[i]Выдающийся футболист и блистательная актриса — это теперь «звездные» браки стали привычными, а потому открытыми. Тогда же, в эпоху ханжески прятавшего глаза социализма, они лишь распаляли воображение не избалованных светскими хрониками людей, порождали неимоверное количество слухов, кривотолков, и никто не мог отличить правду от вымысла: в личную жизнь не принято было пускать. Вот и они — [b]Игорь Нетто и Ольга Яковлева [/b]— двери в свои души открытыми никогда не держали. Любопытная пресса, долго, но тщетно пытавшаяся расколоть супругов на откровения, как-то сразу, вдруг отступила, и, вероятнее всего, капитан сборной и «Спартака» так и остался бы в нашей памяти исключительно «человеком в бутсах», если бы не это интервью.…Мы встретились в Театре Маяковского, где работает ныне актриса, устроились среди декораций в пустом репетиционном зале, и хозяйка сама, без «наводящих» вопросов, начала свой рассказ. Видно было, что она бесконечно устала носить все невысказанное в себе, и мне ничего не осталось, как просто включить диктофон.[/i]— …В тот день где-то в четыре я внезапно проснулась. Звонить, думаю, в реанимацию, где Игорь уже четыре дня находился, или еще рано врачей беспокоить? Дождалась шести. Врач говорит: «Очень тяжелый, давление падает». Через два часа договорилась, что из ЦКБ приедет профессор, реаниматолог, но оказалось, что Игоря уже час как нет в живых. В голове одно: он и до приезда «скорой помощи», и в приемном покое, и по дороге в больницу, и в реанимации, куда меня пустили на третий день, повторял одну длинную фразу: «Оля…», а дальше неразборчиво — язык был каменный. И вот его уже нет… Страшная, внезапная, нелепая смерть, если учесть, что оборвало жизнь не основное заболевание.[b]— Так от чего умер Игорь Александрович? [/b]— Со слов заведующего отделением реанимации Мостового, запущенная, нелеченая пневмония. А официальный диагноз при поступлении: медикаментозно спровоцированная почечная недостаточность, повлекшая за собой легочную, сердечно-сосудистую недостаточность, паралич дыхательной системы. Плюс пневмония... Выговаривать страшно.[b]— Но незадолго до смерти я видел его на пятидесятилетии Евгения Ловчева. Он совсем плохо ходил, ориентировался… [/b]— Это и есть проявление основной болезни, которая недостаточно изучена. Существует масса версий: черепно-мозговые травмы, стрессы, генетическая наследственность, инфекция.Жизнь ему давалась с большим трудом, он долго раздумывал перед тем, как сказать фразу, чтобы не попасть впросак. Тяжелейшая работа мозга, даже представить трудно, какое было в нем напряжение… Да и футбол в его «эпоху», помимо физической и нервной, нес идеологическую нагрузку. Спортсменов накачивали так, что трудно было не заболеть впоследствии. Это в театре сыграешь хорошо или плохо — ты ответствен только перед собой: ну испортишь впечатление публике, ну похудеешь, ну в депрессию впадешь.А в спорте нагружали партийно-чиновничьими наставлениями… Это не каждый выдержит. Для футболиста игра уже была не игра, а какая-то акция. И в доме климат в такие дни был достаточно тяжелым. Не дай Бог, команда проигрывала.[b]— То есть он очень переживал? [/b]— Не то слово. Был мрачен, угрюм, держал все в себе, не пытался снимать стрессы спиртным, не умел переключаться на что-то другое. Все надо было переварить, переболеть. И лишь потом находить какие-то силы для жизни.[b]— Нетто ведь довольно долго болел? [/b]— …Где-то в течение девяти лет. У этого недуга есть разные стадии. Сначала человек куда-то рвется, боится что-нибудь забыть, куда-нибудь опоздать, все время ему кажется, что нужно пораньше выйти на какое-то мероприятие… И у этого всего есть психологическое обоснование — быть где-то нужным или к чему-то причастным… Постоянно надо давать сосудистые препараты. Последние два месяца, правда, их ему и не давали… [b]— Вы были рядом? [/b]— Мы с ним по дурости развелись, но продолжали жить вместе. Только два года назад он переехал к своему старшему брату. А что было делать? Я каждый день на репетициях, с Игорем же все время должен был кто-то находиться: он мог открыть вентиль газа и не зажечь его. Однажды вызвали меня с репетиции: потерял ключи. А вечером кто-то пытался войти в квартиру. Говорят, вышли два молодых человека из лифта… Пришлось дверь менять. Было страшно. Врачи предписали: «Домашний уход и никаких больниц». А у меня периодические гастроли, у брата семья, внуки. Надо Игоря опекать, но как? Не мог же брат с семьей переехать в нашу квартиру, не могла и я бросить работу. И потом, имейся в наличии какие-то лишние деньги, можно было бы, наверное, сиделку нанять. Но у Игоря пенсия триста, у меня зарплата в театре около тысячи… Это уже позже ему дали президентскую пенсию.[b]— Скажите, а до болезни, Игорь Александрович чем занимался? Ведь большинство его сверстников после того, как отыграли свой первый спортивный тайм, и во втором, жизненном, продолжали быть на виду. А он как-то сразу выпал из поля зрения.[/b]— Не совсем так. В 36 лет, когда вопреки желанию Игоря его, можно сказать, выпроводили из большого спорта, он очень тяжело это пережил. Упал на диван и месяц пролежал лицом к стене. Ничего не говорил: просто лежал, прикрыв глаза рукой. Наблюдать это было просто невыносимо: здоровый молодой человек, отдавший спорту все и оставшийся не у дел… Потом, правда, потихоньку отошел, около года проработал тренером на Кипре, в Ярославле — начальником команды, в Москве — начальником в хоккейном клубе. Только какой же он чиновник? Да, еще в Греции полтора года тренировал. Затем долгое время работал с детьми в футбольной школе — Шалимов оттуда. Он, кстати, часто звонил Игорю и помогал ему всячески. Вырастить хорошего спортсмена — это уже немало.Я не могу судить, каким муж был специалистом, — наблюдала только однажды, как он занимался с футболистами в Греции. Одному что-то показывал, а остальные за его спиной уже лежали на траве и отдыхали. Я потом ему говорю: «Наверное, это неправильно: надо, чтобы все участвовали, — тогда им будет интересно». А он: «Ну что ты понимаешь?». А я и не претендовала на глубокое понимание футбола, знала только, что это тяжелейший труд. Однажды в Минске я заглянула в перерыве между таймами в их раздевалку и увидела то, чего не видят зрители. Растерзанные тела, разбросанные по креслам, перемазанным кровью и грязью (шел дождь). Это были тела гладиаторов после боя. Тела людей, которые расплачиваются за кажущуюся с трибун легкую и красивую игру здоровьем, а в итоге, как оказалось, и жизнью.[b]— Все это стоило в командах мастеров высшей лиги 180 рублей плюс смешные по сегодняшним меркам премиальные.[/b]— Да, дело, видимо, не в деньгах, а в том, что он не мог жить без футбола, без команды. Он был абсолютно командным человеком, любимое его слово «наши». Я это все к тому, что Игорь рожден был игроком?! Он играл в хоккей, шахматы, любил ходить на скачки. А для тренерства, может, надо иметь другой талант, для «чиновничества» — третий… Это, знаете, как в театре: есть у актера один дар — играть Ромео и только Ромео, он никогда не перейдет ни в какой другой жанр, ни в какие другие возрастные роли. Он талантлив лишь этим и больше ничем.Так почему же, спрашивается, не предоставить ему возможность обеспечить себя за время карьеры так, чтобы не возникали потом материальные проблемы в жизни? Игорь же, будучи больным, еще года 3—4 выезжал с ветеранскими командами в другие города. И пусть они играли не по 45 минут, а по 30, но я же знала, чем заканчивались иногда эти встречи — они привозили с собой тела умерших на поле товарищей… [b]— Сергей Сальников прямо после матча в раздевалке умер.[/b]— И Сальников, и другие. Игорь же гордился: я сам себе на жизнь зарабатываю. И удержать его было невозможно. А однажды его привезли домой с травмированной ногой. Ярцев с товарищем. Началось заражение, может, тогда инфекция и поразила сосуды, кто знает… [b]— А не было ли возможности чем-то иным заработать? [/b]— Да их государство лихо сделало полубомжами. После того как Игорь в 1991 году потерял из-за инфляции все немногие деньги, накопленные на старость, он вообще растерялся. Я только теперь понимаю, что он испытывал с этой пенсией в 97 руб. У него был даже не просто стресс, а какое-то скрытое отчаяние. Он никак не мог понять, на что имеет право, а на что — уже никогда, что он может себе позволить? Стал бояться садиться за руль машины, которую ему подарили на 60-летие, и она долго ржавела и разворовывалась частями на глазах у милиции, под открытым небом. Покупал какие-то сверхдешевые продукты, а когда я его посылала в парикмахерскую, говорил: «Нет, нет, можно не сегодня, а завтра?». И не шел, приходилось стричь насильно самой. Это, видимо, были уже первые признаки заболевания: то ли он жизни боялся, то ли людей… Когда шатается земля под ногами, человеку уже страшно и на улицу выходить… Недавно по ТВ показывали олимпийцев, которые некогда славили Отечество: их, видимо, поздравляли с Днем Победы. Сидят пожилые, очень скромно одетые люди, в пакетах банки с кофе, шпротами и сухой колбасой. Господи, какой стыд! Неужели нельзя их как-нибудь по-другому отметить, помочь? Игорь тоже иногда с кульками приходил. Спрашиваю: зачем? Тебе ведь из этого ничего нельзя. Или еще. Звонок: «Вы приглашаетесь на стадион. Надо надеть спортивный костюм и на ленте через плечо, чтобы все медали». Умоляю: «Сделай милость, останься дома!». Показывают по ТВ: крытый стадион, на трибуне какие-то профессиональные боссы и шагают мимо них пожилые чемпионы под музыку. Увидела, как Игорь пригнул голову.Пришел домой расстроенный. «Ну что, дурень, сходил?». Это, правда, было не смертельно для здоровья, но смертельно для достоинства.[b]— Вы поженились в 1960-м. Он находился в зените славы, и вы уже были примой «Ленкома». Скажите, каким тогда показался вам Нетто? Вот вы его встретили… [/b]— Я вообще была далека от спорта. А он, помнится, протянул руку и говорит: «Я — Нетто». «Ну и что, — отвечаю. — А я — Яковлева». Потом в кино ходили, в театры, гуляли. Он был хорошо воспитан, всегда корректен и, как бы это сказать… выдержан, что ли.[b]— То есть вы абсолютно не знали, что это знаменитый футболист, или краем уха все же слышали? [/b]— По радио я, конечно, слышала, что играет кто-то с такой фамилией. Ну и что? А потом знаете, мне было семнадцать с половиной лет, когда мы встретились, я приехала из Алма-Аты учиться в театральном вузе. Он же вел себя так, как, по моим представлениям, и положено вести себя молодому человеку — без всяких особых приставаний. Через год сделал предложение. И оно мною, конечно же, должно было рассматриваться… Ну то есть абсолютно книжный вариант. Как в романах пишут.В начале знакомства мы с ним поссорились из-за чего-то, я переехала на другую квартиру, ни телефона, ни адреса не оставила. Игорь через институт узнал мой новый адрес и пришел ко мне. Просил опять, как это говорится, видеться.[b]— Скажите, а как он ухаживал за вами? [/b]— Красиво. Как-то весело. Я была студенткой, и Игорь любил мою театральную компанию. Когда благоприятно складывались обстоятельства (команда их что-нибудь выигрывала или же я сдавала экзамены) у нас всегда собиралось много гостей. В институте даже присказка была: «Кто у нас не пьет и не курит? Яковлева. Пойдем туда готовиться к экзаменам — нам больше достанется». Готовились к экзаменам, веселились, танцевали, а затем в его «Победу» наталкивалось чуть ли не по 12 человек. Надо было всех развезти по домам, и кто-нибудь кричал: «Какие правила? Давайте прямо по газонам!». И мы ездили.Вокруг нашей пары тогда много всего происходило. Родители, например, категорически против брака были. Не против Игоря — против замужества вообще. Я-то училась еще на 3-м курсе, и, помнится, папа бегал, кричал маме (очень темпераментный был): «Ну ты ей объясни, что такое замужество! Нет, ты ей объясни!». Что он имел в виду, не знаю, но, видимо, не хотел, чтобы дочь так рано выходила замуж.И в институте у нас даже кафедра собиралась на тему, как объяснить студентке Яковлевой, что не нужно ей выходить за спортсмена. Уже потом, лет через 15, педагоги рассказали об этом. Гавриил Дмитриевич Качалин, тренер, в свою очередь, говорил: «Оля, что вы делаете? Одумайтесь! Зачем?».[b]— В общем, со всех сторон предостерегали? [/b]— Видимо, знали о его нелицеприятном, бескомпромиссном характере, а на самом-то деле это были просто ответственность, честность. И еще, Игорь был не слишком разговорчивым. Если происходил конфликт с кем-то, никогда не рассказывал — не любил перекладывать свои проблемы на чужие плечи, особенно на слабые. Никого не судил, не злословил: бросит одну фразу — и все на этом. Ссорились мы только по домашним делам, кому пробки вкручивать или кран чинить, в итоге спасал сосед Толя Ильин.Разговаривать долго он мог только на спортивные темы, как актеры — на театральные. Я не выдерживала. Сидят в мужской компании и все — о профессии, о жизни — редко, только иногда с Ильиным: «Да что же мы так плохо живем?!». Я говорю: «Вы бы пошли, стукнули кулаком по столу». «Да кто нас будет слушать, кому мы теперь нужны?» — отвечают. Постоять за себя, как и многие их товарищи, не могли. И то правильно — унизительно это. Им ведь только в 96-м дали повышенную пенсию, после чего можно было себе хоть что-то позволить. Но одни лекарства стоили тогда миллионы. Или с ветеранами на седьмом десятке бегать, или живи в нищете… [b]— А не было ли в вашей семье разделения: мол, я занимаюсь исключительно своим делом, ты — своим? Так случается, когда супруги — люди творческие, увлеченные.[/b]— Было, конечно. Но мы понимали, что его дело для каждого из нас значит. Если у меня вечером спектакль, Игорь старался по утрам не шуметь. На кухне чего-то там жарил, а потом стучал в дверь: «Яковлева, иди завтракать!». Если же у него намечался отъезд на игру, я подлаживалась под его расписание: никаких гостей, подруг, то есть ничего, что могло бы помешать ему отдохнуть. Это было...[b]— Взаимное уважение? [/b]— Абсолютное правило. Не исключаю, что именно обоюдное внимание и было основой нашей совместной жизни. К тому же мы так подолгу не видели друг друга… Видимо, и это сохраняло столько лет наш союз, который не разрушил даже вынужденный развод. Ничего не изменилось в нашей с ним жизни. И много позже он напишет в своем интервью в вашей же «Вечерке». «Мне 63 года, жизнь идет, и несколько поколений нынешних сограждан меня даже понаслышке не знают. Кто такой Нетто? Капитан сборной страны, выигравший олимпийское золото и Кубок Европы? Да когда это было? Ах, в пятьдесят шестом и шестидесятом? Чуть ли не при царе Горохе. А про себя лично, что сказать? Жена — актриса, все время в разъездах… Скрашивает существование собака, коккер-спаниель Мика. Ходим с ней за пенсией и по магазинам. Я человек скромный, мне на жизнь хватает. Хотя иногда хочется чего-нибудь этакого — «ананасов в шампанском…».Вот эти-то «ананасы» мне покоя и не дают… Я ему их присылала из Парижа, когда была там. И даже в реанимации коктейль взбивала, но он уже не мог почувствовать вкуса… Бедный, мой бедный… И не забыли его совсем, столько народа пришло проводить… Многие плакали… И Жора Ярцев прилетел со сборов, и из Греции, где Игорь работал, звонили. А в Германии сняли фильм о нем и показали в день похорон. Пришли все друзья, которые в последнее время не появлялись: у кого инсульт, у кого инфаркт… Не видел он, как Симонян отошел от могилы… и хорошо сказал Сергей Рожков по дороге на кладбище: «При жизни это все надо…».[b]— А что в характере мужа вам категорически не нравилось? [/b]— Ревнивый поначалу был очень. Звонит со сборов: «Где была?» — «Дома была, рубашки гладила.» — «Нет, я звонил — тебя не было!». Но потом поближе с театральными моими друзьями познакомился и полюбил больше своей компании. Впрочем, спортивной компании, как таковой, у него и не было.Не знаю почему, но ребята футболисты особенно не дружили. С Ильиным, правда, много общался. Когда еще не болел. Друзья появлялись, но в основном не из спортсменов. В спортивном магазине, в Большом театре — Жданов, Ефимов. Дементьев из «Спартака», шахматисты, журналисты, с соседями дружил. С Коршуновым Анатолием, который ему часто помогал, приходил в больницу. Коля, Костя — всех не вспомнишь. Компания разнообразная, как у меня. Когда время повеселей было, встречались часто.[b]— А на вечеринках он как держался? [/b]— Компанейски. Очень любил танцевать. В детстве мечтал быть ударником. Привил мне вкус к джазовой музыке, Элингтону, Армстронгу, Фицджералд. Часто шутил.Когда мы драматически обсуждали переход в другой театр, он, пробегая на кухню, советовал: «Не хотите в «Динамо» играть? Переходите в «Спартак». Любил лошадей, собак, играть на ипподроме. У нас, кстати, нередко шуточные скандалы из-за этого происходили. Я говорила: «Тебе некуда деньги девать? Отдай тому, кому они нужней». Однажды уперлась: «Играть не пойдешь». А он все-таки собрался. Тогда я позвонила на ипподром и попросила объявить по радио, что Нетто нужно срочно домой, у него в квартире пожар. И объявили. И он примчался.[b]— Не слабо.[/b]— Ну что вы! Я в молодости очень веселой была. Приехал как-то с игры, видимо, международный матч был, и они выиграли. Настроение хорошее, собрался на банкет в «Метрополь», а тогда жен не приглашали. Я в это время волосы к спектаклю красила и не хотелось его отпускать.Он пошел голову в душе освежить, а я и говорю: «Давай тебе тоже волосы укрепим: у меня хна осталась, подержишь 2 минуты и смоешь». Он отбрыкивался, но согласился. Прошло две минуты, пять, десять, а я говорю: «Еще двух минут не прошло». И, когда он понял, что времени много, начал смывать сам и... оказался яркорыжим. Что началось!!! Он за мной гоняется, а я кричу: «Сейчас все исправлю, намажу басмой — и все пройдет». А басма на рыжие волосы дает зеленый цвет. Раз десять мыла, но светло-рыжего добилась… Так и пошел на банкет.Как-то уехали они в Южную Америку. В какой город, какую гостиницу, не знаю. Дай-ка, думаю, позвоню, развлеку его. Разыскивала через континенты. В ответ на всех языках: связи не дадим ни «Правде», ни «Комсомольской правде». А я уже с американскими телефонистками говорю, что я не из «Правды» и не из «Комсомолки», я жена игрока советской сборной, найдите его. И нашли, соединили! Газетам не пошли навстречу, а мне дали какую-то свободную линию.[b]— Он был удивлен? [/b]— Крайне. А однажды я звонила, чтобы узнать, как добралась их команда до Кюрасао. Игорь мне потом рассказывал, что именно в этот момент у их самолета отказал один мотор, а затем — другой, и они еле приземлились. На открытке, которую он прислал мне в Москву, ни слова об этом, только: «Здесь очень красиво, много цветов и бассейнов». Рассказал, помнится, через два месяца, когда вернулся. Впрочем, таких эпизодов, когда мы друг друга на расстоянии чувствовали, было немало.Однажды, к примеру, я была в Прибалтике на гастролях, а Игорь первый раз летом остался у брата на даче. Мне в этот день пришлось прилететь, чтобы получить Государственную премию. Еле успела с самолета в Кремль. Вручение, поздравления, и дома я была часов в пять. Ну, думаю, отосплюсь: целую ночь ехала, летела. И вдруг около одиннадцати звонят родственники Игоря и сообщают, что он в семь вечера исчез с дачи. А было уже одиннадцать. Как же так, почему раньше не позвонили?! Начала обзванивать все милиции — центральную, областную, ногинскую, черноголовскую. Кричу, плачу, объясняю, что это тот самый Нетто, найдите, помогите, он не ориентируется, уже темно. Ну просто скулю, и уже ноги стали отниматься...Как он почувствовал, что я появилась в Москве, не знаю. И где-то около часа ночи — звонок в дверь: «Открывай, свои». Боже! [b]— Дом, кстати, на вас держался? [/b]— Наверное, если это можно так назвать. Забирала Игоря к себе, как только оказывалась свободной неделя, все праздники, Новый год, его дни рождения, вплоть до этого года он был со мной. Когда семья брата съезжала на дачу, я старалась, чтобы он побыл здесь. В его комнате ничего не изменилось.Соседи даже шутили: «Загорелся вечером свет, значит, Игорь у вас». В последний раз, когда был дома и я с большим трудом пыталась его переодеть для прогулки, он сказал: «Что, тяжело тебе?». Я говорю: «Ну ты же такой большой, а я маленькая. Лучше бы было наоборот».Улыбался. Все понимаю: болезнь тяжелая, неизлечимая, прогрессирующая. Но смириться с тем, что он ушел из жизни не из-за своего недуга, а из-за нелеченой пневмонии и из-за передозировки дриптана, не могу. Я потеряла не мужа — ребенка, который не мог пожаловаться, отвести руку с лекарством или попросить что-либо нужное ему. Хожу теперь и задаю вопросы себе и врачам… Почему его оставили без медицинской помощи? Почему после терапевта 12 марта не был вызван невропатолог? Почему, если он заболел в понедельник, «скорую» вызвали только в среду? Почему в коматозном состоянии его не увезла «скорая помощь»? Почему, когда я неожиданно для себя, ничего не зная, прибежала в четверг и застала «скорую», его увезли в реанимацию? Почему ему давали в возрастающих дозах препарат, который спровоцировал интоксикацию всех органов? Почему врачи каждую смену говорили: нам ничего не нужно, мы справляемся? Почему, когда я на третий день вошла в реанимацию, капельница не работала, кислород не был включен и т. д.? На все «почему» мне ответили.Остались одни «если»… Если бы он не пробыл на морозе два часа, не было бы пневмонии… Если бы вызвать врачей в первый день… Если бы мне позвонили вовремя… Если бы я приехала не в четверг, а в понедельник… Если бы я заранее прочла аннотацию этого не известного мне препарата… Если бы увезла Игоря в другую реанимацию… Если бы раньше вызвала консультанта… Если бы врачи сказали, что нет надежды… Если бы настояла и осталась в реанимации… «Если бы», «если бы», «если бы», на которые не будет ответа, и с этим мне жить всю оставшуюся жизнь. Если бы!!! Страшная жизнь, страшная смерть… …И все-таки я разгадала не понятую мною фразу, которую он повторял, недвигающимся языком: «Оля, я очень плохо себя чувствую». Просил о помощи. Надеялся… А я не смогла помочь… Не смогла. А он надеялся… Господи, что же это?!! Не знаю, зачем я это все говорю, не знаю… [b]ФОТО:[/b][i]Архив Ольги ЯКОВЛЕВОЙ [/i]