[b]— Валерий Павлинович, вы на предстоящие выборы идете снова в связке с мэром. Это говорит о том, что за прошедшие годы вы не разочаровались друг в друге, что у вас и на будущее много совместных планов… [/b]—Конечно, за три с лишним года была возможность разобраться, кто есть кто. Если в 1996 году решение пригласить меня в команду было неожиданностью для многих, то сейчас не было никаких сомнений в том, что если Юрий Михайлович Лужков будет баллотироваться в мэры, то кандидатом в вице-мэры буду я. Не потому, что я каким-то образом ему понравился или стал его тенью. Мне было доверено руководить комплексом социальной сферы, а это основа социальной политики городского правительства. Мне нравится работать с Юрием Михайловичем, мне комфортно с ним работать, он дает возможность проявить себя в деле.Я за эти три с половиной года не слышал от Юрия Михайловича, да и от прессы не слышал, нелестных отзывов о моей работе. Конечно, какие-то проблемы мне не удалось решить, были нестыковки, ошибки, но основной объем работы я все-таки сделал, система работала… Известно, если результат есть, то заметят, если будешь заниматься интригами, то, как правило, заканчивается это плачевно.[b]— Вы про интриги вспомнили... В предвыборной гонке оппоненты стараются использовать любой компромат, даже выдуманный, вот уже и Юрия Михайловича обвинили, что Банк Москвы ему лошадей купил.[/b]— Юрий Михайлович поступает просто: подает в суд и все процессы выигрывает. Доренко опять выступил в своей программе с какими-то смехотворными обвинениями. Эта программа удивительно целенаправленная, она каждое воскресенье посвящает московскому правительству и лично мэру отдельные телестраницы. И уже обещаны сюжеты на месяц вперед.[b]— А по отношению к себе не ждете чего-то подобного? [/b]— И в отношении меня будет. Я на прошлой неделе про себя прочитал, что, оказывается, Лужков держит меня не потому, что я справляюсь с порученным делом, а потому что я плохо работаю. И поскольку я прокололся, Лужков меня на крючок подвесил, и я, подвешенный на этот крючок, работаю теперь хорошо. Выгодно держать провинившихся. А провинился я тем, что лишил стариков лекарств. Это было в «Новых известиях». Хотя вы знаете (ваша газета неоднократно обращалась к этой теме), что мы очень серьезно вопросом обеспечения города лекарствами занимались. Год назад, в августе 98-го, когда произошел обвал рубля, вопрос стоял так: надо отказаться от приобретения большинства импортных препаратов.До кризиса мы имели на бесплатные лекарства 210 миллионов долларов. А когда рубль подешевел в 4 раза, остался 81. На 70 процентов мы зависели от импортных лекарств.Нужно было менять ситуацию. Лично я руководил этой кампанией жестко, целенаправленно, не давал всяким демагогам втравить нас в разговоры.Проблему удалось решить. Сейчас очень мало жалоб на недостаток лекарственных препаратов. Но любая ситуация, которая переворачивает систему и касается сотен, тысяч, миллионов людей, конечно, не может быть стопроцентно поддержанной, кто-то остается неудовлетворенным.[b]— А бюджет-2000 предполагает повышение расходов на социальную сферу? [/b]— Резкого скачка не будет. Останутся пропорции 99-го года. На большее у нас сегодня средств нет. Мы не хотим жить хуже, но возможности жить лучше у нас нет. Кризис системный, и он продолжается. Мы стараемся как можно больше зарабатывать в этих условиях.[b]—Ходят слухи, что в конце года подорожает городской транспорт.[/b]— Мы давно говорили, что цены на транспорт и коммунальные услуги будут повышаться, ведь пока все это у нас продается значительно ниже себестоимости. Мы вынуждены повышать цены, но смотрим, чтобы этот рост не перехлестнул рост доходов, потому что тогда люди просто перестанут платить, и никакие повышения ничего не дадут.[b]— То есть эти слухи имеют под собой реальную почву? [/b]— Это реально. Но не одномоментно и не резко. Плохо, если жизнь заставит нас так же, как в августе 98-го, обвалить ситуацию. Добрые такие, ждем-ждем, а ведь убытки-то нарастают. В конце концов экономика того же метро развалится. Кому это будет выгодно? Никому. Поэтому надо своевременно принимать решения.[b]— Льготники очень беспокоятся, что лишатся своих маленьких привилегий, ведь многие жители города сейчас имеют право на бесплатные услуги.[/b]— Мы льготы отменять не собираемся. Ситуация сейчас напряженная.Стоимость жизни существенно ушла вперед по отношению к доходам, которые имеют люди. Особенно здорово это ударило по самым бедным. Разрыв увеличился. Чем мы его можем сократить? Тем, кто находится не в сфере активной деятельности, — пенсионерам, инвалидам, детям и подросткам — только наши доплаты позволяют вести сносный образ жизни. Мы это понимаем. Ни одной льготы мы не отменили.[b]— После взрывов в Москве многие обвиняют городское правительство в том, что своевременно не были приняты меры безопасности.[/b]— К нам в город пришли диверсанты. Поэтому когда говорят, что правительство Москвы, а это гражданская власть, должно было предпринять какие-то действия, это, мягко говоря, некая подмена понятий. Проще всего обвинить начальника РЭУ или участкового инспектора. Они, наверное, выполняя свои функции, где-то что-то недоработали. Но мы должны понять, что к нам пришла война.Террористы добрались до Москвы.Но это было и в Париже, и в НьюЙорке, и в Иерусалиме, это было в массе городов. И везде происходили трагедии. Воевать с террористами должны хорошо обученные, хорошо оснащенные подразделения, у которых есть возможность предотвратить их акции. У нас борьбой с террористической деятельностью занимается ФСБ. ФСБ подчиняется президенту и правительству.[b]— А что с тем милиционером, который подписал несчастный акт по дому на Каширском шоссе? [/b]— Участковый уполномоченный подписал акт о том, что подвал закрыт. Он действительно был закрыт. Ему дали поручение осмотреть подвалы, чердаки и убедиться, что двери там на замке. Он убедился. Теперь говорят: почему он не открыл замок? А почему он должен был открывать? [b]— Для этого у него должны быть основания или подозрения? [/b]— У него должна быть команда. Сейчас проводится служебное расследование, так он выполнил порученное дело или не так. Может быть, накажут его или его начальника. Но мы должны понимать, что пришедший год назад на работу лейтенант не может противостоять хорошо обученным террористам. Шамиль Басаев разгромил целый город, больницу взял… После этого с ним как ни в чем не бывало общался «на ты» премьер страны, и вся его команда потом была с миром отпущена. В Москве, когда надо было принимать решения по террористу, который захватил заложников на Васильевском спуске, Юрий Михайлович был единственным, кто взял на себя ответственность за физическое уничтожение террориста.Чтобы впоследствии все знали, что не будет пощады тем, кто ставит под угрозу жизнь невинных людей. Кто принимал это решение, генералы что ли? Лужков принял решение в экстремальной ситуации.И сейчас, я убежден, если бы поручили Лужкову задачу борьбы с терроризмом, он бы нашел методы адекватные. Но он не может работать за всю страну, за президента, за правительство. Разве в Великую Отечественную войну гражданские власти отвечали за результаты сражения? Нет.Они организовывали рытье окопов, делали снаряды, подносили их, руководили производством. По закону исполнительные органы должны участвовать в борьбе с терроризмом.Должны участвовать, но делать то, что они имеют возможность и право делать. Когда я слышу все эти разговоры, мне становится неловко за людей, которые этого не понимают. Ведь разных «почему» можно задать много.Я приехал на Манеж в день взрыва через час. К моему изумлению, компетентные органы вели разговор о том, что надо квалифицировать этот случай как хулиганство. А потом наутро нам показывали какого-то писателя-патриота, который, якобы, мог взорвать Манеж. Не было объявлено, что произошел террористический акт. А раз не объявлено, значит, розыскные мероприятия по терроризму в полном объеме не проводились. Когда на улице Гурьянова взорвали дом, Лужков вечером уже сказал — это террористический акт. Но еще два дня во всех средствах массовой информации говорили, что причина взрыва неизвестна. А значит, два дня никакой лейтенант, никакой старший офицер, никакой полковник никаких соответствующих команд не давал. И опять розыскные и оперативные мероприятия запоздали. Даже когда был обнаружен склад на Борисовских прудах и там сидела засада, вдруг о найденном арсенале объявили по телевидению. Какой дурак туда после этого придет? Как можно так работать? Я не следователь, не специалист, но когда я слушаю все это, хочется плакать.Кто должен был тренировать ФСБ, ГУВД, милицию? Мы? Люди звонят и говорят: предмет какой-то бесхозный. Идет проверять милиционер, который просто не знает, что делать.Если бы это оказалось настоящее взрывное устройство, этот страж порядка взорвал бы себя и всех, кто был рядом. Мы, когда готовились к Всемирным юношеским играм, зная, что надо обеспечить безопасность, купили аппаратуру, которая обезвреживает взрывные устройства и которой до сих пор пользуются центральные органы ФСБ. Она работала в Дагестане, она работала во всех других горячих точках.Я это к чему? Можно наказать какого-то стрелочника, но от этого ведь ничего не изменится. Если мы не найдем слабые звенья, то в следующий раз будет то же самое. Поэтому надо сделать целый ряд документов, которые ужесточают контроль.[b]— Перерегистрация гостей столицы тоже вызывает протест… [/b]— Как только мы что-то предпринимаем, нас тут же обвиняют. Говорят, незаконна перерегистрация. Абсолютно законна. Дело в том, что все рассматривают один или два закона. А надо-то рассматривать весь комплекс. Есть закон Российской Федерации, который называется Устав города Москвы. Там есть 91-я статья. В этой статье написано, что в особый период власти столицы могут устанавливать порядок регистрации приезжих и въезда в город. А что, это не особый период, когда за неполные две недели взорвали два дома и 206 человек погибли? Особый. Мы могли бы ввести комендантский час. И имели на это полное основание. Тогда что бы говорили? Но мы понимаем, что не стоит осложнять и без того сложные условия. Тех, кто зарегистрирован в городе, а их всего 121 тысяча в Москве, мы просим добровольно перерегистрироваться, предъявляя те же самые документы, что и в первый раз. Чтобы нам понять, для чего люди приехали в Москву. Чтобы мы знали — нам не надо бояться этого человека. Ничего страшного и обидного не делается.Дальше разговор идет о тех, кто не хочет регистрироваться. Если человек живет здесь полгода и не регистрируется, он нарушил закон? Нарушил. Что мы ему можем предъявить? Гражданский кодекс позволяет нам его оштрафовать в размере 1/10 минимального оклада. Второй раз не регистрируется, его опять можно оштрафовать. Его можно штрафовать по 8 рублей бесконечно, а он будет жить, не регистрируясь. По Закону Федерации мы можем вводить свои правила, и мы этим правом воспользовались. Если человека предупредили, оштрафовали, а он все равно продолжает жить, не регистрируясь, город за свои деньги покупает ему билет (не задерживаем, не арестовываем, не привлекаем к уголовной ответственности), и провожаем его туда, откуда он приехал.[b]— Это же дорого получается? [/b]— Мы идем на эти траты, чтобы обеспечить безопасность москвичей.[b]— А как случилось, что террорист так легко снял помещение? [/b]— Он не снял, в этом-то и дело. Если бы действовал официально, тогда бы он попал в компьютерные данные. А он нарушил. И он, и тот, кто ему помог, нарушили закон. Человек за наличные деньги предоставил бандиту без оформления во временное пользование помещение. Так же, как многие сегодня квартиры сдают, не оформляя. Не регистрируются и те люди, которые у них живут. В доме на Каширском шоссе 23 семьи жили без регистрации. Они погибли, к сожалению. Нам даже трудно было установить их имена. Что, эти «нормы» должны и дальше так оставаться? Ведь мы же до конца отстаивали свои позиции по миграции и по прописке.Меня вызывали на комиссию по безопасности России и говорили: вы нарушаете конституционные нормы, не выдаете вынужденным переселенцам и беженцам удостоверения. Но у нас есть правило: если у человека нет родственников здесь и нет места, где жить, мы ему не можем оформить документ. Мне говорят, что это не по закону. Но ведь это правительство России приняло постановление о том, что Москва и Московская область являются местностью, не благополучной для определения места пребывания беженцев и вынужденных переселенцев. Российские власти должны были за 1993—1995 годы в стране построить семь мест временного проживания. Они построили всего 3. Нам говорят: а вы их оформляйте в Москве. Ну хорошо, мы ему дадим документы, а завтра он придет с требованиями: где я буду жить, где я буду работать, где я буду учиться? Кто эти вопросы будет решать? Государство. А кто на территории Москвы государство? Нам говорят, что законы такие же, как в других цивилизованных странах. В Германии, например. Я не поверил. Поехал в Германию. Был там в иммиграционных службах, в лагерях для перемещенных. Могу сказать, что мы все из германского закона списали. Все, кроме того, что нужно. Германские законы начинаются с того, что устанавливаются квоты для каждой территории.Если земля Бавария является неблагоприятным местом для беженцев и переселенцев, то куда бы вы ни обращались, вы никогда в Баварию не попадете. Вас направят в Северную Вестфалию, еще куда-то, где есть квота. У нас беженцам негде жить, негде работать, негде учиться, негде лечиться. С 91-го года полторы тысячи семей азербайджанцев-беженцев живут в гостинице, занимая номера.В Германии все, кто претендует на статус беженцев и вынужденных переселенцев, живут в лагерях для перемещенных лиц. В комнате 8 кроватей в два этажа, столовая с соответствующей стоимостью обеда, за колючей проволокой. Стоит пост. Ты можешь уехать, но ты должен известить, куда и на сколько поехал. Из числа приезжих они статус беженца дают только 5 процентам, а 95 процентов выдворяют назад. Там сидят инспектора, которые доподлинно знают ситуацию в тех местах, откуда идет отток беженцев. Они тратят на это деньги. У них система. У нас же сейчас 400 тысяч беженцев осели из стран дальнего зарубежья. Вьетнам, Китай, Афганистан, Шри-Ланка, курды (у нас болезни даже появились тропические, которых врачи не знают). 400 тысяч. Они живут здесь без регистрации, устраивают медеплавильные заводы в квартирах, в вентиляцию запускают все эти пары, всю эту гадость. Травятся люди. Что они на рынках делают, не мне вам рассказывать. Ведь это дело не национальное. Нам пытаются сказать, что мы боремся с выходцами с Северного Кавказа. Да ничего подобного.Это проблема не национальная, это проблема межнациональная. И она решается независимо от цвета кожи, волос. Нам абсолютно безразлично, из Витебска человек или из Грозного. Просто сейчас в силу обстоятельств тех, кто из Грозного, стоит опасаться больше. Виноваты они сами в этом. И обвинять нас в том, что мы косо смотрим на человека, у которого другой разрез глаз и другой цвет лица, нельзя.Но сама-то ситуация ненормальная. Сейчас мы стали регистрацией заниматься более серьезно, так старушки стоят у тех мест, где мы регистрируем, и предлагают приезжим: «Милок, чего ты мучаешься. Давай я тебе заявленьице дам, и никаких проблем у тебя не будет». Они готовы заработать на чем угодно. А нам надо людей уберечь. Ведь вы помните, когда началась приватизация комнат, квартир, сколько стариков погибло.Но когда мы начали борьбу с черной приватизацией, тоже говорили: это незаконно, это негуманно. А стариков убивать гуманно? Законно? Мы же помним, как наш свод законов верстался — бегом. Все союзные законы выбросили, давай все российские законы заново создавать. Их пекли, как бублики. На ходу. Ну и что? Напекли. Мне Сергей Адамович Ковалев говорит: «Валерий Павлинович, вы соблюдайте закон. А если вы при этом нарушаете права людей, в суд обращайтесь, что нарушены права».Это фарс: сначала выполнять бездумные законы, которые не могут работать, а потом, если в результате выполнения этого закона ты нарушил права человека, за его права начинать бороться? В Конституции говорится: «Права и свободы граждан священны». Но там есть и другая статья: «Права и свободы одного гражданина не могут нарушать права и свободы других граждан». Вот если две эти статьи посмотреть, то неизвестно, кто еще конституционно поступил, потому что на одной чаше весов один человек на другой — сотни тысяч. Поэтому я этого обвинения не принимаю. Меня избрали москвичи, и я обязан их покой беречь.[b]— Валерий Павлинович, последствия взрывов московские власти сумели преодолеть. По-моему, это все признают. Была организована всесторонняя помощь пострадавшим. Предоставили квартиры. А на очередниках это не отразится никак? [/b]— Конечно, мы будем вынуждены корректировать программу 1999— 2000 гг. 400 квартир город выделил пострадавшим. Чтобы понять, много это или мало, приведу цифру: около 10 тысяч в год квартир мы распределяем. Придется, конечно, корректировать планы. Постараемся сделать это за счет перенесения на более поздний срок каких-то отселений, переселений. Постараемся интересы коренных москвичей, инвалидов, больных людей не ущемлять.[b]— Московское правительство — это команда. В случае победы на выборах вы сохраните кабинет министров городской? [/b]— Нет никаких оснований производить какие-то массовые замены. Юрий Михайлович давно сказал: от добра добра не ищут.[b]— В программе, с которой вы идете на выборы, есть что-то принципиально новое? [/b]—Я думаю, что принципиально новое трудно придумать в программе такого большого города. Больше внимания и средств будет уделено развитию материально-технической базы культуры и спорта. У нас сегодня серьезная диспропорция. Очень трудно в силу целого ряда обстоятельств, и экономических, и правовых, развивать массовый спорт.Нельзя это делать на неприспособленных внутридворовых, школьных площадках. Нужны межшкольные стадионы, физкультурно-оздоровительные комплексы. Чтобы там были нормальная обстановка, тренерские кадры, спортивный инвентарь.Негоже в XXI век входить с тряпочным мячом.