Раскрыта тайна смерти Александра Галича

В трагически завершившейся жизни Александр Галич был и признанным советским литератором и актером известных пьес и фильмов. Но был он и «великим менестрелем», как образно назвал его Юрий Нагибин. Галич пел под гитару свои стихи, в которых рвалась на божий свет горькая правда о времени и соотечественниках. История, как известно, любит странные сближения. Другой «великий менестрель», парижанин Франсуа Вийон, столетия назад признавался: «Я всеми принят, изгнан отовсюду». Это ведь и о Галиче тоже… Понимаю, что просьба тщетна, Поминают – поименитей! Ну, не тризною, так хоть чем-то, Хоть всухую, да помяните! Александр ГАЛИЧ «Услышишь необыкновенную музыку» Физической причиной смерти поэта, оказавшегося в вынужденном изгнании в Париже, стал удар током. Как рассказала дочь, Алена Галич, в роковой день он записал очередную передачу на радио «Свобода» и вышел на улицу вместе с Андреем Синявским. Друзья заглянули в магазин выбрать антенну к коротковолновому радиоприемнику Галича. Затем поэт вернулся домой. Жена Ангелина Николаевна в этот момент вышла за сигаретами. Последние слова, с которыми обратился к ней Галич, были: «Придешь, услышишь необыкновенную музыку». Когда она вернулась, то увидела мужа лежащим на полу с ожогом на руке и зажатой в кулаке антенной. По-видимому, он пытался подключить только что купленную антенну – и получил удар током. Сердце Галича после трех перенесенных инфарктов, не выдержало… Внезапная, нелепая и смерть поэта-эмигранта вызвала целую лавину слухов. Была ли она несчастным случаем или стала удачно проведенной ликвидацией всесильного КГБ? Говорили даже о том, что это ЦРУ отомстило непокорному диссиденту за стремление вернуться на Родину. Ведь слежку за ним заокеанское ведомство уже установило. Посмевший выйти на площадь Александр Гинзбург (Галич – псевдоним, образованный из слогов имени, отчества и фамилии – Гинзбург Александр Аркадьевич) прошел Великую Отечественную войну, защищал Кавказ. Он был талантливым писателем и драматургом, остроумным собеседником, имел огромный успех у женщин. Его пьесы охотно ставили, по сценариям снимали фильмы. Он мог бы вполне комфортно существовать в системе, приняв ее условия. Ведь сумели отлично устроиться его коллеги по цеху, в легионе которых слишком много громких имен. Это потом, когда было позволено, они бросились в первые ряды записных демократов и исконных борцов за свободу. Опоздали. Еще в советские времена Галич сказал про таких: И не веря ни сердцу, ни разуму, Для надежности спрятав глаза, Сколько раз мы молчали по-разному, Но не «против», конечно, а «за»! Где теперь крикуны и печальники? Отшумели и сгинули смолоду. А молчальники вышли в начальники, Потому что молчание – золото. Сегодня мы легко можем почувствовать время, когда хрущевская оттепель покрылась брежневским инеем. Аналогий достаточно. А тогда было достаточно моделей поведения людей слова, которым пришлось делать выбор – молчать, писать ни о чем, уходить во «внутреннюю эмиграцию» или предпочесть внешнюю. Но в «Петербургском романсе» Галич спросил, словно сам себя: «И все так же, не проще, Век наш пробует нас – Можешь выйти на площадь, Смеешь выйти на площадь, Можешь выйти на площадь, Смеешь выйти на площадь, В тот назначенный час?!» Галич посмел выйти на площадь. Тогда, почти полвека назад он запел о том, что случилось с Родиной и с нами. Песни-баллады Галича с их особой интонацией и городским сленгом были, по сути, доверительным разговором со слушателем. Они расходились по всей стране в магнитофонных записях. Трагичность и сарказм этих песен показались властям слишком опасными, тем более что автором их был еретик и отступник, ранее обласканный режимом. «Это был действительно народный певец, певец народного дела, – писал Дмитрий Сергеевич Лихачев. – Он был больной страданиями родины, больной тем, что у нас происходит». Галича не отправили в психушку, не сослали в ссылку... 29 декабря 1971 года он был исключен из Московской писательской организации. Затем – из Союза кинематографистов и из Литфонда. Фильмы по его сценариям были сняты с производства, его повсюду отказывались печатать. В стране «всеобщего труда» Галичу был объявлен запрет на профессию. В 1974 году он вынужденно покинул Союз. У чужих берегов Но и на Западе он оказался чужим среди, казалось бы, своих. Юрий Нагибин в «Дневниках», наверное, точнее многих определил состояние души Галича и выдвинул версию его самоубийства: «Оставить родину никому не легко, но никто, наверное, не уезжал так тяжело и надрывно, как Галич. На это были особые причины. Создавая свои горькие русские песни, Саша сросся с русским народом, с его бедой, смирением, непротивленчеством, всепрощением и, естественно, пришел к православию... Саша стал тепло верующим человеком. И я не понимаю, почему хорошие переделкинские люди смеялись над ним, когда на светлый Христов праздник он шел в церковь с белым чистым узелком в руке освятить кулич и пасху. Свою искренность он подтвердил Голгофой исхода. …Hа все это путаное, тягостное существование (на Западе – прим. ред.) накладывалась гнетущая тоска по России, неотвязная, как зубная боль. …Зигмунд Фрейд отвергал случайность в человеческом поведении: оговорки, обмолвки, неловкие жесты, спотыкания. Он считал, что все детерминировано и перечисленное выше – проговоры подсознания. – Ты зачем ушиб локоть? – спрашивал Фрейд плачущего от боли малыша, и выяснялось, что тот в чем-то проштрафился и сам себя наказал, ничуть, разумеется, об этом не догадываясь. Если б можно было спросить Сашу: зачем ты коснулся обнаженного проводка проигрывателя? Ответ был бы один: так легко развязывались все узлы. Сознание человека – островершек айсберга, который скрыт в темной глубине. О подводную массу айсберга разбился «Титаник». Все главное и роковое в нас творится в подсознании. Я уверен, оттуда последовал неслышный приказ красивой длиннопалой Сашиной руке: схватись за смерть. И никто не убедит меня в противном». Но Андрей Сахаров в своих воспоминаниях говорит нечто иное: «И все же у меня нет стопроцентной уверенности, что это несчастный случай, а не убийство. За одиннадцать с половиной месяцев до его смерти мать Саши (она оставалась в СССР) получила по почте на Новый год странное письмо. Взволновавшись, она пришла к нам: в конверт был вложен листок из календаря, на котором было на машинке напечатано (с маленькой буквы в одну стрoчку): «принято решение убить вашего сына Александра». Мы, как сумели, успокоили мать, сказав, в частности, что когда действительно убивают, то не делают таких предупреждений. Но на самом деле в хитроумной практике КГБ бывает и такое…» Писатель Владимир Войнович – один из тех, кто не сомневается в том, что смерть Галича – результат несчастного случая: «Его смерть – такая трагическая, ужасно нелепая. Она ему очень не подходила. Он производил впечатление человека, рожденного для благополучия. Но ведь смерть не бывает случайной! Такое у меня убеждение – не бывает. Судьба его была неизбежна, и это она привела в конце концов к такому ужасному концу, где-то в чужой земле, на чужих берегах, от каких-то ненужных ему агрегатов. Я спрашивал: у тамошних людей нет никаких сомнений, что эта смерть не подстроенная». …Он жил мечтой о возвращении. Он писал пронзительно «Когда я вернусь…» Но вернулся на родину лишь памятью, которая горит свечой сквозь десятилетия. Сам Александр Галич остался навечно на русском кладбище Сен Женевьев-де-Буа. Что же на самом деле стояло за смертью поэта-изгнанника? Спецслужбы, нелепая случайность или воля измученного неопределенностью человека? Ответ на эти вопросы даст только время…