Сто лет назад центр города решили облагородить и соорудить на Театральной площади сквер, который нынешние москвичи хорошо знают. В связи с этим событием гласный Городской думы Н. А. Шамин, прозванный за свои пристрастия «юбилейной нянькой Москвы», предложил установить здесь бюсты Достоевского, Островского, Тургенева, Грибоедова и других русских писателей. Особого внимания требовал, по мнению Шамина, Грибоедов. Он предложил организовать всероссийскую подписку на памятник писателю в Москве, а на доме, где тот провел юношеские годы, прикрепить мемориальную доску. Предложение попало на обсуждение в городскую Комиссию о пользах и нуждах общественных. Разгорелись споры. По поводу доски один из членов комиссии заявил, что Грибоедов «совсем не такой писатель, чтобы ставить мраморную доску на дом, где он провел свои юношеские годы. Да и слишком много потребуется мраморных досок, если прибивать их в Москве к домам, где проводили юношеские годы русские писатели». А по поводу памятника мнение было такое: «Сооружать памятник для такого писателя, как Грибоедов, было бы слишком много. А сооружать только бюст – пожалуй, было бы мало. Поэтому лучше не сооружать ни того, ни другого…» К тому же увековечение памяти автора «Горе от ума» признали «преждевременным», так как со дня его смерти прошло только 80 лет, а со дня постановки комедии «Горе от ума» – всего 75. Надо, мол, подождать более круглых дат… Но хлопоты Шамина не пропали даром: в 1919 году на Новинском бульваре открыли мемориальную доску, а в 1959-м, к 130-летию со дня гибели писателя, установили памятник на Чистых прудах. Николай Александрович, к сожалению, не увидел его, скончавшись в 1933 году. В советское время он возглавлял мемориальную комиссию общества «Старая Москва», которая не позволяла забыть имена москвичей «так или иначе оставивших след в истории Москвы-столицы независимо от характера их политических убеждений». Любопытно, что в материалах комиссии встречались имена театральных деятелей, инженеров, врачей, писателей, музыкантов, но начисто отсутствовали профессиональные революционеры, что шло вразрез с установками партии… Видимо, поэтому общество «Старая Москва» и ликвидировали как идеологически вредное.Хирургу Н. И. Пирогову сто лет назад повезло больше, чем Грибоедову. Было решено переименовать Большую Царицынскую улицу в улицу Пирогова, а 1-й Городской больнице присвоить его имя, учредив премию за лучшее сочинение по хирургии. А памятник ему к этому времени уже стоял.Гораздо больше хлопот, чем мемориальные доски, доставляли властям эмалированные дощечки с названиями улиц. Московский климат губительно действовал на эмаль, превращая московские наименования в неудобоваримые слова. Требовалось поменять около 1700 таких дощечек, каждая из которых стоила четыре рубля. Поэтому решили сэкономить, заменив красивые, но непрочные таблички более дешевыми штампованными.А еще сто лет назад в Москве появилась своя «La Scala». Это был, правда, не оперный театр, а смесь игорного клуба с кафе-шантаном.Хотя цены установили «оперные»: входной билет стоил рубль, а ложи – по 15 рублей! Открылся «очаг культуры» в доме Ляпиных на Б.Дмитровке, положив начало всевозможным развлекательным учреждениям, прописавшимся на этом месте: после революции здесь некоторое время находился клуб «Нарпита», потом – филиал театра им.Ермоловой (перед войной здесь играл молодой Г. Вицин), а финишную черту подвел театр «Ромэн»: здание рухнуло в результате неграмотной надстройки… Сейчас на этом месте находится Совет Федерации.А в Большом театре сто лет назад бенефициантом стала… кошка. В одном из антрактов «Пиковой дамы» на барьере в главной ложе появился «усатый-полосатый», мяукавший на весь зал. Капельдинеры бросились ловить «гостью», неудачно – она легко перепрыгивала из одной ложи в другую, а потом… исчезла, что вызвало гомерический хохот публики и гром аплодисментов, которых удостаивались только оперные примы...