Наш человек в «Карнеги»

[i]Выступить в нью-йоркском зале «Карнеги-холл» — честь для любого артиста. Эту площадку открывал когда-то Чайковский… Ну а затем можно перечислять десятки и сотни выдающихся имен — все, чем богат уходящий век. Одним из замыкающих почетный список оказался наш соотечественник [b]Александр Градский[/b].[/i][b]-Саша, как вы попали в «Карнеги-холл»? Ведь прежние ваши американские сценические площадки были гораздо менее именитыми, хотя на вашем счету выступления с Джоном Денвером, Лайзой Минелли, Шарлем Азнавуром, Дайяной Уорвик, группой «Грейтфул дед»… [/b]— Концерт в «Карнеги» я организовал сам. Как? Есть такой анекдот. На соседней с «Карнеги-холлом» улице негр играет на саксофоне, в ногах — шляпа для монет… Прохожий спрашивает: «Скажите, как попасть в «Карнеги-холл»?» Негр отвечает сквозь зубы: «Заниматься надо побольше, работать». Думаю, что я потрудился достаточно, чтобы созреть для такой сцены… Это феноменальный зал. Не могу понять секретов его акустики, хотя излазил все снизу доверху. На любом из его 2800 мест отлично слышно.В конце прошлого лета я отдыхал в Нью-Йорке. И вот сижу на кухне у своего друга Храповицкого, попиваю винцо и думаю, чем бы отметить свой предстоящий юбилей: в 99-м году как-никак пятьдесят! Мечтательно так говорю: «А что, если организовать концерт в «Карнеги-холле»? Приятель отвечает: «Нет проблем. Хочешь, съездим в офис зала и узнаем, что там к чему?». Сели в машину, поехали, нашли главного менеджера — спелую даму лет семидесяти пяти. Она, естественно, не знает, кто я. Говорю: хотел бы спеть сольный концерт. Можно? Оказалось, можно, если найдется свободный день.Дама листает свой гроссбух: «Есть один такой день — 5 марта 1999 года. Число было зарезервировано, но потом заказ отменили. Хотите? Следующий незанятый вечер — через два года»… 5 марта, пятница, канун уик-энда. Лучшего времени для выступления не придумать, ведь достать в такой вечер билет даже на давно идущие мюзиклы сложно. Потом выясняется, и платить надо сразу. Деньги у меня были, и я тут же рассчитался.Цифру назвать не могу — коммерческая тайна. Но дорого! Правда, мы полагали, что продажа билетов поможет вернуть большую часть суммы (так оно, кстати, и вышло).Пришло много эмигрантов, но и коренных американцев хватало.Вообще во всем есть элемент какой-то тайны. Думаю, удачными были мое фото на афише (может, кому-то лицо показалось приятным) и надпись «Романсы. Уникальный русский тенор с диапазоном голоса в три с половиной октавы». Допускаю, что на мой вечер пришли именно ценители.[b]— Но ведь вы поете и оперные арии, и рок… [/b]— Программа, на мой взгляд, была просто феерической. Я начал с Пахмутовой («Как молоды мы были»). После этой песни зал просто взорвался. «Держать» публику дальше было делом техники. Кстати, лишний раз убедился, что хитами надо не завершать, а начинать концерт! За Пахмутовой последовали ария Хозе, песенка герцога из «Риголетто», ария Каварадосси из «Тоски», ария Калафа из «Турандот», «О, соле мио», «Здесь хорошо» и «Не пой, красавица, при мне» Рахманинова, романсы «Выхожу один я на дорогу», «Гори, гори, моя звезда», «Только раз бывает в жизни встреча». За этим русским блоком шла еще одна ария бельканто — романс Неморино из «Волшебного напитка» Доницетти.На этом кончалось первое отделение (час пятнадцать!). А второе я начал с рок-хитов — знаменитой «The Bridge Over Trouble Water» Саймона и Гарфанкела, «Every Breath You Take» Стинга и «Imagin» Леннона, после чего взял в руки гитару и стал петь собственные вещи. Чувствовал, что трех часов мне нехватает, но по правилам «Карнеги» ровно к одиннадцати вечера обязан был все завершить — иначе солидный штраф. Видел, что не успеваю, какие-то важные для меня песни не спеты, и лишь чередовал номера по принципу — «грустновесело», «быстрее-медленно»… Рецензенты меня потом расхвалили. Да что они могли сказать, когда был полный зал, громовые овации, народ висел на люстрах! [b]— Каков был «возрастной ценз» вашей публики? Повзрослевшие битломаны? Вас выдвинули на соискание Государственной премии 1998 года. Мне кажется, что выдвигавшие относятся к тому же поколению… [/b]— Моя публика — люди от 35 и выше, от 10 до 15 лет. А вот слушателей от 15 до 30 у меня на концерте не было. Их не бывает и в Москве.[b]— Вы изобрели неологизм «журналюга». Чем вам так насолили пишущие? [/b]— Если ты кого-то ругаешь или хвалишь, это создает ощущение собственной значимости. Музыкальной критики сегодня нет. Как нет и достойного объекта для разговора — музыкантов, писать о которых бы стоило. Не на ком глаз остановить. Поэтому журналисты пишут не о музыке, а о быте известных людей — любимых собачках, марках автомобилей. Впрочем, пресса же «известных людей» и создает, придает им звездный флер, значительность. Заодно и пишущий становится значимой фигурой.[b]— В этом году «разменяли» полтинник ваши сверстники — Леонтьев и Пугачева. Что бы вы могли сказать о них? [/b]— Люди хорошие. Алла просто симпатична мне. Когда-то пела здорово; правда, все закончилось какой-то разменной монетой… [b]— Как бы вы охарактеризовали сегодняшнюю песню? [/b]— Господствуют два направления. Одно — род новоязового стеба, второе — любовная эстрада, охи и вздохи, томление по девочке с соседней улицы. Лирика для девиц с выщипанными бровями и сигаретой в зубах и бледных мальчиков с двумя серьгами в ухе и пакетиком кокаина в верхнем кармане пиджака.[b]— А социальная нота, которой наш рок был когда-то славен? [/b]— Социальная нота хороша тогда, когда ты за нее можешь получить по шапке. Но сейчас все можно. А нынешние власти настолько скучны и неинтересны, что перестали быть объектом критики. Кстати, в брежневские годы никто, кроме меня, над брежневизмом не издевался. Пожалуй, лишь само существование рок-групп было социальным протестом… [b]— Сменим тему. «Ваш» тип женщины? [/b]— Высокая, длинноногая, с тонкой талией и выразительными глазами, худая. Если вдобавок еще и бюст… Вижу, что я описал Клаудиу Шиффер… Цвет волос не важен, главное, чтобы был естественным. Впрочем, трудно сказать, чем женщина тебя берет. Порой жестом или даже взглядом — спокойным, но проникающим в душу. Очки не люблю, хотя сам очкарик.Даже Ольгу, свою жену, уговорил сделать операцию в институте Федорова. Она и прежде была красавица, но тут пропал близорукий прищур, и лицо стало потрясающим! [b]— Ольга — третья ваша жена? [/b]— Она же единственная. Были романы, завершавшиеся регистрациями в загсе. По счастью, оба развода оказались цивилизованными. В Ольгу влюбился, но и понаблюдал какое-то время: красивая, добрая. Как хозяйка сначала ничего не умела (потом научилась всему). Мы встречались год, летом поехали отдыхать в Алушту. Однажды утром я сказал: «Мне тут надо в одно место подъехать. Давай вместе». Ничего не объяснив, сел с ней в машину. Подъехали к загсу. Оля удивилась: «Ты что?». Я говорю: «Пошли!». «Ну пошли».[b]— Обязана ли женщина быть умной? [/b]— Интеллектуалок я почему-то воспринимаю почти как мужчин. Их можно ценить, уважать. Но никакого, извините, влечения. Мудрая природа каждому отвела свою роль. Женщина должна быть просто женщиной. Так было, есть, так будет всегда.[b]— А дети? [/b]— Дане восемнадцать. Много лет занимался скрипкой, но сейчас раздумал быть музыкантом, учится в Лондоне в экономической школе, собирается специализироваться в политологии и финансах. Маше тринадцать. Девятый класс. Увлечена театром — вот сейчас, пока мы беседуем, умчалась во МХАТ…