Ах, зачем меня мать родила?

Осенью 1908 года в Рукавишниковском приюте разразился скандал, в центре которого оказался новый директор – П. Э. Неандер.Братья Гучковы, более известные своей политической деятельностью, сыграли зловещую роль в истории приюта.Младший Александр (будущий председатель Государственной думы), недолго бывший попечителем приюта, практически не уделял ему внимания, так как политическая деятельность отнимала все время у новоявленного демократа.Поэтому братья положились во всем на своего близкого знакомого, бывшего латышского пастора по фамилии Неандер, который, как и они, входил в состав ЦК «Союза 17 октября».Рукавишниковы, не только не входившие ни в одну из партий, но и вообще далекие от политики, после долгой и бесплодной борьбы с Гучковыми устранились от приютских дел. Вместе с ними ушли педагоги, помнившие еще Николая Рукавишникова.Последним перед скандалом попечителем приюта был Н. К. Рукавишников, сын Константина Васильевича. И он, и отец несколько раз побывали у городского головы и требовали уволить Неандера.Гучков встречал гостей очень любезно, говорил, что их желание для него закон, но все оставалось по-прежнему. И тогда Н. К. Рукавишников отправил на имя Гучкова письмо, в котором сложил с себя звание почетного попечителя и сообщил, что «семья Рукавишниковых вынуждена отказаться от всякого участия в делах приюта».В печать просочилось известие, что в 1907 г. по первой пороше Неандер устроил охоту на зайцев и вместо гончих использовал воспитанников Фидлеровской колонии. Дело требовало расследования, но братья Гучковы старались скрыть этот постыдный факт и замять его.В судьбу приюта вмешалась пресса, чьи разоблачения всколыхнули общественность, и администрация приюта, признав, что охота все же была, тем не менее с неприкрытым цинизмом резюмировала: «Совет не усматривает в этом ничего вредного для воспитанников и предосудительного со стороны директора приюта, ибо главная цель устройства такой охоты заключается не в преследовании зверя, а в предоставлении им возможности побегать на свободе в лесу». Но факты противоречили этому сообщению. Большинство ребят промокли в снегу, после охоты всех лихорадило, некоторые провалялись две недели больными; всех загонщиков долго еще дразнили обидными собачьими кличками.И даже педсовет колонии выступил, правда, в завуалированной форме, против использования своих подопечных в подобных «развлечениях», поскольку это «содействует развитию в детях инстинктов жестокости и дурно влияет на их общее поведение».Но вот открылся 7-й съезд представителей русских исправительных заведений, на котором выяснилось, что не только факт охоты имел место. В целях «увеличения доходности» колонии воспитанников объединяли на общественных работах вместе с отбросами общества – обитателями Хитрова рынка. Подобное объединение не замедлило сказаться – участились случаи продажи казенных вещей, побегов и т. д. Были попытки назначить поденщиц (среди которых преобладали женщины известной профессии) для совместных работ с воспитанниками в саду и в поле. Директор сажал воспитанников в карцер и избивал их самолично. А среди мастеров и «воспитателей» тотчас же нашлись подражатели.Выступил на съезде и сам Неандер и долго нес околесицу о том, что на настроении воспитанников якобы неблагоприятно сказалось революционное движение 1905–1907 гг.После съезда страсти поутихли. Думцев отвлекли другие заботы, и о скандале в Рукавишниковском приюте стали забывать. И Неандер, почувствовав безнаказанность, установил в заведении настоящий тюремный режим…В новом законе о воспитательных и исправительных заведениях для несовершеннолетних от 19 апреля 1909 г. проводился принцип смягчения наказания: безусловно запрещалось применение телесных наказаний и заключение в темный карцер. Не был исключением и устав Рукавишниковского приюта. И тем не менее они широко применялись. Били по всякому поводу и без повода. Избивали при заключении в карцер, били просто так...Пощечины, затрещины, избиения стали рядовым явлением. Посаженных в карцер жестоко избивали… Вся «система Неандера» представляла собой непрерывную нравственную и физическую расправу с воспитанниками.Развязка неумолимо приближалась. 14 января 1911 г. в приюте произошел «бунт». Воспитанники отказывались выполнять обычный распорядок дня, требуя удалить наиболее одиозных «дядек» и «воспитателей», ломали мебель, били стекла.Пришлось вызывать городскую полицию. 35 мальчиков скрутили и заперли в карцер, но напряжение сохранялось.Спустя несколько дней в приютских мастерских, как обычно, начались занятия. В малярной работали три малыша и мальчик постарше – 15-летний Затевахин. Вдруг в мастерскую вошел 18-летний воспитанник и приказал бить окна, что младшие и исполнили. На шум в мастерскую ворвались директор и надзиратели, среди которых был швейцар Савельев, рослый, огромных размеров, но трусоватый, отставной гвардеец, захвативший на всякий случай кочергу. Неандер приказал ему отвести Затевахина в карцер. Последний, тщедушный мальчик, не отличался крепким здоровьем (ему ежедневно выдавали дополнительно кружку молока). Схватив воспитанника за шиворот, Савельев поволок его в карцер; уже на лестнице послышались крики мальчика. В карцере избиение продолжилось. Бросив обессиленного паренька на холодный пол, Савельев удалился. Мальчик через два часа скончался.После убийства в приюте ввели настоящий тюремный режим и запретили свидания с родственниками. Свыше трети воспитанников посадили в карцер, под который пришлось занять дополнительно и баню. Оставшиеся «на свободе» отказывались работать, заниматься, а при появлении надзирателей кричали «Хива! Хива!», что на воровском жаргоне означало «хитрованец» – обитатель Хитрова рынка. Дядьки и воспитатели, опасаясь трогать ребят постарше, вымещали зло на самых маленьких.Наконец активизировалась городская дума. Необходимо было убрать Неандера, но для этого следовало выбрать попечителя. Снеслись с К. В. Рукавишниковым, и тот ответил, что наиболее подходящим кандидатом считает С. В. Бахрушина. Последний лишь недавно был выбран гласным городской думы, но успел зарекомендовать себя живым, энергичным отношением к общественному делу.За Бахрушина проголосовали большинство гласных. Впоследствии С. В. Бахрушин (1882–1950) стал крупным ученым-историком, академиком.Избрание попечителя имело и свои последствия. Немедленно последовало заявление Н. К. Рукавишникова о том, что он вновь принимает на себя звание почетного попечителя и члена попечительского совета.Вскоре состоялся и суд. Присяжные заседатели, признав Савельева виновным, отнеслись к подсудимому со снисхождением. Суд приговорил его к незначительному сроку. В гражданском иске матери убитого, прачке-поденщице, зарабатывающей 25–30 копеек в день, отказали. На руках у нее остался еще один сын-калека. Неандер был вынужден покинуть приют, но ему быстро нашли синекуру – наблюдение за ассенизационным городским обозом. К. В. Рукавишников скончался в 1915 г. Отпевали его в церкви приюта при огромном стечении народа. На кладбище его провожали воспитанники со своим оркестром…[i]Приют просуществовал до 1918 года и был распущен. При советской власти в этом здании размещалась колония беспризорников, затем ремесленное училище. Но для него особняк XVIII века посчитали, видимо, слишком роскошным и, выгнав «ремеслуху», сюда вселился институт «Гипроцветмет». Во время перестройки здесь обосновались новые русские. В бывшей Фидлеровской колонии в настоящее время находится Икшанская колония для несовершеннолетних.[/i]