И для бездомных есть дом

Примерно 10% постояльцев Центра социальной адаптации – люди с высшим образованием.42-летний Виталий Сверчков – экономист с дипломом Плехановского института. 50-летний Александр Михайлович Попов – инженер и изобретатель. Зоя Павловна Иванова – врач-терапевт, около 30 лет лечившая сотрудников МВД в их ведомственной больнице. А совсем молодая Татьяна Нагорнова – технолог пивоваренного производства.Этих абсолютно разных профессионалов я разыскала в одном месте. В Центре социальной адаптации. А говоря проще, в ночлежке для бомжей. Именно здесь им суждено было оказаться после обеспеченной насыщенной жизни… Если верить социологам, такое могло произойти только в России. Ведь только у нас несметное количество бездомных – дипломированные специалисты с огромным стажем, а порой и с руководящей должностью за плечами. Как же так происходит, что люди, достойные звания цвета нации, оказываются на дне жизни, попытался выяснить корреспондент “ВМ”.[b]Автор “Арлекино” не говорил, кто он[/b]Социальная гостиница (еще одно деликатное название ночлежки), так же, как и ее обитатели, затерялась на самой городской окраине. Огромное крепкое здание с высоким забором и пунктом охраны внешне своего статуса никак не выдавало. О нем можно было догадаться лишь по гуляющим вокруг постояльцам.Как пишут в милицейских сводках – “людей неопределенного возраста в небрежной одежде”.Внутри “дно жизни” походило скорее на больницу: идеально выдраенные длинные коридоры с резким запахом лекарств и моющих средств. В номерах – от двух до десяти человек. Кто-то говорит по мобильному телефону. На некоторых тумбочках – личные электрические чайники и вазочки с шоколадными конфетами (которыми меня тут же принимаются щедро угощать), кое-где даже книжные полки…– Это родственники помогают, – объясняет заместитель директора центра Валентина Борисовна. – Продукты привозят, одежду…– А забрать отсюда близкого человека никто не пытается?– Да ну что вы! Чаще всего родственники сами их сюда и привозят. Просто оставляют у дверей, как подкидышей, и – до свидания.В небольшой комнатушке ютятся вместе те, кто после санитарной обработки мало-мальски приобрел человеческий облик, и те, кого бомжами назвать не повернется язык. Идеально выглаженные рубашки, гладко выбритые лица и – какое-то особенно печальное выражение глаз.Говорят, что такое же было у одного из самых знаменитых постояльцев гостиницы. У замечательного поэта Бориса Баркаса, прославившего своей песней “Арлекино” саму Аллу Пугачеву.– Господи, это такой человек был скромный, что даже страшно, – вспоминают, едва сдерживая слезы, работницы гостиницы. – Он никогда не говорил, кто он такой. И когда кто-то узнал это, его спросили: “Почему вы не ищете ни у кого помощи?” Он тихо так ответил: “Да неловко мне”.Как выяснилось, Баркас – это далеко не единственный человек, которого здесь просто не должно было быть.– У нас жила титулованная лыжница с кучей наград, – вспоминает Валентина Борисовна. – Здесь, собственно, она и умерла.Моя просьба познакомить меня с людьми с высшим образованием не вызвала никаких сложностей. В ночлежке живут и инженеры, и врачи, и педагоги, и агрохимики, и даже менеджеры с юристами (!).Четыре человека, согласившихся побеседовать со мной, были разного возраста, пола, но, как предупредили меня заранее, одинаково трагичной судьбы.[b]Меня называли счастливчиком[/b]У 42-летнего Виталия профессия для этого места ну совсем экзотическая. Он экономист со специализацией “экономика и планирование материально-технического снабжения”. Более того, с дипломом престижной Плешки.– Мне часто говорили, что я счастливчик, – с горькой иронией начал он. – Родился в обеспеченной семье, вырос в одной из сталинских высоток. Создал свой бизнес. Стал хорошо зарабатывать. Я не то что никогда не думал, что попаду сюда, я даже не знал, что такие места в принципе существуют!Узнать об этом довелось благодаря стараниям самого близкого, дорогого и любимого человека. До жизненного дна Виталия, как и многих других горемык, довела собственная супруга.– Я попал в жуткую аварию, – продолжает он. – Почти год пролежал в больнице. Врачи в начале были уверены, что я не выживу. В свое отсутствие я доверил бизнес и другие дела жене, разрешив ей переоформить документы на себя. Что она очень быстро и сделала.То, что происходило дальше, Виталий вспоминает как самый жуткий кошмар в своей жизни. Для него оказались наглухо закрыты не только двери собственной фирмы, но и личной квартиры.– Жена мне сказала: “Прости, я тебе подарила свою молодость, а теперь хочу пожить для себя”. И предупредила, что у нее появились влиятельные заступники и если я попытаюсь что-то сделать, то меня просто убьют. К тому времени у меня умерли родители. Родственников практически нет. В общем, я остался совершенно один.Найти новое жилье без денег и работы было невозможно. Копаясь в Интернете в поисках хоть какой-нибудь комнатушки, он и наткнулся на информацию о ночлежке.– Позвонил, честно рассказал все, и мне тут же сказали: “Вам именно к нам и надо, приезжайте”. Помню, как увидел эти коридоры и комнаты – слезы навернулись. А сейчас вроде привык. Ничего, жить можно.Живет здесь Виталий уже год. Травма почти зажила. Нашел работу (менеджер в книжном магазине). И даже не оставляет желания вернуть то, что имел.– Меня только оптимизм здесь и спасает, – говорит он. – Я обязательно начну бизнес заново. У меня же друзья остались за границей, они мне помогут обязательно. Но то, что я здесь, они не знают. Зачем им знать? Это же временно.Скоро все закончится.[b]Могу лечить![/b]История терапевта Зои Павловны Ивановой во многом похожа на вышеописанную. Вначале престижная работа в системе МВД, крепкая семья, достаток. И все было бы хорошо, если бы не ее просторная квартира в Лефортове, не дававшая покоя родственникам.– Когда умер муж, я осталась в ней одна, – говорит Зоя Павловна. – И брат предложил разменять ее на меньшую в Южном Бутове. Я согласилась, доверила все дела по обмену ему. В итоге… осталась без квартиры. В новую он меня, как выяснилось, не прописал, а старая теперь принадлежит ему.Не сразу осознав, что осталась на улице, Зоя Павловна начала ожесточенную борьбу за родную собственность. Даже привлекла старых знакомых из органов, которых пролечила почти тридцать лет.Однако судебные заседания не приносили результатов. А в один прекрасный день пожилая женщина… получила удар по голове тяжелым предметом. Едва не лишившись жизни, в больнице она поняла, что бороться бесполезно.А потом начались скитания по чужим углам и поиск хоть какого-то заработка (к тому времени 53-летняя Зоя Павловна уже не работала в больнице). Единственные занятия, которые доверяли дипломированному медику, – работа уборщицей и консьержкой. Когда же на жизнь стало совсем не хватать, знакомая посоветовала прийти в центр.– Как мне здесь? – горько усмехается она. – Посудите сами: в комнате 16 человек. Большинство жутко ругаются матом и ведут себя крайне неприлично. Мне такое даже в кошмарном сне не могло присниться. Человеком себя не чувствую. Я бомж, и всё тут.Единственный свет в окошке для Зои Павловны – племянница, которая ее не забывает.– Вы знаете, я понять не могу, почему я никому не нужна? – искренне и по-детски удивляется она. – Ведь я же врач, я же могу лечить! У меня хорошая практика. И я даже еще не пенсионерка. Неужели это сейчас никому не нужно?[b]Я объездил пол-Европы[/b]Александр Михайлович Попов, оставаясь истинным советским интеллигентом, пришел на встречу с вашим корреспондентом в черном костюме. “Инженер, изобретатель СССР, публицист”, – не без иронии перечислил он все свои впечатляющие регалии и трепетно продемонстрировал диплом Бауманского университета. На вопрос о том, какая беда привела его сюда, ответ последовал отнюдь не банальный: “Так дорого я заплатил за свою глупость”.Глупостью, как выяснилось, оказалось авантюрное желание открыть на заре перестройки собственный бизнес, связанный с валютными операциями. В него инженер (а также публицист и изобретатель) вложил все свои сбережения, которых внезапно и лишился. Вернуться к прошлой жизни не помогли ни более тридцати лет рабочего стажа, ни заслуги перед государством (Александр Михайлович – один из создателей легендарной военной установки “Шквал”), ни целых две законные супруги.– Первая жена родила мне дочку, и после развода я оставил им свою квартиру. А вторая жена после развода выписала меня из своей квартиры.Да, они обе знают, где я нахожусь, но им это уже безразлично.Довершением всех несчастий стала объявленная врачами инвалидность (внезапный инфаркт, который потом повторился). Ему категорически запретили любую серьезную работу. Поэтому долгое время изобретателю СССР, чтобы как-то выжить, пришлось проработать курьером. А потом, как и у остальных: нищета, отсутствие крыши над головой, ночлежка.Сейчас Александр Михайлович живет воспоминаниями. Их у него предостаточно.– Вы знаете, жизнь у меня все же была очень яркой, – грустно улыбается он. – Я же половину Европы объездил! Был в Италии, во Франции, Голландии, Бельгии, Словакии… Никогда не забуду, как отмечал Миллениум в Париже. Необыкновенно теплая ночь, небольшой дождичек моросит. И мы идем по улице с открытыми бутылками шампанского. Чокаемся с прохожими, выпиваем вместе! Но больше всего меня поразили Нидерланды, где я увидел репродукции Рембрандта, которые произвели на меня просто неизгладимое впечатление, уникальную коллекцию серебряных изделий ХIХ века…Привыкнуть к новой жизни после всего этого, конечно, не просто. Поэтому даже сейчас Александр Михайлович изыскивает средства из скудной пенсии на посещение самых интересных столичных выставок и концертов.[b]Видел бы Маркс[/b]Технолог Татьяна отличилась словами, которые редко можно услышать от людей: “Я сама во всем виновата. Только я, и больше никто”.Румяная улыбчивая барышня с россыпью аккуратно уложенных бигудей тоже не вписывалась в окружающие реалии. Да и грамотная деликатная речь свидетельствовала о том, что и она “из другого мира”.– Папа у меня преподавал основы марксизма-ленинизма, – рассказывает Татьяна. – Ездил с лекциями чуть ли не по всем вузам страны. Благодаря его востребованности семья у нас была достаточно обеспеченной. Мы объездили все курорты, могли позволить себе дорогую одежду и продукты. Но когда Советский Союз развалился, жизнь наша резко изменилась.А случилось то, что и с десятками других советских людей: марксистско-ленинское учение было уже никому не нужно, и пожилой преподаватель остался на улице. Чтобы как-то выжить, семья была вынуждена перебраться в провинцию – купили там небольшой домик. Татьяна к тому времени уже училась в вузе, поэтому осталась в Москве. Жила она в общежитии, в котором впоследствии и получила прописку.– А потом у меня появился мужчина, который пригласил жить в свою квартиру. Прожили мы с ним достаточно долго, не оформляя отношений. А потом внезапно разошлись. Только тогда, возвращаясь в свое общежитие, я обнаружила, что его снесли, как ветхое здание.Нам пообещали предоставить новое жилье, но его нет и по сей день.Вначале спасала работа на одном из старейших столичных пивзаводов – “Бадаевском”. (Должность Татьяны в то время была одной из самых уважаемых на производстве.) Работу я любила очень, – рассказывает она. – До сих пор вспоминаю наш отдел, где готовили пиво специально для Кремля. Работать туда допускались только самые лучшие специалисты. А после развала Союза и жизнь изменилась, и я изменилась. Даже не знаю, что произошло. Перестала получать удовольствие от работы, да и от жизни тоже. И то, и другое бросила. А потом и меня бросили. Так я оказалась в этом центре.Контраст между тем, что было, и тем, что стало, Татьяна почувствовала сразу. Комната в ночлежке резко отличалась и от родительской квартиры, и даже от бедненькой комнаты общежития. Однако даже от таких резких перемен тяга к достойной жизни не проснулась в ней с новой силой.– Да я уже все упустила, – спокойно признается она. – Прошло уже мое время. Конечно, мне здесь не очень хорошо. Особенно жутко было в первое время, когда я поняла, что даже поговорить ни с кем не могу, поскольку не о чем. Местные просто не понимали меня, ведь многие совсем необразованны. А я очень люблю музыку, театр. Только мои любимые песни и книги меня здесь и спасают. Слушаю и читаю их, как только выдастся свободная минутка.О том, чтобы перебраться к родителям, Татьяна даже не думает. Привычное объяснение: “Стыдно все им рассказывать”. Устроить личную жизнь тоже не мечтает, хотя есть и поклонник (“У него строгая мама, она никогда меня не примет”).– Я вообще подыскиваю себе место, – говорит Татьяна. – Думаю, как найду, что-то изменится. А может, и не изменится. Ну что поделать? Что заслужила, то и получила.[b]Компетентное мнениеАндрей ПЕНТЮХОВ, начальник отдела социальной помощи бездомным гражданам Департамента социальной защиты населения города Москвы:[/b][i]– Да, действительно, в Москве достаточно большой процент бездомных граждан имеют среднее и даже высшее образование. В основном это инженеры. Основная помощь таким людям – это оформление в пансионат для ветеранов труда. Подобные заведения в Москве имеются. Там человек получает медицинскую и психологическую помощь. И, по возможности, устраивается на работу.[/i]