз была сыграна… и не только от национальных была слушана с удовольствием, но и иностранцы любопытствовали довольно…» В роли мельника прославился актер А. Г. Ожогин, ставший впоследствии одним из лучших московских комиков: Смешон он и играет рожею, На всех паясов схожею; Да не чужой паяс он был, Не знал замашки водевильно, По-русски с русскими шутил… Соавтор Аблесимова, музыкант театра Медокса Сокловский, широко использовал народные песни: «Как вечор у нас с полуночи» и другие, чем возмутил часть аристократической публики, оскорбленной появлением на сцене мужиков с балалайками. Особенно негодовал известный литератор В. В. Капинист, назвавший автора «Мельника» «Обвесимовым» и включивший его в свой «Ослиный собор» плохих поэтов. Впрочем, разборки между пишущей братией и в наше время никого не удивляют! А 1792 году, уже после смерти автора, для «Мельника» была написана композитором Е. И. Фоминым новая музыка.Аблесимов написал еще несколько комических опер. Издавал он и журнальчик «Рассказчик забавных басен, служащих к чтению в скучное время», который анонимно печатал в типографии Новикова. Умер он в Москве, в большой бедности, и могила его не сохранилась…
Общество
Как в Москве с отходами воевали
ФИЗИК Нильс Бор когда-то сказал, что «человечество не погибнет в атомном кошмаре – оно задохнется в собственных отбросах…» Вопрос о «ненужных отбросах» всегда был в повестке дня московских законодателей, но, к сожалению, чаще всего сводился к пустой болтовне. Со временем проблема обострилась, и Московская дума озаботилась уборкой мусора. Свалки переполнились, и требовались радикальные способы его уничтожения. Правда, время для реализации таких проектов было выбрано неудачное: 30 ноября 1916 года, в разгар Мировой войны, был утвержден проект Пресненской мусоросжигательной станции. Для ее постройки выбрали участок в 3,5 десятины на далекой в те годы окраине. Местность называлась Красной горкой и находилась на Звенигородском шоссе.Проектом предусматривалось строительство мусороперерабатывающего завода и вспомогательных служб. Для рабочих и служащих намечалось построить усадьбы, где каждой семье предназначался отдельный домик. Выделяющееся тепло при сжигании мусора должно было использоваться в паровых котлах как источник питания для генераторов, вырабатывающих электроэнергию… Но промышленность работала на войну, и строителям приходилось пускаться во все тяжкие, чтобы заполучить необходимые материалы и оборудование. Попытка заказать насосы за границей закончилась неудачей.Пришлось надеяться на собственные силы.Интересно, что работы не прекращались даже после Октябрьского переворота… Инженер Ф. Я. Бурче докладывал 15 ноября 1917 года, что «западное здание печей Пресненской мусоросжигательной станции почти закончено вчерне», и остались отделочные работы и установка оборудования.Но трудностей было через край. Деньги дешевели: уже в ноябре 1917 г. «на воздорожание каменных и земляных работ прибавлено… около 600%…» А потом пришли новые трудности: 21 августа 1918-го Ф. Бурче докладывает, что число рабочих с каждым днем уменьшается: «отсутствие рабочих объясняется недостатком продовольствия, и рабочие уезжают в деревню на 2–3 дня за хлебом» и не возвращаются в голодный город. Подрядчики менялись на стройке с калейдоскопической быстротой, и даже угрозами их нельзя было заставить работать. В феврале 1919-го приступили к сборке паровой машины, но «отдельные несознательные элементы», получив аванс, исчезали, а работа стояла.Наконец, «проснулся» Президиум Моссовета. Постановлением № 3683 от 5 апреля 1920 г. он «признал необходимым достройку Пресненской мусоросжигательной станции», выделив на это 10 млн рублей. Работы потребовали закончить к октябрю 1920-го, чтобы отчитаться к 3-й годовщине октябрьского переворота… Но действительность выглядела более сурово. Какие могут быть работы, когда даже сена для лошадей, работающих на строительстве, не давали? Все тот же инженер Ф. Бурче докладывает начальству: «…довожу до вашего сведения, что слагаю с себя всякую ответственность за последствия с лошадьми… Три лошади, находящиеся на Пресненской станции, дошли до такого состояния, что уже неделю не пускаются в работу…» Нехватку рабочих пытались заменить «заключенными Покровского лагеря принудительных работ при Особом отделе ВЧК», но организованной системы ГУЛАГ еще не существовало, и эксперимент закончился неудачей.Заказали две мусоросжигательные печи – одну в Германии, другую во Франции. А тем временем исследовали московский мусор.Опыты производились в 120 квартирах Пресненского района. Исследовали зимний и летний мусор. Проводили механический анализ проб, чтобы выяснить соотношение «органических и неорганических отходов»; вычисляли суточное накопление из расчета на одного жителя… Тем временем начало поступать оборудование. Но к его монтажу приступили лишь в 1925-м, а в феврале 1926 года Пресненская мусоросжигательная станция заработала. И сразу же начались проблемы «социальные».Руководители Москоммунхоза жаловались на горожан: во дворах были установлены специальные оцинкованные ящики, была проведена разъяснительная работа. Но все просьбы «не увеличивать без нужды и без того огромную влажность мусора, не выливать жидкие остатки в ящики, не бросать туда снег» не вызывали у москвичей никакого сочувствия. А тут еще и воспрянувший во время НЭПа «частный сектор» мешал. На Патриарших прудах МКХ устроил мусороприемник, который облюбовали частники, привозившие мусор целыми подводами. Ящики мгновенно переполнялись и служили приманкой для всякой хвостатой и ползающей нечисти… Пресненская станция была первой в стране, но погоды она не сделала: «мусорная программа» оказалась забытой, и станция, выработав свой ресурс, закрылась.
Общество
Чем жила Москва в сентябре 1908-го
По этому поводу градоначальник приказал немедленно произвести технический осмотр магазина. В комиссию включили самых опытных инженеров и пожарных.После тщательного осмотра и обсуждения постройки пришли к выводу, что здание является «достаточно безопасным в конструктивном и пожарном отношении и обеспеченным существующими лестницами и выходами, а также системой противопожарного водопровода». А чтобы успокоитьвзволнованную общественность, обязали хозяев установить дополнительную лестницу, предназначенную специально для пожарных расчетов. Вся эта «буря в стакане воды» была затеяна конкурентами на чисто личной почве. Бывает и так… Город тем временем замер в ожидании эпидемии: столица со всех сторон была окружена холерными очагами. В Петербурге умерших считали тысячами. В Первопрестольной же, кроме единичных случаев с приезжими, заболеваний не было. По распоряжению генерал-губернатора, все прибывавшие из Петербурга в Москву поезда подвергались врачебному контролю, для чего на станции Петровско-Разумовское устроили спецпункт, где постоянно дежурили врачи и фельдшеры.Людей с явными признаками холеры переводили в специальный санитарный вагон и со всевозможными предосторожностями доставляли в Москву, где размещали по изоляторам, где приготовили 300 холерных коек.Губернатор и градоначальник постоянно объезжали подозрительные на холеру места. Наиболее антисанитарными оказались ямщицкие слободы, где на постоялых дворах устраивали 3-ярусные нары, и скученность людей превосходила все разумные пределы.Даже знаменитые ночлежки на Хитровском рынке выглядели чище. На рынках запретили продавать резаные фрукты и овощи. Водоснабжение в Москве было сносным, но часть жителей пили воду прямо из Москвы-реки. Градоначальник обязал городовых следить за тем, чтобы москвичи не употребляли речной воды.Порой излишнее рвение приводило к неожиданным результатам.В целях дезинфекции многие улицы начали посыпать хлорной известью. А среди населения тотчас поползли слухи, мол, «доктора посыпают холеру». Отличилась и Управа, разославшая циркуляр, в котором обязала трамвайных кондукторов принимать решительные меры: заметив больного холерой, «немедленно высадить из вагона всех пассажиров, запереть вагон на ключ и отправить его на запасной путь». А вот как кондукторы будут определять признаки болезни, в циркуляре указать забыли… Московские власти сто лет назад вообще проявляли чудеса эквилибристики в управлении своим хозяйством: едва закончили мощение Театральной площади, стоившие немалых денег, как вспомнили, что забыли проложить электрические кабели. Пришлось вновь разрывать площадь. Впрочем, таким способом «закапывания денег» москвичей не удивишь… Из криминальных событий в сентябре 1908-го москвичей удивила попытка самоубийства миллионера Н. П. Рябушинского, закончившаяся неудачей. Видимо, он предупредил о своем намерении братьев, которые примчались через несколько минут вместе с врачом и отвезли неудавшегося самоубийцу в больницу. Позднее выяснилось, что его как редактора журнала «Золотое руно» привлекли к уголовной ответственности за порнографию, обнаруженную в двух рассказах, опубликованных в журнале. Видимо, нервы у тогдашних миллионеров были менее крепкими, чем у нынешних!
Общество
Московской канализации – 110 лет
И в начале XXI века Москву трудно назвать чистым городом, а в прошлом ее воздух изрядно “ароматизировали” миазмы тысяч выгребных ям и “удобств во дворе”.Город окружало целое кольцо свалок. Десятки ассенизационных обозов каждую ночь вывозили на них свыше 250 тыс. ведер нечистот. И это лишь “учтенные ведра”.Впервые о канализации заговорили в 1874 году. Свыше 10 лет понадобилось на то, чтобы выбрать систему, отвечающую московским потребностям. И неизвестно, сколько бы еще прошло лет до реализации задуманного, если бы не энергия городского головы Н. А. Алексеева, которому, впрочем, не довелось дожить до начала строительства.В 1894 году начались земляные работы. Возглавил строительство инженер Н. М. Левачев. 1-я очередь ограничивалась пределами Садового кольца. Строили в те времена только в теплое время года, но, несмотря на короткий “сезон”, уже в следующем году была выполнена почти половина всех работ.Пять тысяч рабочих были задействованы на строительстве. Работали в тяжелейших условиях; вот свидетельство очевидца: [i]“Внизу, на глубине, в грязи, нет, более – в каком-то желтом киселе, копошились рабочие. С двух сторон стенки канавы выложены досками с бревенчатыми распорками, которые… предупреждают обвал земли, или, вернее, желтого песка, так как место это почти сплошь песчаное. Если доски защищают от обвалов, то они никак не могут противостоять воде. Она сочится всюду; частично ее вычерпывают, частично дают ей стекать по дну, по уклону в проложенные ниже канализационные трубы…”[/i]Техники не было практически никакой. Работали в летнее время по 16 часов, с двухчасовым перерывом, а весной и осенью по 12 часов. Высшая ставка для рабочих не превышала 11 рублей в месяц. Причем такие деньги получали лишь “первые руки”, то есть наиболее умелые рабочие.Не легче приходилось и инженерам – их на стройке было всего пять человек. Но каких! И. И. Рерберг, будущий строитель Киевского вокзала и Центрального телеграфа, А. А. Семенов, строитель Исторического музея, П. В. Трунин, бывший управляющий Брестской железной дороги, В. К. Шпейер, строивший почти все московские мосты, Д. И. Кастальский…Рерберг вспоминал: [i]“Для... проверки необходимо было десятки раз в день спускаться в канавы, доходящие до 3 и более сажен глубины... Хорошо еще, если приходилось работать в сухом грунте, а при грунтовых водах я вылезал из канавы настолько грязным, что надо было надевать пальто, на подкладке которого образовалась кора грязи...”[/i]Несмотря на тяжелейшие условия, строительство успешно завершилось летом 1998 года. Общая протяженность сети составила 246 верст, а 9-верстный загородный канал соединял главную насосную станцию с полями орошения. Насосная станция, сохранившаяся до наших дней, была устроена близ Новоспасского моста, на берегу Москвы-реки. Об очистных сооружениях в те годы не заботились. Лишь в приемном резервуаре станции была установлена примитивная решетка, улавливавшая твердые отбросы.Еще во времена строительства домовладельцам было разрешено спускать по канализации так называемые “хозяйственные воды”, то есть относительно чистые, которые направлялись в Москву-реку. Таким образом, власти пытались постепенно приобщить москвичей к благам цивилизации.Впрочем, некоторые москвичи довольно быстро освоили новинку. Через пару лет в думе устроили выставку предметов, извлеченных из канализации при очистке засоров. Здесь можно было встретить медные пятаки, бутылки изпод водки, куски кирпичей, чайные и столовые ложки, замки, связки ключей, кучи тряпья, банки от лекарств, какие-то железяки…Но построенная канализация выдержала все – даже московское разгильдяйство. Значит, умеем строить?
Общество
Найти хорошую работу в Москве всегда было не просто
О денежной, престижной и при этом “не пыльной” работе в России мечтали всегда. О такой работе “хлопотали”, ради нее “просили замолвить словечко”, за нее “благодарили”… Но не у всех мечтателей найти такую работу получалось. К тому же в столицу в поисках этой самой работы испокон века тянулась вся Россия.В начале ХХ века в Москве чувствовался явный переизбыток рабочей силы. Особенно много было вчерашних крестьян, промышляющих “черной работой” Много женщин предлагали себя в качестве кухарок, горничных, прачек, посудомоек…Газеты пестрели частными объявлениями с предложением чьей-то ловкости, силы, сноровки. Вот, к примеру, номер газеты “Русское слово” от 30 августа 1908 года, издаваемой Иваном Сытиным.Что тут можно найти? В одном только номере – предложения услуг 37 горничных (“молодых, умелых, с личной рекомендацией”), 18 девушек, согласных на работу приходящей прислуги (“со стиркой” и “без нее”, что, очевидно, было важно), семи нянь, восьми портних, пяти садовников, трех дворников, по паре швейцаров и сторожей, а также многочисленных мальчиков и молодых людей “для услуг”. Кроме того, свои услуги предлагали несколько “хорошо образованных немок” и одна “полька, хорошо говорящая по-русски”. Работу также искали продавцы с опытом и без оного, столяры, плотники, обойщики и даже один управляющий домом! А вот требований на работников было среди объявлений гораздо меньше – чуть более десятка… Обеспокоенные ростом безработицы городские власти решили с ней бороться организованно. В Москве открылась так называемая Посредническая контора, имевшая три отделения: в Уланском и Леонтьевском переулках, а также у Серпуховских ворот. К ее услугам прибегали, в основном, чернорабочие, но, как писали газеты в 1913 году, [i]“в последнее время усиливается предложение интеллигентного труда – конторщиков, управляющих, бухгалтеров…”[/i]А в 1913 году в нашем городе открылась Биржа труда. Она разместилась в специально для нее построенном здании на Неглинке, возле Ермаковского ночлежного дома. “Развитию этого учреждения принадлежит большое будущее”, - сообщал своим читателям справочник по муниципальной Москве, выпущенный накануне Первой мировой войны. Как в воду глядели! Безработица в нашей стране набирала темпы. А после перехода власти в руки самих трудящихся достигла ужасающих размеров.Через Биржу труда прошли сотни тысяч человек. В 1923 году на ней было зарегистрировано 112 тыс. безработных. Справиться с безработицей официально удалось лишь к началу 1930-х, а Биржа труда закрылась в столице в 1931 году. Это достижение связано не только с индустриализацией страны, требовавшей огромное количество “неквалифицированных” рабочих рук, но и хитростями тогдашней статистики, а также постепенным закабалением рабочих – привязкой их к своим рабочим местам с помощью трудовых книжек и драконовских законов.Возвращение Биржи труда в Москву произошло в 1991 году. Но это уже другая история…
Общество
Чем жила Москва в августе1908-го
В начале ХХ века официанта называли “человеком”. Причем, даже выбившись из “человека” в люди, он оставался за рамками “приличного общества”.Бывший “человек”, а ныне владелец увеселительного сада “Эрмитаж” Я. В. Щукин, которому не давали спокойно спать лавры “московского мага и чародея” М. В. Лентовского, решил устроить свой бенефис. А по поводу этого события объявил об открытии памятника А. С. Пушкину, установленного в одной из аллей сада. И тут же стал героем газетного фельетона:[i]Пушкин, сын иного века,Слава будущих времен,На гастроли приглашен:Он – в гостях у “человека”!..[/i]Несмотря на иронию газетчиков, в день торжества сад был полон. После концертного отделения открыли и памятник. Бенефициант сиял: ему, кроме традиционных в таких случаях лавровых венков и подарков, были вручены в конверте 3000 рублей, собранных почитателями.С куда меньшей помпой произошло освящение нового здания магазина “Мюр и Мерилиз”, известного большинству москвичей как ЦУМ. Архитектор Р. Клейн впервые в Москве применил “американский” способ строительства: основой здания служил металлический каркас, простенки были заложены кирпичом, а весь фасад был стеклянным. В двух подземных этажах размещалось инженерное оборудование и хранилище для топлива. Первых покупателей привлекали не столько товары, сколько интерьер магазина: широкие лестницы, лифты, огромные залы, поддерживаемые легкими колоннами…Успели ли заснять открытие магазина киношники, нам неведомо, зато известно, что один из “пионеров” кино сто лет назад весьма удачно “подсуетился”. Если сегодня роль свадебных генералов у новоришей исполняют отечественные и зарубежные звезды шоу-бизнеса, то в августе 1908 года эта миссия была возложена на человека с кинокамерой. Торжество в усадьбе бывшего предводителя московского дворянства П. Н. Трубецкого, выдававшего дочь замуж, было запечатлено на пленку: свадебный кортеж, обед, бал и прочее. Одну из копий ленты Трубецкие герметически запечатали и спрятали в укромном месте. Сохранилась ли она? А владелец синематографа, пожелавший остаться неизвестным, заработал на этой свадьбе тысячу рублей.А вот для другого кинодеятеля, стоявшего у истоков русского кино, – Гончарова (“Понизовая вольница”, “Ермак – покоритель Сибири” и т. д.) – июль оказался неудачным. Он подал заявление в “Союз драматических и музыкальных писателей” с просьбой защитить авторские права и перечислять определенный процент от показа его лент во всех кинотеатрах России. И получил отказ: администраторы от искусства отказали Гончарову, отписав, [i]“что его “механические” пьесы далеки от понятия литературного произведения, а… развитие кинематографа безусловно идет во вред развитию настоящих театральных предприятий…”[/i]Не повезло с 80-летним юбилеем Льву Толстому. Из Петербурга пришел циркуляр, запрещавший всякие официальные торжества. Москвичи недоумевали. Городской голова Николай Гучков даже послал телеграмму Петру Столыпину, который в ответ высказался в том смысле, что частное чествование Толстого может иметь место повсюду, но без всяких собраний, митингов и демонстраций. Городская дума была вынуждена подчиниться, запретив отмечать юбилей великого писателя. Хотя московская общественность многочисленными адресами и телеграммами выразила дань уважения Льву Николаевичу. Все газеты 28 августа посвятили свои страницы юбиляру.Студенты, гимназисты, реалисты “частным образом” посылали свои поздравления Толстому. Почтовые отделения едва справлялись с работой…Отметился “юбилейный август” и делами вполне будничными: 15-го числа было открыто движение первого городского пассажирского автобуса по маршруту от Театральной до Болотной площади. Маршрут с первого дня пользовался небывалым успехом; ежедневная выручка была фантастической – до 130 рублей Но несмотря на краткость маршрута, автобус не выдержал испытания московскими мостовыми – через несколько дней он сломался!
Общество
Московской окружной железной дороге исполняется 100 лет
Об этом событии нужно рассказать подробнее. Строили дорогу почти пять лет. Все время что-то мешало: то смута 1905–1907 годов с ее забастовками, то июньский ураган 1904 года, наделавший много бед, особенно на южном участке дороги, то апрельское наводнение 1908-го, задержавшее строительство… Не обошлось и без человеческого фактора. В процессе строительства пришлось отчуждать 870 десятин земли у 136 владельцев, многие из которых, воспользовавшись ситуацией, поспешно возвели на своих участках фанерные сараи и таким образом взвинтили цены на землю в несколько раз… Впрочем, эта ситуация и нынче весьма актуальна.Двухпутная дорога длиной в 51 версту насчитывала 17 станций и обошлась в 38,5 млн рублей. Кроме того, было проложено 95 верст станционных путей и 63 версты соединительных линий. На всем протяжении насчитывалось 72 моста и путепровода, в том числе четыре больших моста через Москву-реку. Строительством двух из них – Андреевского и Краснолужского (сохранились, сменив прописку) – руководил молодой инженер В. Л. Николаи, который в советское время проектировал первые линии Московского метрополитена.Гостей на станции “Серебряный бор”, где происходили основные торжества, встречал главный строитель инженер П. И. Рашевский, раздававший высокопоставленным персонам богато изданные альбомы “с видами”. На открытие собралось очень много народа, в том числе и первые лица Москвы и губернии: генерал-губернатор, градоначальник, городской голова, митрополит… Среди генеральских мундиров и роскошных дамских туалетов мелькали пиджачные костюмы служащих и рабочих дороги. Торжество закончилось поездкой вокруг Москвы.В праздничный день никто не вспомнил о погибших на строительстве рабочих. Жертв было немало: буквально за две недели до открытия во время земляных работ на станции “Военное поле” засыпало песком двоих рабочих. Одного, с переломанными ногами, удалось спасти, другой погиб… Отшумели торжества, и о существовании Окружной дороги москвичи стали забывать. Рассчитанная и на товарное, и на пассажирское движение, она почти не приносила дохода: ежедневная выручка от перевозки пассажиров не превышала нескольких рублей… А вот автомобиль завоевывал сердца москвичей активнее. Для разъездов своих членов (по нынешней терминологии – городских министров), которых насчитывалось 10–12 человек, управой был даже куплен специальный автомобиль. Пользоваться им можно было по предварительной записи; и члены управы за две недели составляли расписание поездок. Поездки эти совершались, впрочем, только по служебной надобности. А поскольку все члены управы были людьми состоятельными, то всякие злоупотребления исключались.Позаботился город и о своих инженерах, которым полагались так называемые “разъездные суммы” для поездок по объектам. Управа предложила заменить эти деньги покупкой автомобилей за счет города, которые затем можно было передать на содержание владельца. Первым воспользовался этим предложением заведующий строительством московского трамвая М. К. Поливанов.А вот Международный автопробег Нью-Йорк–Париж, трасса которого пролегала через Москву, не вызвал такого ажиотажа, как в предыдущие годы. Хотя немецкий экипаж, первым прибывший в Москву, заслуживал всяческого уважения. Автомобиль имел ужасный вид: дверцы исчезли, вместо них красовались наспех приколоченные доски, отчего машина больше напоминала крестьянскую арбу; от рессор остались обломки, задние шины были истерты до прозрачного состояния, из них местами торчали куски пакли, обнажая обода. Весь автомобиль был покрыт слоем пыли в палец толщиной.Большую часть пути из-за непролазной грязи экипажу пришлось проделать по… железнодорожному пути. Лишь от Нижнего Новгорода в сторону Москвы вела хоть и разбитая, но более или менее сносная дорога.Журналисты, бдительно следящие за работой городской Думы, отметили своеобразный юбилей гласного Н. А. Шамина. За четыре года своего присутствия в Думе он подал 100 заявлений и предложений по самым разным вопросам городской жизни, в то время как некоторые гласные за тот же срок не проронили ни слова!
Общество
Сто лет назад на землю упал самый знаменитый в истории метеорит
[b]Утром 30 июня 1908 года некое космическое тело вошло в атмосферу Земли, двигаясь с востока на запад. Его зафиксировали некоторые обсерватории и наблюдатели-любители.[/b]На высоте 5–10 км над тунгусской тайгой произошел взрыв колоссальной мощности, соответствующий взрыву не менее 3 млн тонн тротила, что в 300 раз превышало мощности еще не вошедших в то время историю атомных взрывов в Хиросиме и Нагасаки. Температура на фронте головной ударной волны составляла, по подсчетам некоторых ученых, около 100 тыс. градусов, в десятки раз превышая температуру Солнца. Слабые ожоги, полученные очевидцами за сотни верст от эпицентра, дают некоторое представление о термическом эффекте.Площадь вывороченного с корнем и изломанного леса составляла около 20 тыс. кв. км, что в 20 раз больше площади Москвы в пределах Московской кольцевой дороги! Счастье, что все это произошло в практически безлюдной местности, на бескрайних просторах Российской империи. Случись это в центре Европы, масштаб катастрофы трудно было бы вообразить. Многие сравнивают ее с гибелью Атлантиды… Еще несколько недель в атмосфере Земли наблюдались аномальные явления, связанные с гигантским выбросом пыли в верхние слои воздушной оболочки Земли. А от места падения Тунгусского метеорита до Британских островов в виде широкой полосы наблюдалось свечение неба…Впрочем, тогдашняя Москва об этой катастрофе услышала не сразу. Да и какое-то значение факту придали в основном ученые.Обывателям было не до этого. Свечение неба, конечно, нехорошо, но цены на сахар или, к примеру, появление в городе “автомобильных извозчиков” – гораздо важнее…
Общество
Когда-то голубь был не символом мира, а орудием войны
Во время этого действа на широком лугу ставили огромную чашу с водой, чтобы по ее глади, как в зеркале, тучный граф мог, не запрокидывая голову, следить за своими любимцами. А в 1871 году (правда, за границей) голуби нашли себе массовое применение как незаменимые почтальоны.Эту профессию они приобрели, разумеется, раньше, но именно при осаде Парижа пруссаками находчивые горожане в течение нескольких месяцев послали больше двух миллионов депеш с помощью голубиной почты.Примерно в это же время в обиходе появилось и микрофотографирование, благодаря чему каждый почтовый голубь мог нести сотни депеш.Были попытки распространить этот французский опыт и на русскую армию. В военное министерство были поданы несколько предложений, в том числе и от москвича, члена Общества акклиматизации животных и растений Трескина, который построил по своему проекту трехэтажную голубятню на Ходынском поле. Для опыта закупили за границей голубей бельгийской породы как наиболее выносливых и привязанных к своему жилищу, но при перевозке в Москву многие из них погибли. А на следующий год испытания повторили. Для этого построили еще одну голубятню в Проточном переулке близ Смоленского рынка.Во время маневров в августе 1875 года, в присутствии императора Александра II, было продемонстрировано действие голубиной почты. Расстояние около 8 верст самый быстрый голубь преодолел за 11 минут и три секунды. Со временем испытания были продолжены, для чего голубей вывозили подальше от Москвы – в Одинцово, Голицыно, Можайск, а то и в Смоленск. Откуда они возвращались на московскую голубятню…Трехэтажная голубятня на Ходынке представляла собой внушительное сооружение. На первом этаже размещалась контора. Этажом выше – комната для “дежурных голубей”. Здесь же стояли корзины, предназначенные для перевозки птиц. В военное время голубей перевозили в специальных корзинах, прикрепленных к конским седлам.Депеши помещали в специальные голубиные “сбруи” с патроном из тонкой прозрачной материи, весившей всего четыре грамма. На голубятне были аптечка, запас корма для голубей, а также книги почтово-голубиного ведомства – книги депеш, кормовая, родословная голубей и др. Каждая пара имела в родовой книге отдельную часть, где записывался приплод, имена молодых голубей, их приметы… Последний расцвет военной голубиной почты пришелся на Первую мировую войну, а потом новые виды связи оттеснили голубей с военного поприща. Хотя в некоторых странах этот вид связи сохранился до последнего времени. Еще в конце ХХ века в швейцарской армии насчитывалось около семи тысяч птиц, и примерно 23 тысячи голубей могло быть предоставлено военным частными лицами во время учений.А что осталось от голубиной болезни в Москве? Еще в середине прошлого века в столице было множество голубятников. Редкий двор не гордился “своей стаей”, поднимавшейся в московское небо. А сегодня лишь редкие голубятни, принадлежащие “последним из могикан”, затерявшиеся среди бесчисленных гаражей-“ракушек”, можно найти на дальних окраинах огромного мегаполиса…
Общество
Сто лет назад Москва изнывала от жары и травилась мороженым
Июнь 1908-го в Москве был богат на разные события. А начался этот месяц со взрыва, прогремевшего в центре Москвы, на Мясницкой улице. В тот день в здании духовной консистории из помещения бывшей булочной вывозили имущество, и кто-то из приказчиков по неосторожности открыл кран осветительной газовой горелки...А ночью в помещение в поисках чужого добра наведались мародеры, в том числе швейцар, дворник и мальчик на побегушках из лубянских меблированных комнат, находившихся в том же доме. Несмотря на ощутимый запах газа, один из них чиркнул спичкой…Прогремел взрыв; в помещении вспыхнул пожар, языки пламени выбивались наружу. А из окна вылетели (именно так!) четыре живых факела! Сбежавшиеся на шум люди сумели потушить огонь, но “поисковики” получили серьезные ожоги. Здание пошло трещинами, рухнула часть стены…А на следующий день вспыхнул пожар на сахаро-рафинадном заводе, охвативший площадь почти в два гектара. Расплавленная сахарная “лава”, в которую угодило несколько человек, стекала к реке. Эксперты заподозрили поджог. Завод еще не оправился от апрельского наводнения и был на грани банкротства. Пожар добил его: убыток исчислялся 600 тыс. рублей.Два мощных июньских ливня, затопив низменные части города, надолго останавливали жизнь Москвы.Впрочем, к пожарам и наводнениям жители столицы были привычны. А вот то, что случилось на ипподроме, поразило многих.На переполненных трибунах ипподрома в тот день была страшная теснота. Все изнывали от зноя, и буфетчики едва успевали отпускать мороженое и прохладительные напитки.Неожиданно несколько женщин, корчась от боли, упали в обморок, у некоторых началась рвота с кровью.Дежурный врач не справлялся с огромным количеством пострадавших; вызвали полицейских медиков, примчались кареты “скорой помощи”, среди зрителей нашлись врачи. Довольно быстро стало ясно, что люди отравились мороженым или квасом, что было в те годы обычным явлением, но не в таких количествах: отравившихся было около 170 человек! А потом в мороженом нашли следы мышьяка. Вид отравившихся настолько поразил местного полицмейстера Юрьева, что он упал в обморок.[i]Газетчики отреагировали быстро:Ах, здесь мороженым и квасомРешили публику стравить,Вопили дамы диким гласом,И стало публику тошнить…[/i]Но были сто лет назад и праздники: 15 июня состоялось торжественное открытие дачного поселка Новогиреево. Он был самым совершенным поселком в Подмосковье: на каждом углу стояли сторожа в специально сшитой форме, чистые мостовые, насосная станция и водопровод, собственная электростанция, уличное освещение, телефонная связь с Москвой, специально выстроенная железнодорожная платформа и главная достопримечательность – конка от вокзала к дачам! На торжестве присутствовал московский губернатор В. Ф. Джунковский, которого избрали почетным членом местного общества благоустройства. Руководителю строительства Вейнтраубе преподнесли серебряную вазу, заполненную цветами. А через десять лет, в 1918-м, эти дачи превратили в коммуналки…До нашего времени сохранились два дачных дома, в одном из которых до недавнего времени был мемориальный музей актера А. Д. Дикого, в другом – выставочный зал.Автомобиль все больше входил в московскую жизнь: открылись автобусные маршруты от Петровского парка до Покровского-Стрешнева и в Подмосковье – от Голицына до Звенигорода. Извозчикам приходилось изобретать новые способы сохранения клиентов. Один из них купил автомобиль. А на Страстной площади появился извозчик в котелке и длинном английском белом пальто. Все настойчивее рвались в эту профессию женщины. Некая крестьянка Золотарева, переодевшись в мужское платье, регулярно выезжала на московские улицы и также регулярно ее ловили городовые, поскольку ездила она без разрешения, которого, впрочем, ей, как женщине, и не дали бы…В июне 1908 года один из гласных Московской думы озаботился вопросом: почему на здании городской читальни им. Тургенева нет надписи с именем писателя? И тут выяснилось, что при ее открытии власти Москвы, проведя это решение через городскую Думу, не получили разрешения от Петербурга именовать ее “Тургеневской”, поскольку Иван Сергеевич считался вольнодумцем и неблагонадежной личностью. А укрепившееся за ней имя было, по существу, “народным”.
Общество
В «Лиге времени» хотели организовать труд по-научному
Одним из самых грандиозных начинаний начала НЭПа стала организация “Лиги Времени”. Полным и точным ее названием было – “Лига – Время. Лига – НОТ”, а у истоков этой придумки стоял неугомонный большевик П.М. Керженцев, вернувшийся весной 1923 года из Швеции. Впитав в себя множество “западных идей” Керженцев развернул бурную агитацию за “коммунистический американизм”, призывая бороться за экономию, правильный учет и распределение времени. Кто бы спорил? Почетными председателями “Лиги” избрали Ленина и Троцкого, а членами президиума, кроме самого Керженцева, стали пролетарский поэт А. Гастев, Е. Преображенский, видный экономист начального периода советской истории, режиссер В. Мейерхольд и другие “люди эпохи”.Начиналось все хорошо. “Эльвисты” (от “ЛВ” - “Лига Времени”) выступали против опозданий, перекуров, длинных заседаний. Виновных в этих прегрешениях предлагалось штрафовать, а на полученные таким образом деньги строить авиационную эскадрилью “Время”. Но потом все это начинание стало походить на анекдот.“Эльвисты” бегали с хронометрами и таблицами по цехам, мешали рабочим, хронометрировали передвижение трамваев по улицам, а потом и в частную жизнь граждан стали внедрять свои “теоретические разработки”. Был “вброшен в массы” ряд лозунгов, призванных научить граждан правильно питаться, воспитывать детей и даже гулять: “Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу”, “Пионеры, бейте тревогу – наши родители молятся Богу!”, “Мы отпустим мать на грядку и пойдем на детплощадку!” На московских заборах “Лига” тоже малевала лозунги: “Все за непрерывную рабочую неделю! Упраздним воскресенье – день попов, пьяниц и лентяев!” Лига организовывала публичные лекции, конкурсы “организованного человека” и показательные суды. Судили всех, в том числе литературных героев прошлого и даже… коров, обвиняя их в низких надоях! Товарищ Керженцев “пустил волну”, а через год уехал послом в Италию, после чего пыл “Лиги” быстро сошел на нет.Официально “Лига Времени” прекратила свое существование в 1926 году, а ее бурная деятельность осталась навеки запечатленной в фельетонах того времени и даже в художественной литературе. Помните в “Золотом теленке” наивных жителей придорожной деревни, встретивших лидеров автопробега старомодным плакатом “Привет Лиге Времени и ее основателю, дорогому товарищу Керженцеву”? А в романе И.Эренбурга “Рвач” есть характеристика старого большевика Артема Лыкова: “Он был, понятно, одним из первых членов “Лиги Времени”, с фантастической верой тратя немало времени на пропаганду экономии времени…”
Общество
Как Максим Горький деньги на революцию собирал
Однажды с великим пролетарским писателем Максимом Горьким случился казус. Было это в 1906 году, когда, вынужденно проживая за границей Российской империи, он по поручению партии большевиков отправился в Соединенные Штаты собирать деньги на революционную борьбу.И там, за океаном, писатель, привыкший к шумному успеху на родине, неожиданно для себя эпатировал пуританскую Америку. «Печальник народный» словно нарочно демонстрировал всему свету «буржуазные, мещанские нравы», которые так страстно обличал в своих произведениях. Московские газеты не упустили возможности «откликнуться» на эти события: [i]Вышел на берег Америки Некий русский моветон, Полный радостной истерики, Что в стране свободы он.Там, у нас, страна бесправная, Строг обычай, строг закон, Тут для всех свобода равная – Для мужей, для дев, для жен!..[/i]Американцев больше всего поразило, что Горький, имея законную супругу, появился в обществе со своей гражданской женой, актрисой Андреевой. Писателю был объявлен светский бойкот. Марк Твен, возглавлявший оргкомитет по встрече Горького, сложил свои полномочия, а все приличные отели Нью-Йорка отказались принять Горького, которому пришлось останавливаться на частной квартире… Не в этот ли момент у обиженного писателя возник замысел памфлета «Город Желтого Дьявола»? Одним словом, поездка не удалась; и с денежной точки зрения тоже. Ну не захотела Америка помогать русской революции! Из Соединенных Штатов Алексей Максимович в сопровождении М. Андреевой, ее камеристки и своего личного секретаря отправился в Италию, которая в эти годы была гораздо «революционнее» заокеанской «цитадели демократии». В Неаполе левые радикалы устроили митинг, где Горький выступал с резкой речью против оказания России материальной помощи которой добивалось русское правительство, и призывом «помочь революционной борьбе российского пролетариата».Впрочем, и этот этап «поездки за деньгами для большевиков» оказался провальным. На словах «за» были все, а вот когда нужно было переходить к делу...Средств было собрано мало, а акция против финансовой помощи России оказалась бессмысленной. Правительству удалось получить в виде займов 2,25 миллиона франков, причем половина этой суммы была выделена республиканской Францией. После чего Горький, воскликнув в гневе: «Плюю тебе в глаза, прекрасная Франция!» – удалился со своей свитой на Капри…
Общество
Мавзолей строился как самая знаменитая могила на Красной площади
Случилось это на рубеже 1925–1926 годов. По случаю смерти Михаила Фрунзе была организована комиссия по похоронам. Одну из ее подкомиссий возглавлял заведующий АХО ВЦИК, некто Жиделев. Казалось бы, похоронили человека, и эта «гробовая комиссия» больше не нужна. Но чиновники в России не привыкли отступать с занятых позиций. А для этого нужно что? Нужна инициатива! И товарищ Жиделев эту инициативу проявил, обнародовав свою идею. При этом он ссылался на многовековую традицию: «…при похоронах умерших у нас не изжит еще обычай устраивать торжественные процессии перенесения праха умершего до могилы и возложение венков на его гроб». А потому, дескать, обязательно нужно «устроить над могилами на Красной площади, на Кремлевской стене для хранения венков особые шкафы-витрины». По его мнению, такие шкафы украсили бы кремлевскую стену и это дало бы возможность почитателям умершего «заменять подвергающиеся порче на открытом воздухе венки или возложить новые». Все как на настоящем кладбище. А учитывая, что в это время уже появилась устойчивая тенденция устраивать на Красной площади родственные захоронения (там похоронили жену Воровского), то «самое центральное кладбище» Москвы было обречено на неизбежное расширение.Свое «рацпредложение» Жиделев отправил в Моссовет. А заодно предложил МКХ организовать городское бюро для похорон «умирающих ответственных работников». Мол, московские Безенчуки изрядно наживаются на похоронах и пора бы «умерить аппетиты частных похоронных бюро…» Дело в том, что Фрунзе хоронила частная контора, и деньги ушли немалые: за гроб, покрывало, катафалк и прочее заплатили 3350 рублей, а венки стоили от 675 до 850 руб. каждый. Вот заведующий АХО ВЦИК и решил сэкономить государственные средства.Но московские чиновники не спешили возложить на себя новые заботы. По поводу «настенных шкафов» они обратились в музейный отдел Главнауки, возглавляемый в то время Н. И. Седовой-Троцкой, супругой известного революционера, которая, в отличие от мужа, занималась сохранением культурного наследия страны, а не его разрушением. От имени Главнауки Наталия Ивановна выступила против «загораживаниястены какими-либо сооружениями, которые, несомненно, исказят ее облик».Кроме того, она отметила, что подобное устройство «не будет оправдано в смысле общего художественного устроения Красной площади…» В переводе с канцелярита на русский язык это означало полный отказ.Ободренные поддержкой Главнауки, московские коммунальщики отмахнулись и от второго предложения Жиделева, отметив, что подобное похоронное бюро будет, безусловно, убыточным предприятием, если заниматься отправлением в мир иной только партийных товарищей. А сделать его услуги «общедоступными» невозможно, поскольку «большой процент похорон носит чисто религиозный характер», а с ними советская власть связываться не желает.Так совместными усилиями Главнауки и Москоммунхоза удалось предотвратить превращение всей Красной площади в кладбище. Где бы тогда проходили парады и «демонстрации трудящихся»? Правда, с обычными погостами власти расправлялись беспощадно…
Общество
«Москвичи жалуются на длинные и острые шпильки дамских шляп, особенно опасные для окружающих в вагонах трамваев…»
Перечень вопросов, которыми занималась 100 лет назад Московская городская дума, был обширным, а в чем-то – неожиданным… Однажды гласный Думы Н. А. Шамин сделал громкое заявление, напоминавшее, скорее, крик души: «В Москве раздаются непрестанные жалобы на длинные и острые шпильки дамских шляп, особенно опасные для окружающих в вагонах трамваев… Не говоря о множестве легких повреждений и царапин, полученных обывателями Москвы благодаря этим орудиям возмутительной дамской неосторожности и легкомысленности, неоднократно были констатированы и случаи серьезные…» Некоторая эмоциональность заявления подкреплялась списком, напоминавшим фронтовую сводку: «В апреле у Красных ворот стоявшей на площадке вагона № 6 пожилой женщине был поврежден глаз дамской шпилькой от шляпы. Пострадавшая поехала на извозчике в ближайшую глазную больницу на Садовой. Виновную даму хотели отправить в участок, но потерпевшая ее великодушно простила… В июле прошлого года у Ильинских ворот пассажир, стоявший на площадке вагона, получил укол в руку. Он рассердился, вырвал у виновной барышни из шляпы опасное орудие и бросил его на мостовую… На Арбатской площади после окончания торжества открытия памятника Гоголю находящемуся на площадке вагона пассажиру был нанесен укол выше брови… А находившийся на площадке вагона № 21 господин получил сильный укол в лоб, в то время когда виновная дама неожиданно обернулась, чтобы передать кондуктору деньги. Пассажиры возмутились, но потерпевший оказался великодушным...» Шамин потребовал запретить женщинам носить шляпы со шпильками в трамваях! Впрочем, юрисконсульт городской управы немного охладил его пыл, отметив, что булавки – явление временное, обусловленное модой.Пройдет мода – не будет и булавок, а закон «должен реагировать на явления серьезные и более или менее постоянные…» Да и кто будет исполнять такое предписание? Если предоставить кондукторам право определять соответствие дамской шляпки правилам, то это лишь вызовет множество нареканий на работу трамваев, которых и без того достаточно… Но логика – логикой, а законотворчество – законотворчеством. И изрядно подискутировав, комиссия по составлению проектов обязательных постановлений Думы приняла новую редакцию правил о порядке пользования конно-железными, паровыми, уличными и с электрическою тягою путями в городе Москве. Думцы обосновали свое решение тем, «что употребление длинных остроконечных шпилек хотя и представляет явление временное, обусловленное известной модой, но не может служить доводом против издания соответствующего постановления…» Своим постановлением Дума приравняла модниц к пьяницам, бродягам и сифилитикам. Постановление, утвержденное Думой весной 1910 года, гласило: «Не допускаются вовсе к проезду: лица, находящиеся в нетрезвом виде; арестанты в сопровождении конвойных; лица, одержимые явно заразною болезнью; лица, соседство которых вследствие нечистоты одежды или отталкивающего запаха будет стеснять остальных проезжающих, и лица женского пола в шляпах с длинными остроконечными шпильками без безопасных наконечников…»Мода на шпильки, как и предсказывали юристы, изменилась, а постановление осталось и действовало до октябрьского переворота, когда само понятие «дама» ушло в прошлое, уступив место бесполому определению «товарищ».
Общество
Рабочие маевки не заладились...
Первомай 1908 года напоминал позднюю осень: холод, дождь, сильный ветер... В такую погоду лишь отчаянные «ветреники рискнули отправиться в Сокольники – традиционное место майских гуляний.Но и вошедшие в моду рабочие маевки не заладились. В Сокольниках полицейских, промокших до нитки, было гораздо больше, чем «подозрительных посетителей»…Впрочем, не обошлось и без сюрпризов: порывом ветра с колокольни Троицкой, что на Капельках, церкви сорвало шпиль с крестом, причем обломками ранило церковного сторожа. Да и возраст у храма был почтенный – свыше 200 лет. Купол, конечно, восстановили, но стоять церкви оставалось недолго: в 1930-х ее разобрали, а на этом месте выстроили многоэтажный дом…Впрочем, попытки обидеть верующих случались и сто лет назад. Во время всенощного бдения в Чудовом монастыре некто Боткин, молодой человек 22 лет, начал выкрикивать непристойности. Церковные сторожа бросились к нему, пытаясь вытолкнуть хулигана из храма, но у Боткина в руках оказался булыжник, которым он ударил одного из сторожей по голове так, что тот упал замертво. Прихожане скрутили Боткина и отправили в участок. Дежурный врач, осмотрев задержанного, признал его нормальным, хотя при обыске у него нашли еще один булыжник. Видимо, лозунг «булыжник – орудие пролетариата» уже прочно овладел массами…Но главным событием месяца стала 2-я Международная автомобильная выставка в Манеже. Устроители не пожалели средств: при входе гостей встречала арка в стиле модерн, украшенная скульптурными группами, изображающими шоферов и велосипедистов. Все декорации были выдержаны в «декадентских» фиолетовых тонах. Эффект усиливало электрическое освещение и зеркала, призванные «показать автомобили в лучшем виде». Особенно эффектно выставка выглядела при вечернем освещении, а слух посетителей услаждали оркестры Преображенского и Сумского гусарского полков.Было выставлено свыше 150 авто различных конструкций: лимузины, купе, дубль-фаэтоны, омнибусы, грузовики, среди которых попадались также велосипеды, мотоциклы и моторные лодки. Не забыли устроители и о сопутствующих товарах: резиновых шинах, смазочных маслах и запасных частях к «моторам». Одним словом, как и было предсказано, «все флаги в гости будут к нам». На выставке экспонировались автомобили известнейших фирм: «Пежо», «Бенц», «Заурер», «Бюсинг»...Увы, Россия показала лишь велосипеды «Дукса» да шины производства фабрики «Проводник»… Купить «тачку» могли только преуспевающие «спортсмены»: средняя стоимость автомобилябыла от 4 до 6 тысяч рублей! Для большинства москвичей это было не по карману, а потому «простая публика» шла в Манеж посмотреть: по подсчетам устроителей, в Манеже побывали около 30 тыс. посетителей. При всей дороговизне за 18 дней работы выставки было продано около 50 автомобилей, за которые выручили почти 300 тыс. рублей.Как и годом раньше, одновременно с выставкой прошла автомобильная гонка Санкт-Петербург–Москва. Не менее ярким было испытание грузовых автомобилей, проехавших 120 верст от Манежа до станции Подсолнечная по Петербургскому шоссе и обратно. Выяснилось, что для русских дорог лучше всего подходят грузовики «Бюссинг» – именно их московские власти и закупили для своих служб. А управа организовала поездку гласных Думы в Сокольники, Богородское и на Воробьевы горы… Для этой цели арендовали омнибус и несколько легковых автомобилей. Народным избранникам поездка очень понравилась, и это обстоятельство ускорило приобретение машин для нужд города. Кроме того, и некоторые гостиницы Москвы приобрели омнибусы германского и австрийского производства для подвоза постояльцев к вокзалам.В апреле по Москве стали распространяться слухи о предстоящем в городе бое быков. Якобы устроители уже заключили контракт с группой тореадоров; арендовали участок на Ходынском поле. Французский импресарио Бювье договорился о представлении с тем условием, что быков не будут убивать.Несмотря на это, Общество покровительства животным немедленно направило запрос городской администрации.А градоначальник Адрианов пересмотрел дело о разрешении корриды и категорически высказался за запрещение подобного зрелища «как разжигающего низкие страсти зрителей…»
Общество
Сто лет назад произошло московское наводнение
Зима 1908 года выдалась снежной: заносы на дорогах были так велики, что железнодорожное движение прерывалось на долгие часы, а то и на сутки. Март выдался холодным, а в апреле вдруг резко потеплело, и многочисленные речки Подмосковья, проснувшись от долгой спячки, в считаные дни вышли из берегов, затопив окрестности. Повышение уровня воды в Москве-реке началось 6 (19) апреля, а уже через два дня по реке неудержимо пошел лед крупными глыбами, перегораживая русло в узких местах. В Звенигороде разнесло в щепки мост, жители Монастырской слободы спасались на крышах, погибло много скота. В Серпухове под водой оказались шесть фабрик и заводов, мельницы, магазины, 70 обывательских домов… И такая картина была по всей губернии. А когда вода подошла к столице, то бурные потоки, переполненные ледяным крошевом, начали атаку на набережные и низины города. К 10 (23) апреля воедино слились Москва-река, Водоотводный канал, низовья Яузы, вышла из своих подземных «берегов» Неглинка. Под водой оказались вроде бы «сухопутные» Самотека, Неглинный проезд, Кузнецкий мост… По улицам города плыли бревна, обломки саней и телег, мебель, хозяйственная утварь, стога сена и множество сора, который еще две недели назад спокойно готовился догнивать в положенном ему месте… Затопленными оказались окрестности Новодевичьего монастыря, Лужники, Хамовники, Пресня и особенно «по-крупному» Дорогомилово. Здесь оказался залит склад сахарного завода с 350 тыс. пудов сахара, но все возраставшую тревогу москвичей это не подсластило… Местность оказалась отрезанной от города, и «вода свободно гуляла по Большой Дорогомиловской улице, а Брянский вокзал отрезан и окружен был водой…» С приключениями преодолевали водную стихию и пассажиры Павелецкого вокзала. Последний отправлявшийся поезд, как писали газеты, «тронулся, но затем остановился, так как колеса «не брали» рельсов. Его подали назад, и затем уже с разбегу удалось выйти со станции, рассекая воду подобно пароходу. Вода почти достигала второй ступеньки вагона…» Затопило электростанцию на Раушской набережной, и половина Москвы осталась без света. Замерли трамваи во многих частях города, даже весьма отдаленных от берегов главных московских рек. Едва удалось отстоять Третьяковскую галерею. Хорошо еще, что заранее были заготовлены кирпичи, цемент, доски, и с началом паводка две роты саперов с помощью городских рабочих быстро возвели стену вокруг всей галереи. Последние стройматериалы доставляли уже на лодках. Но вода прибывала с неимоверной быстротой, и служители начали переносить картины на верхний этаж здания... Газетные стихотворцы, как всегда, поэтизировали стихию: Я видел гнев стихии водной... Себя почуявши свободной, И широка, и глубока, Неслася бешено река. Все беспощадно сокрушая И все ломая на пути, Живое, мертвое смывая, Она неслась, не уставая, Кто от нее нас мог спасти? А действительно – кто мог спасти? К сожалению, несмотря на ожидаемую опасность, подготовка к паводку была организована из рук вон плохо. Старания властей города ограничились выделением нескольких худых лодок около Устьинского моста, совершенно необорудованных, с неопытными дворниками в роли перевозчиков. Общество спасания на водах также показало себя не с лучшей стороны. Спасательная станция на реке сама просто-напросто затонула, лодок не оказалось, а спасательные круги, висевшие на парапетах мостов, оказались изгрызенными мышами, с гнилыми веревками. А когда городская управа арендовала в Дорогомилове дом для переселения пострадавших жителей, то вода затопила и этот дом! Лишь своевременные действия пожарных и солдат несколько помогали справиться с ситуацией… Лишь 12 (25) апреля вода понемногу стала убывать. На улицах, занесенных илом и песком, валялись разнообразные обломки, бочки, разбитые баржи и плоты, всевозможный скарб; мостовые местами были размыты. Начали подсчитывать убытки. Затопленной оказалась пятая часть городской территории, при этом почти 100 километров улиц и переулков ушло под воду. От наводнения пострадали в той или иной степени около 20 тыс. человек, было разрушено почти 2500 построек. Общую сумму убытков определили в 20 млн рублей. Помощь поступала из всех уголков России – многие откликнулись на беду, постигшую москвичей. Был создан и городской комитет помощи пострадавшим, но основная помощь поступала от частных лиц и организаций. Присылали деньги, вещи, одежду, съестные припасы… Общая сумма пожертвований составила свыше 185 тыс. рублей (из них 40 тысяч выделил город и 38 тысяч «лично» император). Городская же Дума оказалась не на высоте. При обсуждении доклада о наводнении один из гласных ехидно заметил: «В нем указано даже число погибших кур, а о людях ни слова…»
Общество
Сто лет назад рухнул железный занавес
В апреле 1908-го Москва обогатилась двумя памятниками. В Кремле, на месте убийства в 1905 году великого князя Сергея Александровича, был водружен восьмиконечный бронзовый с эмалью крест, установленный на пьедестале из черного гранита. Крест был «сработан» известным художником Виктором Васнецовым, но судьба отвела памятнику короткий век. Большевики, уничтожившие его в 1918 году, по-видимому, руководствовались надписью на кресте: «Отче, отпусти им – не ведают бо, что творят». Более скромным событием стало «прибитие мраморной доски» на доме, где родился драматург Островский. Инициатива принадлежала гласному Московской думы Н. А. Шамину, которого в столице прозвали «юбилейной нянькой городского управления». Благодаря этому человеку оказались увековечены на мраморных досках, в названиях улиц и других атрибутах имена многих выдающихся москвичей и память о городских событиях. На мемориальную доску с надписью «Здесь родился Александр Николаевич Островский, 31 марта 1823 года» 85 рублей выделило Общество драматических писателей и оперных композиторов. Лишь в 1982-м ее заменили на новую. В апреле 1908 года в истории с частной оперой С. И. Мамонтова наконец была поставлена точка. Состоялся аукцион театрального имущества, принадлежавшего миллионеру. За бесценок ушли декорации, костюмы и бутафория почти к 90 операм. А в Художественном театре 100 лет назад рухнул железный занавес – лопнула цепь, на которой его поднимали. Тогда этот элемент противопожарной защиты еще не символизировал, как спустя десятилетия, водораздел двух культур. Все произошло за 40 минут до начала спектакля, поэтому никто не пострадал… Между тем новый градоначальник продолжил борьбу с «порнографией» на московских экранах. В апреле он не только закрыл кинотеатр «Мефистофель» на Петровке за демонстрацию «сцен из парижской жизни», но и посадил на гауптвахту участкового пристава, который допустил показ «соблазнительных изображений, несовместимых с требованиями об учреждении общественной нравственности». В отличие от владельцев кинотеатров, которых Париж интересовал больше, чем Москва, хроникеры, не жалея сил и времени, снимали городскую жизнь. Еще и Москва-река, бурно откликнувшаяся на весну, не успела войти в свои берега (материал к 100-летию знаменитого наводнения мы планируем в следующем номере), а на экраны Москвы уже вышло два фильма: «Наводнение в Москве в 1908 году», фирмы «Бр. Пате'BB и отснятая командой А. В. Ханжонкова лента «Наводнение в Москве». Не отставали от операторов и газетные виршеплеты: Картина мощного разлива Была страшна, была красива, Стихия мчалась, все губя, А человек средь волн прилива Вновь мошкой чувствовал себя!.. К сожалению, хроника не запечатлела первого случая угона автомобиля в Москве, хотя и произошло это среди бела дня в центре города на глазах у сотен людей. Во время ежегодного технического осмотра, проходившего весьма торжественно на Театральной площади, один из автовладельцев, Нирнзее, пошел в контору за получением удостоверения. В этот момент к его автомобилю подошли три человека, похожие на членов комиссии. Они спокойно сели в машину и, сделав по площади пару кругов, скрылись из глаз изумленного хозяина. Впрочем, сто лет назад Москва понесла большие убытки не только от наводнения. Ее «почистили» крупные игроки из «лиц кавказской национальности». Трое армян, игравших по-крупному в Купеческом клубе, увезли из Москвы около полумиллиона рублей. В итоге игра в клубе почти остановилась. Бедное купечество!
Общество
Московские «лохотроны» прошлого века
Некогда на задворках Страстного монастыря, напротив университетской типографии на углу Большой Дмитровки, гудел сенной торг, а сама площадь называлась Сенная. А когда торговлю сеном перенесли в другое место, то здесь ежегодно, на Пасху, устраивалось гулянье. Ставились балаганы, уличные акробаты показывали свое искусство, а публика с удивлением глазела на «женщину с бородой»… Среди разношерстной толпы шныряли и «играющие люди», которые безошибочно находили своих клиентов. Видимо, желание заполучить на грош пятаков всегда было сокровенным желанием нашего народа. Причем самыми азартными в те времена были подмастерья и «мальчики» из окрестных лавок – просаживающие последние копейки… А что же за игры предлагали «почтеннейшей публике» тогдашние мошенники? Наибольшей популярностью пользовалась так называемая рулетка. На куске картона рисовались кружки с номерами, на которые играющие и ставили деньги. Вместо шарика бросали игральную кость. При этом хозяин «механизма», как правило, оставлял 2–3 номера незанятыми, а потом с такой ловкостью бросал кость, что всегда оставался в выигрыше! Впрочем, от случайностей страховались: всегда рядом суетились несколько подставных «игроков», изображавших случайных прохожих… А торговцы пряниками придумали свой «лохотрон». Два пряника ставились наподобие карточного домика, а желающий попытать счастья должен был взять их двумя пальцами и удержать некоторое время. Сумел – получай пряники даром! А уронивший хотя бы один пряник платил за «неудачный опыт» две копейки. Но и здесь, несмотря на кажущуюся простоту опыта, выигрывал, как правило, только хозяин. А вот еще одно своеобразное «лото». У торговца сладостями на лотке были выставлены сахарные фигурки – мужики в лаптях, собачки, лошадки… Желающий испытать свое счастье отдавал монету, получая картонку с номером. Продав определенное количество «номеров счастья», торговец вынимал из нагрудного мешочка несколько марок с номерами. Если номера на картонке и марке совпадали – получай сахарную фигурку! Но и тут редкий случайный человек отходил от лотка с выигрышем… Почти полтора века прошло, а наивных «буратино», желающих посадить дерево на Поле чудес и выиграть на свой рубль миллион, не убавляется. Разве что игры стали более зрелищными и механизированными, подчас более телевизионными, но в результате все равно в выигрыше оказывается только хозяин «лохотрона»!
Общество
Avec plaisir, madame!..
[b]Октябрь 1902-го. Московские улицы: погода холодная, по ночам изрядно подмораживает; прохожие, зябко поеживаясь, спешат по своим делам; ломовики и извозчики еще не поменяли пролетки и телеги на сани, а автомобиль – почти такая же редкость, как и слон на веревочке…[/b]В Первопрестольной прибавилось «памятных досок» (нынешнее определение «мемориальная» еще не в ходу). Очередную повесили на доме Н. А. Шереметевой, на Никитском бульваре. На доске из белого мрамора скромная надпись: «В этом доме жил и умер Николай Васильевич Гоголь. 1852».Доску повесили над средним окном нижнего этажа. А потому прохожие ее не опасались, в отличие от огромной, многопудовой фигуры-барельефа, закрепленной на самом верху только что построенного дома Грачевой – угол Столешникова и Петровки. Фигура была установлена слегка наклонно и, казалось, могла каждую секунду рухнуть прямо на головы прохожих. Опасливые москвичи обходили этот дом стороной…Впрочем, за всю историю Москвы еще ни один горожанин не был убит мемориальной доской, а вот несчастные случаи на стройке – явление, к сожалению, случающееся.Осенью 1902-го этим отличалась, в основном, будущая гостиница «Метрополь». Приметливые газетчики, естественно, не могли пройти мимо этого факта:[i]На «Метрополь» гляжу уныло,Несчастья очень часты в нем…Теперь вот снова придавилоТам парня рухнувшим щитом…[/i]Морозная погода способствовала более близкому знакомству театральной публики с некоторыми российскими оборотами речи. Извозчики, стоящие на бирже у Театральной площади, забегали погреться в вестибюль Нового театра (знакомого нынешним москвичам как Российский молодежный театр). Разместившись в театральном фойе, как дома, «водители кобылы» продолжали начатые на улице разговоры из конюшенной жизни. При этом они, естественно, не стеснялись в выражениях. Извозчичий лексикон вынуждал «чистую публику», покупавшую билеты, краснеть и затыкать уши.С московскими извозчиками связано и одно модное развлечение того времени. У «золотой молодежи» вошло в привычку одеваться извозчиком и разъезжать в таком виде по городу. Останавливается такой «извозчик» в людном месте и заводит разговор с седоком на… изысканном французском языке! Говорят намеренно громко, чтобы и прохожий, и проезжий слышали. Публика разевает рот от удивления: видано ли дело – московский извозчик, деревенщина, а шпарит по-французски! А иногда такие фальшивые лихачи собираются в стаю и – на промысел! Подбирает, к примеру, один из них седока – как правило, скромную провинциальную барышню:– Madame, пожалте, вот прокачу на резвой!– Двугривенный, такая-то улица, – объявляет барышня.– Avec plaisir! Сей секунд домчим!..Ничего не подозревающая дама садится в сани, а «лихач» везет ее совсем в противоположную сторону – в какой-нибудь сомнительный переулок с «красными фонарями». И спрашивает с наглым видом:– Сюда изволили нанимать? Тогда вылезайте, приехали!Смущенная женщина стремглав выскакивает из коляски и убегает без оглядки, а вслед несется ржание «лихача» и его друзей, сопровождавших своего приятеля…У простой публики и развлечения попроще. Не всем по карману «извозчичьи удовольствия». Некий мещанин Н. Я. Гречин в октябре 1902 года забрался на третий этаж Верхних торговых рядов (нынешний ГУМ) и «ради развлечения» плевал вниз, на головы прохожих. Прохожие почему-то не смеялись. А бедолагу Гречина отправили в участок. «Скучно на белом свете, господа!..»
Общество
Это сладкое слово «подписка»
[b]Осень – горячая пора для газетчиков и издателей толстых и тонких журналов. Во всех редакциях начинается ажиотаж, связанный с подпиской на следующий год. Все борются за тиражи, а главное – обещают, обещают, обещают… Так было когда-то, так (или почти так) происходит и сегодня.[/b]Страницы московских (и не только московских) изданий в начале прошлого века были переполнены анонсами планов на будущий год. Кто из писателей «обещал дать только нам новый роман», кто из «лучших художников» будет его иллюстрировать, а главное – что ждет подписчиков дополнительно за те же деньги! Изданий в ту пору выходило много. Журналы ежемесячные и еженедельные; научные и развлекательные, серьезные и юмористические, журналы и газеты с премиями, сюрпризами для детей и взрослых и прочая, прочая, прочая… Не хватало только молочных рек с кисельными берегами и семи чудес света в течение подписного полугодия! Впрочем, если бы подписчики попросили, издатели непременно откликнулись бы и на это пожелание. У читателей разбегались глаза.И вот, поверив обещаниям, подписчик спешит в «главную контору», расположенную почему-то на заднем дворе третьеразрядного трактира у Смоленского рынка.Отдает требуемую сумму и получает взамен вожделенную квитанцию, не имеющую абсолютно никакой ценности. По ней даже деньги невозможно вернуть! И – ждет первого номера. Он, бедолага, еще не знает, что будет хорошо, если издатель наберет сумму, необходимую для выпуска хотя бы одного номера! На этом обычно все и кончалось.А когда подписчики начинали жаловаться, то их успокаивали традиционными отговорками: «Потерпите, непорядки на почте», «задержка типографского станка на таможне»… Самым приставучим на ухо, по секрету сообщали, что «лопнул метранпаж». Что такое метранпаж, при этом не объясняли.Проколы случались даже у таких издателей, как знаменитый П.П.Сойкин. В объявленной им осенью 1902 года подписке на журнал «Природа и люди» было обещано в качестве бесплатной премии: 12 томов Р.Хаггарда, 12 книг большого формата «для самообразования», роскошно иллюстрированное издание «Рейникелис», а также 12 томов популярнейшего в те годы писателя Василия Ивановича Немировича-Данченко (не путать с его театральным братом). Как отреагировал Р.Хаггард, нам неизвестно, а вот Немирович-Данченко, отдыхавший в ту пору в Мадриде, распространил письмо, в котором открещивался от неожиданного сотрудничества: «До меня дошли слухи, что одно из повременных изданий объявило собрание моих сочинений… Никому и никогда я не уступал права на мое «собрание»… Примите и прочее…»Кроме недобросовестных издателей, на подписчиках наживались и «просто мошенники». Осенью того же 1902 года сыскное отделение обнаружило филиал несуществующего журнала «Торгово-промышленный мир», который возглавлял бывший князь Церетели (скорее всего никакой не предок уважаемого скульптора). Почему «бывший»? Да просто он был к этому времени уже лишен титула за мошенничество.Деятельность шайки заключалась в том, что они собирали платные объявления для несуществующего журнала. Объявления давали, как правило, купцы, люди состоятельные и – тщеславные. А посему им предлагали (за отдельную плату) поместить в журнале изображение самого купца с краткой биографией.Бывший князь, а ныне – трудящийся-издатель, одетый почему-то в форму горного инженера, самолично объезжал московских толстосумов. Он уверял их, что журнал «расходится по всему свету, и его получают самые высокопоставленные лица…» Многие купились. Ведь лестно, когда твою фотографию пропечатают в журнале, который будут читать (совсем по Гоголю!) в самом Петербурге и даже за границей!При обыске у князя была найдена груда фотографий купцов, промышленников, модисток и прочих лиц, попавшихся на удочку. Денег почему-то не нашли…
Общество
«Ночные бабочки» на Тверской летали стаями
[b]17 октября полицейская техно-строительная комиссия осмотрела перестроенное здание лианозовского театра в Камергерском переулке, предназначенное для МХТа. Комиссия признала здание «удовлетворительным и пригодным» для эксплуатации.[/b]На следующий день та же процедура повторилась с новым зданием театра Шарля Омона «Декаденс» на Большой Садовой (на месте нынешнего Театра им. Моссовета). И этот театр очень понравился комиссии: много выходов, более 30 гидрантов, кроме того, на случай пожара была устроена водяная завеса, разделяющая зрительный зал и сцену. Но обоим театрам не повезло с самого начала: в Художественном провалилась первая постановка «Мещан» М. Горького, а в «Декаденсе» во время спектакля в вестибюле вместе с люстрой обвалился огромный кусок потолка. По счастью, люди не пострадали.А 12 октября «абоненты московского Общества электрического освещения были поставлены, как писали газеты, благодаря небрежности и халатности администрации» компании чуть ли не в «критическое положение». Звучит громко, но «критическое положение» продолжалось не более 15 минут из-за небольшой аварии в кабельной сети. Случилось это в полвторого ночи, когда большинство потребителей спало.На фоне электрических выкрутасов последнего десятилетия все это выглядит невинной шуткой.Впрочем, жителям досаждали не столько издержки технического прогресса, сколько свои же соседи. Участок от Филипповской кофейни на Тверской улице до бульваров, а также весь Страстной бульвар, вплоть до Петровских ворот, представляли собой примерно то же самое, что Тверская в наши дни.«Сомнительные феи» собирались здесь в настоящие стаи и нагло приставали к прохожим. Не отставали от них и «кавалеры без определенных занятий». То и дело слышались неприличные шутки и остроты, вульгарный смех, особенно пронзительный в ночной тиши, а временами дикий нечеловеческий визг, заставляющий вздрагивать прохожих и бежать без оглядки. Нередко феи и кавалеры «принимали импровизированные, но довольно циничные позы и устраивали «подвижные игры» непозволительного характера…» По сравнению с этим кошмаром эксгибиционист-одиночка выглядел просто миролюбиво.Впрочем, слова этого в России еще не знали и называли его просо сумасшедшим. Странный субъект небольшого роста, одетый в широкий плащ, постоянно крутился вблизи женских гимназий.Подойдя близко к какой-нибудь гимназистке, он внезапно широко распахивал плащ, под которым ничего не было. Остолбеневшая девушка не могла вымолвить даже слово, не говоря уж о том, чтобы позвать городового.Субъект, впрочем, был совершенно вменяем, поскольку из-за страха быть пойманным постоянно менял внешность, перекрашивая волосы, отпуская бороду или обриваясь наголо.А у Варварских ворот задержали человека, вокруг туловища которого была обмотана железная проволока. Когда у него спросили, зачем ему это нужно, он «на голубом глазу» ответил, что решил носить вериги. При проверке будущий отшельник оказался обычным воришкой, похитившим проволоку со стройки дома на Старой площади.Воровали не только обыватели, но и городские чиновники. Один из торговых смотрителей украл деньги. Причем ему долго не могли предъявить обвинение, не зная, как квалифицировать преступление: как растрату или как денежный недочет? И даже сумму похищенного смогли определить лишь приблизительно — от 7 до 10 тысяч рублей. Виновный, собирая городские налоги, выдавал вместо узаконенных квитанций самодельные расписки, а иногда и ничего не выдавал. Определить, кто платил правильно, а кто нет, оказалось просто невозможным…
Общество
Первая русская газета
[b]Кто из вас, уважаемые читатели, знает, что слово «газета» появилось в русском языке только через сто лет после того, как был предъявлен читателю первый номер того издания, которое, собственно говоря, газетой и называется? До этого все «это» называлось по-другому: «куранты» или «ведомости».[/b]Первый русский печатный периодический орган возник по петровскому указу. Менялись названия: «Ведомости», «Ведомости московские», «Российские ведомости», «Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившиеся в Московском государстве и во иных окрестных странах»… Менялись формат, объем и стиль изложения. Менялся тираж (от 300 до 1000 экземпляров). Менялась стоимость. Менялось место издания: Москва, потом Санкт-Петербург. Менялся шрифт: до 1710 года газета печаталась традиционной кириллицей, а потом – новым гражданским шрифтом…Первыми «корреспондентами» газеты были «птенцы гнезда Петрова» – Г. Головин, А. Матвеев, Б. Куракин, П. Толстой, П. Шафиров… Да и сам государь не гнушался сотрудничать с «Ведомостями», и даже находил время для редактирования.В первых номерах сведения о российских, а уж тем более московских делах были чрезвычайно скудны: «Повелением Его Величества московские школы умножаются, и 45 человек слушают философию и уже диалектику окончили…»А еще мы узнаем, что с 24 ноября по 24 декабря 1702 года в Москве народилось 386 человек мужского и женского пола… Вот и все московские новости.Да и вся жизнь нашего государства давала в ту пору не так много поводов для газетных публикаций.Немалую роль в становлении газеты играл и редактор. В Москве подготовкой текстов и редактированием руководил начальник Приказа книг печатного двора, известный писатель и переводчик, поэт Ф. П. Поликарпов-Орлов.Помимо «краткости и ясности», а также «гражданского посредственного наречия», которых добивался редактор от подведомственного ему издания, он оказался не чужд и повальному увлечению тех лет – воровству. Во всяком случае, когда его сместили со всех постов, то приписали множество злоупотреблений, а имущество описали. Впрочем, описывать было что! Его московский «дворишко» растянулся по улице на 25 сажен (больше 50 метров), а дом был полон утвари. Роскошная библиотека – великое богатство по тем временам! – насчитывала 700 томов! Редактор владел несколькими лавками в Москве и деревнями под Москвой… Нечистому на руку редактору «Ведомостей» вчинили иск на 4500 рублей – сумму по тем временам запредельную. Хотя, как известно, в окружении Петра Первого встречались воры и похлеще! Два года вымаливал Поликарпов прощение, а потом был помилован. Его определили учителем в Славяно-греко-латинскую академию, а после смерти Петра он… вновь возглавил типографию.Впрочем, с кончиной императора захирела и газета. Со временем родилось новое издание – «Санкт-Петербургские ведомости», а чисто московская газета появилась на свет только в 1756 году. Но о ней особый рассказ.
Общество
Чего ожидать от чиновников в погонах и при оружии
От чиновников в погонах и при оружии успехов в изящной словесности и в старину, и в наши дни как-то не ждешь. И у военных людей, и у стражей правопорядка сила, как говорится, не в языке. Она в другом. Да и вершиной творчества у полицейских (много лет назад) и милицейских служителей (сегодня) остается не какой-то там детективный роман, а самый обычный протокол. А в протоколе что главное? Точность описания, скрупулезное перечисление деталей и фактов, а все прочее – литературщина! Стиль протокола настолько въедается в плоть и кровь настоящих служак, что они и в обычной жизни начинают изъясняться с протокольной точностью и таким же изяществом. Для подтверждения этого факта обратимся к газетам стародавних времен, которые до такого подкалывания полицейских были большие охотники. Однажды некий московский фармацевт получил от местного пристава записку следующего содержания: «В клиническую аптеку. Прошу отпустить какого-нибудь средства от замороженного места на дамском носу, замеченного на следующий день после отморожения…» О реакции фармацевта на просьбу пристава газета умалчивает, а вот о «некотором удивлении» другими полицейскими перлами сообщают с удовольствием. Однажды в городское полицейское управление пришел запрос на подозреваемого в какихто прегрешениях человека. Навели справки и выяснили, что разыскиваемый уехал в Египет. После этого на всю переписку по этому поводу была наложена начальственная резолюция: «Препровождается для немедленного исполнения в Египетское городское полицейское управление!» А наше прокурорское начальство нынче даже резолюцию по поводу выдачи нам некоторых безуспешно разыскиваемых и даже заочно осужденных лиц наложить не может! Поучились бы у предшественников…
Общество
Эксклюзивы
Вечерка ТВ
Приметы и советы
Проще, чем кажется
Мнения
Екатерина Рощина
Екатерина Рощина

Чем крепче чай, тем выше чаевые

Максим Власов
Максим Власов

Интегрируем умные решения

Иоанн Лобода
Иоанн Лобода

Постимся постом приятным!

Михаил Щипанов
Михаил Щипанов

Назло России железку сломаем

Все мнения
О проекте
▲
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.