Театр согласен на медаль…

[b]Начну с заметки в газете: почти 80 лет назад, 26 декабря 1927 года, в «Вечерке» была напечатана благодарность участникам праздничного концерта, устроенного для сотрудников газеты. Среди выступавших были солисты ГАБТ Кригер и Мессерер, чтец Смирнов-Сокольский, молодой Сергей Образцов со своими первыми куклами и учащиеся Хореографических курсов при ГАБТ, в том числе и Ирочка Чапковская, моя будущая мама…[/b]Спустя год Викторина Кригер создала Московский художественный балет (МХБ), костяк которого составили участники того «вечеркинского» концерта, уже окончившие курсы. Молодой коллектив не имел в Москве своего помещения, поэтому приходилось постоянно разъезжать с концертами по клубам Подмосковья. Условия для работы были тяжелые: плохая сцена, холод или жара и мизерная оплата. Но все это – мелочи жизни, главное было в том, что они стали профессионалами и имели хороший прием у публики.Вскоре по распоряжению свыше МХБ слили с музыкальной студией В. И. Немировича-Данченко, однако собственного помещения в Москве новый театр так и не получил. В результате снова гастроли, гастроли, гастроли, продолжавшиеся по 7–8 месяцев в году.Где только молодые артисты не побывали: и в крупных городах, и в Сибири, и в Средней Азии. Часто им доверяли обслуживание эпохальных строек (таких как Днепрострой) или частей РККА и Морфлота. Жили на гастролях где придется, часто прямо в поезде или на теплоходе. А с 1939 года театр стал называться Московским музыкальным театром им. К.С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко и получил в свое распоряжение прекрасное здание на Пушечной улице.В мае 1941-го закончился очередной сезон, и артисты, как это было принято, организовали бригады для летних гастролей. Нужно же было немного подзаработать! Платили в театре мало – например, балерина (вроде моей мамы) получала всего 600 рублей в месяц. С одной из бригад, направленной на Северный флот, поехала и моя родственница, помощник режиссера театра Анна Лебедева. С ее слов я знаю, что ночь с 21 на 22 июня они провели на борту катера, а утром военное начальство в спешном порядке отправило всех артистов поездом в Москву. По дороге их бомбили, в поезд подсаживали раненых и беженцев… Было страшно, но, слава богу, бригада вернулась в театр в полном составе.В сентябре, как обычно, открылся театральный сезон, но уже к октябрю в Москве оставался только наш театр. Назло всем бедам 12 октября балетмейстер Владимир Бурмейстер показал московской публике премьеру веселого балета-дивертисмента «Штраусиана».Однако и этому театру грозила эвакуация. У меня сохранились две справки, выданные моей маме в эти тяжелые дни. Одна – в продмаг, с надписью на обороте: «14 октября выдано мясо в количестве 950 г и хлеб». Вторая – «подорожная», для следования по месту эвакуации театра, в Ашхабад.С первым эшелоном отправились престарелые родственники, дети, а также часть администрации и артистов. Мои дедушка и бабушка среди прочих выехали 26 октября, а в Ашхабад прибыли только в середине ноября.Тем временем ситуация на фронте стала меняться к лучшему. В результате и. о. директора Туманов обратился к высокому начальству с просьбой оставить театр в Москве. Разрешение было получено, и спектакли продолжались, но не по вечерам, а днем. Иногда они шли в несколько приемов, в тех случаях, когда их прерывали воздушные тревоги.Мама сохранила осколок бомбы, который подобрала еще теплым при выходе из бомбоубежища. По ночам во время воздушных тревог она, как и многие другие, дежурила на крыше своего дома, сбрасывая на землю «зажигалки»...Для поднятия настроения москвичам в театре показывали легкие вещи: музыкальные комедии, балеты и концертные программы.Зал был постоянно полон, в основном военными в ватниках и валенках. Зима выдалась очень холодная, в здании стужа, и единственным источником тепла были зрители. Артисты согревались перед выходом на сцену, напялив на себя все что было и дымя папиросами, которые в Москве стали выдавать по талонам. А на сцене было как на Северном полюсе! Плохо было певцам, но еще хуже балеринам – в большинстве случаев из одежды на них было только трико да легкий хитон. В оперетте «Прекрасная Елена» для придания телам «средиземноморского загара» всех мазали морилкой.После спектакля смыть ее было нечем, приходилось обтираться газетами, а дома, нагрев на «буржуйке» воду, приводить себя в порядок с помощью мокрых тряпок.И все это при температуре в комнате максимум +10°С! Думаю, именно многолетняя гастрольная практика 1920–1930-х помогла людям преодолеть трудности первых лет войны.Всю зиму 1941-го бригады артистов обслуживали фронт, до которого было рукой подать. Моя тетя Нюра рассказывала, как новый 1942 год они встречали в одной из военных частей после очередного концерта. От выезда из Москвы на фронт до возвращения домой прошло всего часа четыре…Маму, как и всех, не выезжавших из города работников театра, наградили медалью «За оборону Москвы», которую она очень высоко ценила.По моему глубокому убеждению, такой же медалью надо было наградить весь Московский музыкальный театр им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко – он это заслужил!