По четвертаку за даму

[b]В начале ХХ века в Москве таких уже не осталось – он был последний из могикан. В долгополом сюртуке старинного кроя, обут в сапоги «с подборами», на голове картуз, окладистая борода, все как положено московскому купцу «из прежнего времени». Только вот времена-то на дворе были совсем другими…[/b]Когда он был мал, звали его Мишкой. А к старости за ним укрепилось прозвище Могиканин, хотя вряд ли и он сам, и те, кто его окружали, знали, из каких литературных глубин пришло это имя.Очень немногие из московских стариков могли припомнить, что когда-то привезли его из деревни мальчиком и отдали в трактир с нумерами для приезжающих.Заведение, куда попал Мишка, было неказисто с виду, но пользовалось большой популярностью у гуляк. Паренек быстро освоился. Среди прочих обязанностей было у него одно и пикантного свойства: он должен был по первому требованию постояльцев доставить в нумер «даму» из тех, которые находились «в ближайшем резерве» при заведении. За эту услугу Мишке платили рубль, но 75 копеек он отдавал хозяину.Впрочем, на судьбу не роптал – «дам» требовалось много, а четвертак по тем временам был хорошими деньгами. Так Мишка и служил при нумерах, пока однажды в трактир на постой не прибыл богатый волжский рыбопромышленник. Приехал он в Москву для ведения дел, был при хороших деньгах и по случаю приезда устроил для своих московских партнеров и приятелей знатную пирушку. Хорошенечко подпив, рыбник поднялся в свою комнату и потребовал «даму». Мишка тут как тут: привел кого требовалось, получил свой рубль и откланялся. А уже под утро из номера рыбника раздался женский визг – кричала та самая, доставленная по требованию постояльца, «дама». Мишка первый прибежал на ее крик: оказалось, что пожилой купец, хватив лишнего и предавшись «чувственным удовольствиям», не рассчитал сил, и его хватил удар, от которого он и помер в одночасье.Мишка выгнал «даму», дал знать хозяину, тот послал за полицией. Как и положено в таких случаях, составили протокол, сделали обыск, но, кроме вещей покойного, ничего не нашли, хотя накануне днем волжанин посылал разменивать большие «бумажки». Спросили Мишку, но тот ответил, что ничего не трогал и куда девались деньги не знает. Купец был не местный, помер естественной смертью, денег по себе не оставил, а потому схоронили его за казенный счет. Лишь через какое-то время приехавшие из провинции родственники воздвигли над могилой грешника роскошный памятник.Однако следствие по этому делу продолжилось, и в результате были вскрыты факты разных безобразий, творившихся в том самом заведении, где Мишка сшибал свои четвертаки. Трактир прикрыли, а Мишка куда-то уехал из города. Куда именно никто не поинтересовался.Лишь по прошествии тридцати с лишком лет вернулся он в Первопрестольную матерым купчиной, и в том самом «полагающемся виде», который в начале ХХ века и сделал его московской достопримечательностью. По достоверным сведениям, к тому времени он уже был «в миллионе» и при больших делах. Вскоре Могиканин прославился в Москве как редкий самодур и знаток кабацкого разгула. О «корнях» своего богатства Мишка никогда не распространялся, а историю с умершим «в безденежье» богатым рыбником все уже подзабыли…Когда у Могиканина умерла жена, вдовел он недолго и сочетался браком с 17летней девицей, служившей у него горничной. Но и молоденькая супруга не отвадила его от загулов в отдельных кабинетах загородных рестораций. Видимо, беря «реванш за прошлое», загуляв, Мишка непременно требовал «дам». Однажды, пообещав хорошие деньги, он подговорил одну их них раздеться в кабинете и голенькой пройтись по залу ресторана, когда народу будет побольше. Скандал получился страшный, и Могиканину стоило хороших денег его замять.Со служащими он обращался «как отец родной», что означало вмешательство в личную жизнь всех, кто на него работал. Под страхом немедленного увольнения ни один из них не мог вступить в брак, не получив «одобрения» хозяина.На свадьбах служащих он непременно был «посаженным отцом», крестил детей, выдавал замуж дочерей…Как кончил свои дни этот последний из могикан (уж не в отдельном кабинете ли?), история умалчивает…