Видит ли Бог, как человек плох?

НА МОСКОВСКОЙ афише появился самый необычный, стоящий абсолютно особняком спектакль «Оперетта понарошку». Его автор – Валер Новарина, французский драматург, за творчеством которого стоит грандиозная смеховая традиция – от Франсуа Рабле до Альфреда Жарри и дадаистов, а также режиссер, художник, теоретик театра, который можно было бы назвать и слуховым театром, и антитеатром. А драматурга – антиклассицистом (по меткому замечанию одной из его русских переводчиц Екатерины Дмитриевой, Новарина соблюдает единство места, времени и действия – он вне времени, вне действия, вне места).Не рассказывая никаких историй, не выстраивая никаких отношений, Новарина доказывает, что «вначале было Слово» – точнее, этакий Большой Взрыв слов, слогов, конструкций, идиом, между которыми возникают самые необычные химические реакции («Убиул! Каравают! Душегу! Душегу!– Все, сдаюсь, больше не могу».) Не менее колоритен и постановщик спектакля – тоже француз, Кристоф Фетрие, основатель театрального Trajectoire-ADM agency, аббревиатура которого расшифровывается как amour du monde (любовь мира).Фетрие воспринимает свою жизнь как путь, причем в буквальном смысле. Он работал в Китае, Узбекистане, Казахстане, Германии, Франции… В одной только России ставил в Омске, Томске, Нижнем Новгороде, Казани, Чебоксарах, Златоусте. В Москве до сих пор идет его Entre nous в театре-студии «Человек».Учтя разницу между французским и русским языком (перевод Натальи Мавлевич), он убедил Новарину в том, что для русского варианта необходима другая музыка. Ее написал Вартан Ерицян, подаривший гайдновскую стройность и просветленность григорианского хорала безумным словесным кульбитам.Кроме того, вооружившись еще и дирижерской палочкой, он оказался отменным актером. Его лирический герой проходит путь от усталого демиурга до этакого человеческого «излишка», которого однажды запросто сбросят «с корабля современности» (с венского стула) двое незатейливых слуг просцениума.Другим полюсом спектакля становится Оксана Мысина (она же Ё НемоЁ, Бесконечнописатель и Кроволей).Вдохновенный преобразователь a-ля Петр I в высоких ботфортах и с разлетающимися волосами, марионетка, которую подергивают за невидимые ниточки, Воланд с его сентенцией «люди как люди», клоун или безумный писатель, решившийся зафиксировать в слове процесс распада мира и сам потонувший в словах, – какие только ассоциации не вызывает ее высокая фигура и надменная улыбка, за которой прячутся слезы.На глубокомысленный вопрос театроведа: о чем, дескать, ваш спектакль? – режиссер со смехом отвечает, что этого не знает никто.Конец цивилизации, видите ли, распад всех связей, заведшие в тупик знания о человеке. Ну, если уж вам очень нужен пример, возьмите хотя бы мировой финансовый кризис: там тоже все ушло в слова.Слова, слова… Зато какие! Переводчица Наталья Мавлевич потратила на эту работу больше времени, чем сам Новарина. От союза адептов французского и русского абсурда на свет божий явились Ё НемоЁ, Трижильный Труженик, Автокефальная дамочка и прочие милые создания. Словесные опыты Крученых, Каменского, Хармса, Введенского («Потонет хлеб в поту, доесть не дали... Что там, что там в поту... сторонней дали?») приправлены хлесткой сиюминутностью («Ура, дорвался, за рулем – теперь гульнем! Теряем разум, прибавим газу.Раз, два и сразу – лоб в лоб с КАМАЗом»).Аксиома «человечество, смеясь, расстается со своим прошлым» подвергнута здесь пересмотру. Человечество, смеясь, проваливается в тартарары вместе со своим прошлым, настоящим и весьма сомнительным будущим. Цивилизация, подсевшая на потребление («Песня купли-продажи, Песня прибыли в раже, Краше блажи и кражи»), дала внушительную трещину.Человечество увязло в синтетике, изобретая все больше и больше заменителей – чувствам, потребностям, даже еде («Ананасы из пластика – это просто фантастика»). И все больше приучаясь к одиночеству.Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.