Рыцари скотного двора

[b]«Сладостно-злая грусть, что Амор мне дал, /Жжет, заставляя песней унять накал страсти. /Пылая, я б вас в объятьях сжал,/ Но, столь желая, /Я вас лишь созерцал». Похоже на поспешные вирши, которые черканул в альбом провинциальной барышне заезжий бравый гусар. Тем не менее эти неуклюжие стихи средневекового трубадура вполне отражают типичную для той эпохи коллизию: любовь благородного рыцаря к жене своего сюзерена. Любовь изначально безнадежную – ведь дама замужем за хозяином. И все-таки иногда разделенную. В этом случае гибнут царства и падают троны – любовь сметает на своем пути строгую средневековую иерархию. Полномочным представителем таких историй на долгие века стал «Роман о Тристане и Изольде». Эту пару в Европе еще недавно знал каждый школьник.[/b]Но то в Европе. А американское кино продолжает традицию превращения знаменитых любовных и военных историй в дайджесты. Сколько их уже было? Троя, Александр Македонский, крестоносцы... Вот и Тристан с Изольдой пополнили компанию – причем одним из продюсеров нового голливудского блокбастера выступил Ридли Скотт, набивший руку на «Гладиаторе» и «Царстве небесном».Тристан имел несчастье полюбить Изольду, ставшую женой его добрейшего покровителя короля Марка, который, конечно, никак не ожидал такого подвоха. Но и Изольда тоже полюбила Тристана.И любовь состоялась – конечно, трагическая: средневековая легенда привела злосчастную пару к гибели посредством ряда роковых случайностей. Немалую роль сыграло и волшебство, например, любовный эликсир. Потому-то молодой рыцарь и стал символом поэтической и трагической любви.«Тристан» в переводе – «печальник». Если бы дворовый длинноволосый подросток с гитарой наперевес взялся изображать вселенскую грусть, наверное, он был бы очень похож на Джеймса Франко в этой роли. Кажется, актер ни разу не улыбнулся, в любовных сценах смотрит тяжелым мутным взором, изо всех сил хочет казаться страдающим. Сам король Марк – из таких же, только повзрослевших: приобрел лоск, поумнел, закалился в битвах, но, в сущности, держится как великовозрастный тинейджер. Что до Изольды, то она в исполнении актрисы Софи Майлс производит впечатление благонравной девицы из вполне приличной семьи – и отец ее, как полагается, строг и сильно озабочен материальными соображениями: потому и отдает дочку столь охотно замуж.Постановка Кевина Рейнольдса словно с маниакальным остервенением хочет уничтожить пыльное облако поэтичности, уже много веков окутывающее старинную кельтскую легенду о грешной любви. Рыцарский турнир проводится прямо на скотном дворе, а для победы в нем нужно дать противнику крепкого пинка коленом в промежность. Вырубает сразу. Король с королевой запросто гуляют по рынку, где вовсю идет торговля, – едва увидев печального Тристана (так и хочется написать, «покупающего овощи к холостяцкому обеду»), Изольда запросто подбегает к нему – и вот уже тайные любовники непринужденно болтают, прохаживаясь вдоль торговых рядов, как сбежавшие с лекции студенты. «А ты с ним держишься как настоящая жена», – с мрачным цинизмом замечает своей Изольде печальник Тристан. А прекрасная дама, кажется, действительно счастлива в браке – и зачем бы ей этот странный рыцарь? Вот, понимаешь, приклеился. Ну, а почему бы и нет? И все-таки этот фильм мог бы послужить неплохим материалом для преподавателей-филологов.Нет, речь вовсе не о возмутительном Голливуде, повадившемся превращать дорогие сердцу профессоров-словесников сюжеты, над расшифровкой которых корпело столько поколений ученых умов, в дайджесты для нерадивых студентов, не любящих читать.Дело в другом. Именно после этого фильма, столь явно и бесцеремонно отвергающего все, что так привлекло в истории Тристана и Изольды великого филолога Жозефа Бедье, что заставляло поэтов и музыкантов Нового времени так часто обращаться к ней, что понуждает книгоиздателей всего мира выпускать этот старинный текст с обширными научными комментариями, понимаешь, сколько очарования таили для них вся атрибутика и мифы рыцарской эпохи. Цветные плюмажи, развевающиеся на ветру во время пышных рыцарских поединков.Дамы, за недоступностью которых скрывается лукавство. Конфликт между любовью, которой невозможно сопротивляться, ибо она сильна, как смерть, – и преданностью королю, которого невозможно обманывать, ибо рыцарство стоит на безусловной верности. И схватка благородства с благородством – из-за таинственного дара божьего, природу которого человеку понять не дано и имя которому – любовь. Словом, вся та внешняя сторона, без которой сказка становится похожа на сильно отдающую идиотизмом реальность. А Тристан, лишенный своей исторической атрибутики, из рыцаря печального образа превращается в нудноватого средневекового тинейджера.