Шарм

[b]У нее есть вкус. На мужчин. На платья, в которые она одевает первых красавиц Европы. На жизнь. У нее есть вкус, слава и много любви. Ей не хватает только одного – киевской спелой вишни. Доминик Борг – первый художник по сценическим костюмам Франции, внучка часовщика – иммигранта из России.[/b]Послевоенный Париж был одет в серые тона девушки из предместий. Американский яичный порошок, лица женщин без макияжа и опустевшие кафе.Зато по вечерам мир Доминик взрывался красками — на пороге появлялась мама. Сценический костюм и небрежный грим делали ее похожей на слегка растрепанную фею. Во всяком случае, Доминик полагала, что феи выглядят именно так. Мама никогда не снимала костюм в гримерных, а летела на таксомоторе домой той героиней, которой она сегодня была — прихоть, которую она не пыталась объяснить даже себе самой. Доминик хотелось зарыться в мамины кружева и кринолины и спрятаться за бутафорским стрекочущим веером. Чтобы серое утро не приходило никогда. Наполняя их сумрачную комнатку ароматами изысканных духов, мама приучила Доминик к разборчивости. До сих пор мадемуазель Борг хранит верность «Эрблю», духам нежности и опустошения.[b]— Вам было не страшно ехать в Россию?[/b]— Мне было сладко сюда ехать. Здесь моя утраченная родина. Мои дед с бабкой бежали из Киева в восемнадцатом году. Во Франции, после многих мытарств, дед освоил профессию часовщика. Бабушка прожила очень долгую жизнь, она ушла от меня только в конце минувшего века, и я привыкла засыпать под ее сказки о России. Я все это время мечтала, что когда-нибудь смогу пройти по киевским улочкам и поесть ни на что не похожую малороссийскую вишню. Смогу попробовать настоящий украинский борщ. Смогу поплакать над могилами предков. После Москвы я поеду в Киев.[i]Когда мамины платья станут ей впору, она поступит в Школу комедии. Как мама. Как мамина подруга Далида, прима французской эстрады. На вступительных экзаменах она прочтет отрывок из Мюссе — и откроет доступ к сердцам самых строгих членов приемной комиссии. Она сыграет Офелию и Джульетту, и будет успех, но ее не будет покидать чувство того, что театр не дает ей полноты ощущений. Гармония наступит только тогда, когда она начнет придумывать костюмы. Сначала она оденет в свои наряды самую близкую из подруг – Изабель Аджани. Когда та попросит ее сочинить костюмы для фильма Бруно Нюйтена «Камилла Клодель», у Доминик начнется жизнь номер два. Вместо ролей она станет создавать силуэты.За костюмы к этому фильму Доминик получит первого «Сезара», главную кинематографическую награду Франции. Второго – через два года — за ленту Кристофа Ганса «Братство волка».Чуть раньше «Сезара» ей преподнесут пару престижных «Мольеров» за лучшие театральные костюмы. Она оденет в свои наряды Монику Белуччи и Милен Фармер и, получив приглашение Никиты Михалкова посетить Москву, сразу же согласится. Кажется, возможность попробовать киевской вишни ей все-таки представится.[/i][b]— Как вы работаете, Доминик? Сидите целый день и рисуете эскизы?[/b]— Нет, конечно же, нет! В костюме главное – силуэт и цвет. Гармония того и другого. Но гармония так индивидуальна! Ее надо уловить, уловить не ремеслом, а сердцем. Мои последние костюмы были к норвежскому фильму. И я полгода мерзла в Норвегии, чтобы понять, в чем гармония этой страны.[b]— А в чем гармония России?[/b]— Мне нужно еще немного побыть здесь, чтобы ответить. Ведь сказать еще раз о широкой русской душе – это ничего не сказать, не правда ли?[b]— Какое кино вы любите?[/b]— Я люблю Дэвида Линча. Мне близки Висконти, Параджанов, Спилберг, Хичкок, Полански. Я люблю Никиту Михалкова – a lot, a lot, a lot, a lot!* Но мой режиссер – это Кристоф Ганс. Он открыл мои таланты, он, и никто другой![b]— А в театре?[/b]— А в театре я бы всегда играла Шекспира. Собственно, я его и играла. Моим последним спектаклем была «Двенадцатая ночь».[i]Она пригласила с собой в Москву своего возлюбленного. Конечно же, русского. А как же еще? Он очень мил и предпочитает родному Харькову Париж, водке – напоенный солнцем «Мартель», женской откровенной сексуальности – утонченный шарм. «Шарм» — вот его первое слово, когда я прошу его описать Доминик.[/i]— Мы познакомились под Рождество. Я подарил ей орхидеи и на ломаном французском спросил, любит ли она эти цветы. — «Откуда вы?» — вопросом на вопрос ответила она. — «Из России». — «Я люблю Россию куда как больше белых орхидей!»[i]Они живут в Париже, на вилле Dythy. Кроме них двоих в огромном доме живут три кошки. Доминик рисует костюмы. Иногда она пишет пьесы, которые читает друзьям. Иногда устраивает дефиле. Иногда пьет кофе с Изабель. Аджани так и осталась для нее самой близкой из подруг.[/i][b]— Платье, которое сегодня на вас, сделано по вашему эскизу?[/b]— Нет. Это Шанель. Должна же я отдыхать от себя самой? И потом, именно это платье подходит к моим серьгам.[b]— Серьги просто грандиозны.[/b]— Да, это работа моего друга Филиппа Ферранди. Он еще не достаточно знаменит, но безумно талантлив.[b]— Ваши любимые цветы?[/b]— Белые розы и «лисс»**.[b]— Ваш рецепт поднятия настроения?[/b]— Мой любовник.[b]— Вам не о чем больше мечтать?[/b]— Знаете, есть одна роль в «Вишневом саде», которую я бы хотела сыграть. Я не помню имени героини. Она знала, что такое любовь.[b]— Ваши планы?[/b]— Спуститься вниз по Волге на теплоходе. Я люблю воду. На воде мысли принимают ясность, рисунки – форму. Страсть к водной стихии у меня от папы. Его главной любовью были яхты. Женщины, семья, дети не имели для него такого значения. В моей жизни папы было совсем чуть-чуть. Зато он написал блестящий учебник для яхтсменов, по которому учатся до сих пор.Хороший яхтсмен создает свою яхту сам, между прочим. Ваяет, как Галатею. И отдает ей жизнь, как любимой женщине.[b]— Значит, хороший яхтсмен – это плохой любовник?[/b]— Не думаю. Чтобы быть хорошим любовником, надо быть человеком страсти. Без страсти мужчина пуст, как гелиевый шар. Он может поднять тебя вверх, но ненадолго.[i]Доминик не любит французских мужчин. Все ее возлюбленные говорили на других языках, которые она никогда не пыталась учить. Так они лучше понимали друг друга.[/i]— Доминик — это ребенок, — у Виталия певучий южнорусский говор и мягкое «г». — Она не понимает, как можно обмануть или обидеть человека. Она готова помогать всему миру. Ее любят все.[b]— А если успех уйдет? Если придет день, и небо снова станет серым? Что тогда?[/b]— Во Франции, если у тебя финансовые проблемы, ты, как правило, остаешься один. Это во-первых. А во-вторых, Доминик никогда ничего ни у кого не попросит. Она слишком горда для этого.[b]— Даже у вас?[/b]— У меня — в первую очередь. Но я знаю, к чему вы клоните. Я буду рядом.[b]Автор благодарит друга Доминик Виталия за содействие в переводе беседы[/b][i]*больше, чем сильно! (англ.)**лилии (франц.)[/i]