Кому мешают «Синие носы»

Их имена не сходили с первых полос газет весь прошлый год. И бог знает, что они нам еще устроят в этом. Александр Шабуров и Вячеслав Мизин – участники арт-дуэта «Синие носы», авторы скандальных работ «Маски-шоу» и «Эра милосердия», с легкой руки министра культуры так и не доехавших до Парижа на выставку, организованную Третьяковской галереей. О том, каково это – нести на плечах бремя скандальной славы, «Вечерке» рассказал Александр Шабуров. [b]Президента забудут, а мы творим на века [/b]– Я шучу, что мы — самые запрещенные в России художники. Только в прошедшем году у нас четыре раза были проблемы с официальным вывозом работ в зарубежные музеи. И еще два раза выставки, в которых мы участвовали, становились предметом судебного разбирательства. Вот и сейчас против куратора Третьяковской галереи Андрея Ерофеева заведено уголовное дело за выставку «Запретное искусство-2006» в Музее Сахарова. Хотя это по сути своей культурологическое исследование — какие работы и почему снимались с выставок в последние десятилетия, начиная с СССР и до наших дней. [b]– Может быть, все дело в том, что герои многих ваших работ – известные политики?[/b] – Гарри Поттер и Бен Ладен никакие не политики. Мы живем в массмедийной реальности, каждый вечер к нам из телевизора приходят медиа-персонажи и поп-звезды, которые становятся нам ближе, чем члены семьи, не говоря уж о соседях. Конечно, в наших работах есть политический аспект, но это лишь один из слоев многослойного пирога. Мы же не политические карикатуристы, у нас своя сверхзадача. Президент сменится, и его все забудут, а мы творим на века. [b]– Вы декларируете, что ваше искусство понятно и пионерам, и пенсионерам.[/b] – Дело в том, что современное искусство в нашей стране герметично. Мало кому понятно и интересно. В силу исторических причин оно мало связано с традиционной и массовой культурой. Раньше оно было инструментом холодной войны, сейчас — глобализации. Художники привыкли адресовать свои творения воображаемому «международному контексту», а здесь живут своим кружком, за пределами которого их не воспринимают. Мы же сформировались в провинции. У нас там не было сколько-нибудь многочисленной профессиональной тусовки, в которой можно было самозакупориться. Поэтому мы занимаемся не столько «современным искусством», сколько его критикой. Всякий раз делаем нечто такое, что понятно не только интеллектуалам, но и простым обывателям. [b]– Но не министрам культуры? Ведь именно вашу работу «Целующиеся милиционеры» («Эра милосердия») он назвал «порнографией и позором России». [/b]– Это единственное, что он смог там запомнить. В нашей работе можно выискивать культурные аллюзии, а можно свести ее содержание к простому анекдоту. Пересказать двумя словами. Попробовал бы министр описать в двух словах картину какого-нибудь нашего предшественника-концептуалиста — ничего не вышло бы! «Серый квадрат, два чуть более серых треугольника и четыре чуть менее серых полоски — это позор России!» [b]– Сейчас, по прошествии времени, как считаете: нашумевшее высказывание министра в ваш адрес вам больше навредило или помогло? Ведь скандал, как известно, двигатель рекламы. [/b]– Конечно, первую неделю мы переживали: неприятно, когда тебя неадекватно оценивают. Но мы же не в сталинское время живем, когда после критической реплики вас могут исключить из творческого союза или даже посадить в лагерь. Собственно, Соколов здесь ни при чем. Наши работы с парижской выставки исключила сама Третьяковка по указанию Швыдкого. Соколов захотел публично высечь выставку, которую курировал Швыдкой, – они, видимо, друг друга не любят. А получилось, что высек самого себя. Все это параллельная реальность, не имеющая к нам никакого отношения. [b]– Но я слышала, что у вас из-за этого сорвалась персональная выставка в той же Третьяковке?[/b] – Да, она по разным причинам откладывалась, а сейчас, после скандала, про нее уже не вспомнят. Что до Соколова, конечно, у каждого человека могут быть свои взгляды. Но на месте министра культуры я бы все-таки учитывал, что в обществе много групп населения, носителей разных культур. Да, идеологические и культурные приоритеты в обществе меняются. Одни элиты, приобретая вес, декларируют, что их взгляды — единственно правильные, другие маргинализируются. Прежние маргиналы самоутверждаются за счет нынешних. Возможно, кто-то больше нуждается в господдержке, кто-то меньше. Но все должны быть социализированы. Иначе отверженные пойдут в наркоманы и террористы и станут убивать наших родственников в подворотне. С другой стороны, то, что Соколов оказался таким романтиком-максималистом в изложении своей позиции, всем оказалось на руку. Скандал вышел наружу. Все лишний раз высказали свою позицию, что для них хорошо, а что плохо, какой они хотят видеть страну, в которой живут и т. п. В морге мне сказали: все неприятности от живых [b]– В конце прошлого года вас пригласили вести церемонию награждения лауреатов премии Кандинского. Любопытно было попробовать себя в амплуа ведущих? [/b]– Конечно. Главное было не потерять лицо, не выродиться в какую-нибудь Ренату Литвинову, которая начала бы там развлекать шуточками богатеев. По-моему, у нас это получилось. [b]– А почему вас самих не было в числе соискателей этой премии?[/b] – Перед этим мы подавали на другую премию – «Инновацию». Один раз, другой. В первый раз были какие-то иллюзии, а потом все поняли, что «Инновация» — премия корпоративная, и ее получают сами организаторы и те, кто сидит в жюри. Мы подумали, что и с премией Кандинского будет то же самое. А потом пожалели. Потому что, в отличие от «Инновации», здесь сделали выставку всех соискателей, которую повезут в Берлин и Нью-Йорк. Лично я результатами премии доволен. Конечно, мне не все нравится в Осмоловском или в Мамышеве-Монро (лауреаты премии Кандинского. – А. Ч.). Но как к ним ни относись, это — серьезные художники, которые посвятили своему делу всю жизнь, за плечами которых большой путь. [b]– А за вашими – довольно-таки провокативные вещи на грани фола. Вы и публично обнажались, и сжигали собственные ноги, выпуская петарды из штанов. Искусство требует жертв? [/b]– Мы же взрослые здравомыслящие люди и членовредительством не занимаемся. А обожгли коленки петардами случайно, мы к этому не стремились. [b]– Как к вашему творчеству относятся близкие? Не боятся за вас?[/b] – Моя жена даже не всегда знает, чем я занимаюсь. У нее своих дел полно, мы ведь не контролируем друг друга каждую минуту. [b]– Саша, может быть, лично вы прививку бесстрашия получили, когда студентом работали фотографом в судмедэкспертизе? Вам каждый день приходилось бывать в морге и выезжать на убийства. [/b]– В морге мне сказали: покойников бояться нечего. Все неприятности от живых людей. Точнее даже – от самых близких. Это они могут тебя обидеть, оскорбить, предать... Хотя понятно, что на той работе мое мировоззрение изменилось. Я до сих пор смотрю на все глазами моих коллег-медиков. Ведь в подростковом возрасте человек до поры до времени живет не представляя, что существуют иные системы координат, люди с другими взглядами. Большинство проходит инициацию в армии, когда их отрывают от материнской юбки и они попадают в мир, где надо самостоятельно находить место в новом сообществе, уметь сохранять достоинство. Для меня работа в судмедэкспертизе стала чем-то подобным. Мы как-то говорили на эту тему с поэтом Тимуром Кибировым. Он рассказывал, что, когда попал в армию, был рафинированным интеллигентом, знатоком Пушкина. И говорит: «Главное потрясение, которое я там испытал, было от того, что люди, Пушкина практически не знавшие, вели себя куда достойнее меня». Панихиду по мне вела церемониймейстер из крематория [b]– А зачем вы, став художником, устраивали перформанс собственных похорон?[/b] – Я бы не называл это перформансом. Перформансы — это вычурный выпендреж, подсмотренный в западных журналах. Художник занимается своим делом не ради шуток или, как сейчас говорят, «приколов». Не ради развлечения и не чтобы попасть в глянцевые журналы. Он занимается, извините за выражение, самопознанием, самоосмыслением. Каждая выставка подводит предварительные итоги твоей жизни. Поскольку я работал в судмедэкспертизе, для меня смерть не была экстравагантной темой. И как-то накануне очередного дня рождения я ехал в троллейбусе и подумал: если бы я сейчас умер, что бы после меня осталось? Ведь лет до 30 ты живешь, что называется, предварительной жизнью, стараешься ничем себя не связывать. Большинство проектов держишь в голове, не реализуя. И вот в день рождения я устроил собственный посмертный музей. В первом зале были выставлены мои реализованные проекты, во втором – эскизы нереализованных, а в третьем была панихида по мне самому. Вела ее церемониймейстер из крематория. [b]– Церемония прошла успешно?[/b] – Вообще церемонии прощания очень пошло выглядят, так же, как свадьбы в загсах. Это такие механизмы по выжиманию эмоций из тебя, а ты вроде как не всегда готов публично их выражать. К тому же похороны отягчаются тем, что надо место на кладбище доставать, гроб, поминки организовывать: больше хлопот, чем переживаний. А тут таких отягчающих обстоятельств не было, и все присутствующие – мои друзья и знакомые – могли свободно отдаться чувствам. К тому же это происходило как раз после дефолта 17 августа, когда все были полны тревоги. Что самое примечательное, говорили больше не обо мне, а о себе, самовыражались за мой счет. А я с закрытыми глазами лежал и все это слушал. [b]– Словом, порадовали вы окружающих. Но однажды, я знаю, вы сделали подарок и себе, вылечив зубы за счет фонда Сороса. [/b]– Дело в том, что с детства я боялся ходить к зубному, после 18 лет у стоматолога вообще не появлялся, отчего к 30 годам вид у моих зубов был ужасающий. А денег на платную медицину у меня в то время, как у всех нормальных людей, не было. И я подумал: раз я художник, то должен вылечить зубы художническими методами. Пошел на осмотр к стоматологу, он мне написал, сколько будет стоить лечение, и я отправил эту смету в фонд Сороса. И каково же было мое удивление, когда мне выдали грант на лечение и протезирование зубов в качестве художественного проекта! [b]– Вы уже довольно долго работаете в дуэте с Вячеславом. У «Синих носов» случаются разногласия? [/b]– А ничего другого у нас не бывает. Я недавно понял, почему художники начинают работать вдвоем или втроем. Дело в том, что до 30 лет ты все личные, романтические посылы для творчества реализуешь, разбираешься с частными проблемами. А коллективным бессознательным удобнее заниматься в коллективе. Хотя в совместной работе свои сложности. Каждому нравится только то, что он предлагает. Но и это трансформируется. Раньше мы постоянно спорили, потому что каждый отстаивал свою правоту. Сейчас тоже спорим – но уже от лени, чтобы подольше отложить начало работы. [b]Досье ВМ[/b]: Арт-группа «Синие носы» – дуэт художников Вячеслава Мизина и Александра Шабурова. Мизин появился на свет в Новосибирске в 1962 году; за его плечами Новосибирский архитектурный институт. Шабуров родился в 1965 году в Свердловске. В этом же городе окончил художественное училище. Название «Синие носы» возникло в 1999 году, после того, как вместе с группой художников в Новосибирске Мизин и Шабуров снимали короткие видеоперформансы, нацепив на носы синие крышки от бутылей с водой. В 2003-м году арт-дуэт «Синие носы» впервые участвует в Венецианской биеннале; после этого художники становятся желанными гостями галерей во всем мире. Основной жанр Мизина и Шабурова – короткие фильмы с брутальным юмором. В октябре прошлого года работы «Синих носов», подготовленные для выставки современного искусства в Париже, публично раскритиковал министр культуры Александр Соколов. В частности, он назвал «порнографией» и «позором России» их фото «Эра милосердия» с изображением целующихся милиционеров.