Столичные власти готовятся отметить 200-летнюю годовщину Бородина

В последнее время мы все чаще вспоминаем об Отечественной войне 1812 года. Этому способствует приближающаяся 200-летняя годовщина Бородина, которую столичные власти готовятся отпраздновать весьма торжественно. А пока москвичи довольствуются показом на «голубом экране» старой (отечественной) и новой (иноземной) киноверсий главного для нас источника знаний о том памятном годе – сочинения графа Льва Николаевича Толстого. А как жила Москва в преддверии войны с «супостатом»? Замуж от призыва О ходе боевых действий во время войны стран антифранцузской коалиции с Наполеоном нашим людям приходилось лишь догадываться. Российские газеты публиковали только реляции главного штаба, из которых почерпнуть что-либо было затруднительно, а иностранные издания, поступавшие в Москву и Петербург, приходили с большим опозданием. В такой обстановке основным источником сведений были письма из действующей армии. С такими письмами ездили по гостям, их читали вслух и тут же принимались строить свои гипотезы развития событий. Но общей картины из писем не складывалось: их авторы писали о том, что видели сами, да пересказывали слухи, ходившие по армии. На многое открывали глаза рекрутские наборы, следовавший с самого 1805 года один за другим. Судя по ним, потери русской армии были огромны. Для пополнения полков сначала брали по четыре человека с сотни крепостных, годных к службе в армии, потом шестерых, наконец, по десятку. Новобранцев муштровали прямо на московских площадях. А однажды москвичи стали свидетелями зрелища и вовсе экзотического: через город шли отряды азиатских подданных русского императора. Они были вооружены копьями, саблями и луками, которыми – как уверяли друг друга московские обыватели – эти «степные воины» очень ловко владели. Информационный вакуум, как всегда, заполнили разного рода измышления. Самым «крутым» из них был слух, распространившийся среди крестьян и горожан в конце июня 1807 года: якобы ввиду нехватки солдат в рекруты теперь будут забирать незамужних девок! Откуда пошел этот слух – и тогда распознать было трудно, а сейчас и вовсе невозможно. Впрочем, в России всегда так: чем глупее слух, тем больше ему верят. Свадебный переполох К концу Петрова поста разговоры о девках-рекрутах разошлись как круги по воде по всем центральным губерниям. А 29 июня 1807 года, когда пост закончился, по всем городам и весям центральной России разразилась настоящая свадебная эпидемия. Отцы семейств спешно выдавали замуж дочерей, стремясь уберечь их от грядущего рекрутского набора. В церквях венчали по 10–15 пар за день, но очередь не уменьшалась. Свахи, особенности московские, за то лето составили себе весьма приличный капитал, так что кое-кто из них по осени даже записался в купеческие гильдии! Женихи шли нарасхват. Сколько проходимцев и ловцов приданого в эти дни устроили свою жизнь… Какой-нибудь замухрышка, «состоявший в 14-м классе», имея годовое жалование в сто рублей, соглашаясь «спасти девку», брал за ней приданое в несколько тысяч наличными. Рапорты городничих и земских исправников сообщали, что подобная паника творилась повсюду вокруг Москвы. В самой же Москве некий мещанин Самоквасов, взяв за невестой три тысячи ассигнациями, согласно полицейскому рапорту «пошел на попятный и прямо из-под брачного венца бежал, скрылся неведомо куда, а потом оказалось, что он охотником поступил в солдаты…» Правда, дальнейшее расследование показало, что Самоквасов был не так уж и виновен – под видом невесты ему подсунули... гермафродита. Жених, узнав об этом «обстоятельстве», успел дать деру, прихватив приданое в виде «моральной компенсации». Для прекращения свадебного безумия московский генерал-губернатор обязал подчиненных срочным образом прекратить хождение вредных слухов! Для этого предписывалось применить самые строгие меры. А чиновникам разных рангов, отвечавшим за «народное спокойствие», посулили отставку «по неспособности отправлять должностные обязанности». Тут и очередной набор рекрутов подоспел, а девок-то и не тронули! Увидев такое, московские отцы семейств сразу же перестали выдавать дочерей за кого попало… Не обманывайтесь, сударь! Недалеко от простолюдинов по части слухов и суеверий ушли и люди из высшего общества. Французский актер Антуан Домерг по приглашению дирекции императорских театров привез в Россию целую труппу. Проработав несколько лет в Москве, он был принят в лучших салонах города. То, что Домерг был французом, ничего не значило для его московских знакомых: он был «свой». И говорили при нем всё. Ведя дневник, Домерг отразил в нем многие любопытные моменты московской жизни. Его русские знакомые, привычно переговариваясь по-французски, уничижительно отзывались о Франции, не скрывая, что жаждут военного реванша за Аустерлиц и обязательно поквитаются за старые обиды. Один важный господин весной 1812 года, обращаясь к Домергу, предрек: «Не обманывайтесь, сударь! Война будет. Мы подеремся, а не уступим. Вот увидите!..» А подключившиеся к разговору дамы затараторили: «Да-да-да! Будьте уверены – мы победим!» Свою уверенность в победе они основывали на «очевидном» факте: «Теперь вашему Наполеону не помогает волшебная сила первой жены. С тех пор, как он женился на австрийской принцессе, с ним рядом нет Жозефины…» Дамы имели в виду популярный в Европе слух, будто бы Жозефина Богарне, обратившись в голубицу, всюду незримо сопровождала Бонапарта. Она в виде невинной птички летала на разведку позиций противника и, прилетев обратно, ворковала на ушко императору секретнейшие сведения, а ее муженек благодаря этому одерживал победы! В наказание за коварство императорская чета и была лишена возможности иметь детей. И хотя для наших дам все в будущей войне было «яснее ясного», некоторые из них решили лично бороться с Наполеоном, используя черную магию! Слепив из воска фигурку «корсиканца», они хором произнесли некие заклинания, истыкав фигурку иголками. Это должно было самым решительным образом прикончить Бонапарта! Приметы правду говорят Знаки приближавшейся войны российские обыватели видели во всем. И в падении статуи Петра Великого, сброшенной с постамента ураганом, и в сгоревшей «французской карусели», устроенной на святках… Глядя на пламя, пожиравшее незамысловатый аттракцион, авторитетные прорицатели говорили: «Вот так закружит-закружит француза, да и сгорит он дотла…» А уж явление в 1811 году кометы заставило даже самые скептические умы обратиться к астрологическим выкладкам, по которым выходило, что это знак грядущего нашествия на Россию великой армии с Запада. А потом была война. И реальная кровь, и массовый героизм… А спустя какое-то время, пережив лихолетье в отдаленных имениях, московские барыни, вернувшись в привычные салоны, имели основание говорить: «Да мы все это предсказывали еще в 1811 году, когда мсье Домерг позволил себе усомниться в победе русской армии!..» Но сам мсье Домерг вмешаться в разговор уже не мог: его вместе со многими другими иноземцами, жившими в Москве, в конце августа 1812-го арестовали, как «возможного шпиона». Выбраться в Европу Антуан Домерг смог только спустя несколько лет после того, как русские казаки погуляли по Парижу, и в Москве больше никогда не бывал…