[i]Завтра в Москве, в клубе «Б2», даст единственный концерт одна из самых влиятельных и оригинальных современных рок-групп – бельгийский коллектив dEUS. Накануне российских гастролей (на следующий день группа поедет в Санкт-Петербург) с создателем, вокалистом, гитаристом и автором текстов dEUS Томом Барманом поговорил наш корреспондент.[/i][b]– А правда ли, что в пору своего первого международного турне вы, выходя на сцену, объявляли: «Мы группа dEUS из Бельгии – знаете, той самой страны, где родился Жан-Клод Ван Дамм»?[/b]– О господи, я уж и забыл! ([i]Смеется[/i].) Да, была такая глупая шутка. Это восходит ко временам наших концертов в США. Американцы вообще вряд ли подозревают о существовании такой страны, как Бельгия, а уж если знают что-то бельгийское, то только Жана-Клода Ван Дамма. Потом, когда нас узнали лучше, я перестал сообщать об этом.[b]– Часто сталкиваетесь со стереотипами, связанными с Бельгией?[/b]– Какие уж там стереотипы! У нас слишком маленькая страна для того, чтобы у кого-то за пределами Бельгии было о ней сформировавшееся мнение. Хотя на самом-то деле в Бельгии очень интересная культура – особенно в том, что касается живописи и моды. Но каждая маленькая страна должна сражаться за то, чтобы ее национальные особенности были заметны со стороны. Мы участвуем в этой борьбе на свой лад.[b]– И достаточно успешно. Других международно известных бельгийских рок-групп сейчас в мире, кажется, нет – только dEUS. Чем, по-вашему, это объясняется? Может, дело в том, что вы с самого начала пели по-английски?[/b]– Ну уж нет, есть и более фундаментальные причины. В те времена, когда мы начинали, у нас было звучание, не похожее ни на кого. Чистая эклектика, если так можно выразиться. Все тогда, лет десять назад, сходили с ума по хип-хопу и гранжу, а тут вылезли мы со своим авангардом и джазом. Наш успех – заслуженный. Вклад dEUS в теперешнюю рок- и поп-музыку очень значителен. Правда, если бы мы пели не по-английски, преуспеть было бы куда сложнее. Но узнавали нас с ползвука. Сразу стали приглашать выступать по всей Европе, а затем и не только там. На радио звали, концерты мы давали каждый день… Стараемся и сейчас поддерживать напряженный гастрольный график. Честно говоря, я очень рад, что мы едем в Москву и Санкт-Петербург.[b]– Но по поводу России-то у вас наверняка есть какие-то стереотипы?[/b]– Да нет, я открыт всему новому, никаких стереотипных ожиданий у меня нет. Собираюсь много гулять по обоим городам. В общем, буду себя вести как настоящий турист. Правда, у меня всего два дня… К русской культуре я тоже неравнодушен. Я давний поклонник русских супрематистов. Мои любимцы – Эль Лисицкий и Казимир Малевич. Литературу русскую и кино тоже очень люблю.[b]– А музыку?[/b]– Не особо. Ни одной русской рок-группы не знаю. А следовало бы?[b]– Слушать, не понимая текста, – вряд ли.[/b]– Вот видите.[b]– Можно попросить вас рассказать об истории создания dEUS?[/b]– Мы решили создать группу в начале 1990-х, собрав воедино все музыкальные стили, которые мы к тому времени знали и любили. Теперь в группе уже нет тех ребят, которые входили в первый состав dEUS. Весело было. Мы выступали на улицах, много импровизировали, делали каверверсии любимых песен, добавляли к ним собственные фрагменты… Амбиций у нас было немало. Мы хотели прославиться – одной Бельгии нам не хватало. Наши первые концерты за рубежом проходили в Испании и Англии, успех был бешеным.[b]– Откуда вы, кстати, взяли такое кичливое название? Считаете себя богами?[/b]– Боги тут ни при чем. Слово dEUS мы позаимствовали из названия песни Sugarcubes – первой группы, где пела Бьорк. Нам очень нравилась эта песенка.[b]– Бьорк-то как к вашей музыке относится?[/b]– Понятия не имею. Точно могу сказать лишь то, что нашу музыку она слышала. И о факте заимствования названия ей тоже известно.[b]– Поменять название никогда не хотелось?[/b]– ([i]Смеется[/i].) А что, по-вашему, оно совсем никуда не годится?[b]– Группа такая оригинальная, а название – заимствованное…[/b]– Подумаешь, большое дело! Sugarcubes тоже позаимствовали название из песни Talking Heads. Кроме того, было бы глупо прославиться под неким названием, а потом его поменять.[b]– С момента выпуска вашего первого альбома, «Worst case scenario», ваша музыка довольно сильно изменилась – из глумливых поборников эклектики вы понемногу превратились в респектабельную группу, исполняющую смягченную версию «альтернативного рока». И на MTV вас стали чаще крутить.[/b]– Причин много. Дело тут не в моде. Просто наша группа всегда состояла из нескольких сильных личностей, и каждый привносил в музыку что-то свое. Только личности из года в год менялись – не считая, собственно, меня. Слишком уж независимые были музыканты: каждый завел собственную группу, времени на участие в dEUS у них оставалось все меньше… Каждый из четырех альбомов записывался с новым составом. Я тоже в этом виноват: года на полтора группа вообще прекратила всяческую деятельность, потому что я увлекся кино и в 2002-м выпустил собственный фильм. Впрочем, музыканты, работавшие над последней пластинкой, «Pocket revolution», останутся и для записи следующего диска.Нам вместе вроде бы хорошо и комфортно.[b]– Вы начинали как наследники музыки 1960–70-х, Captain Beefheart и Фрэнка Заппы. До сих пор вас вдохновляют те же герои минувших лет или нашлись новые образцы для подражания?[/b]– Послушайте, Заппу оставим, а вот параллели с Captain Beefheart нам приписали музыкальные критики. Я, конечно, люблю музыку капитана Бифхарта, но по жизни предпочитаю более спокойные, лирические, классические мелодии. Это слышно по нашему последнему альбому. А главные образцы для подражания у меня – The Velvet Underground и Джон Кэйл.[b]– Ваши спокойные песни – как они, кстати, звучат на концертах? Вживую такой интимный саунд создать обычно нелегко.[/b]– Трудно описать, как именно мы работаем над звуком на концертах. Копировать студийное звучание в любом случае не пытаемся. Чередуем громкую музыку с тихой, иногда просто с ума сходим… Короче, приходите и услышите своими ушами.[b]– А ваша идеальная публика, как себя ведет она? Тихо слушает? Танцует? Орет и кидается на сцену?[/b]– Я люблю, когда зрители не стоят на месте. Аудитория должна… шевелиться, что ли. Мне кажется, наша музыка достаточно энергична, чтобы зарядить публику. Хотя публика бывает разная. Встречаются на наших концертах и молодые люди – до двадцати лет, и наши тридцатилетние ровесники, и поклонники более почтенного возраста. Не старики, конечно, – но сорока-пятидесятилетние. Эта публика – самая умная и самая крутая.[b]– Ваш последний диск называется «Pocket revolution» («Карманная революция»). А это словосочетание вы откуда взяли?[/b]– Не помню уже. Оно само ко мне пришло. «Революция» – хорошее, заводное слово. В нем самом по себе немало энергии. Но я реалист, и понимаю, что резкие изменения – штука не слишком хорошая. Изменения должны происходить понемногу, потихоньку. Чтобы революция была карманной.[b]– В политические революции вы не верите?[/b]– Люди совершают одни и те же ошибки на протяжении тысячелетий. Сперва революции, потом – долгий период консерватизма. Акция, а потом реакция. Я сам не политик, я музыкант. Мое дело – смотреть на мир широко открытыми глазами и фиксировать все, что я вижу вокруг.[b]– А в то, что революцию можно совершить при помощи музыки?[/b]– Даже самая успешная музыка мир не изменит. Но чью-то жизнь – запросто. Моя музыка иногда влияла на чью-то жизнь. Мне нередко говорили, что та или иная песня была крайне важной для того или иного человека в один из периодов его жизни. О больших изменениях речи, конечно, не идет…[b]– Речь идет о карманной революции?[/b]– Именно так.