Главное
Гид по Москве
Приметы и советы

Автор

Дмитрий Савосин
КиноМосква: дни до старта
[b]18 июня в Москве откроется очередной Международный кинофестиваль. Об этом объявил на пресс-конференции в конференц-зале газеты «Московский комсомолец» генеральный директор фестиваля Ренат Давлетьяров, добавив, что та же команда «в очередной раз блистательно выиграла тендер» на проведение московского киносмотра.[/b]О некоторых особенностях нынешней программы рассказал известный киновед Кирилл Разлогов. Посетовав, что в прошлые годы жюри жаловалось на недостаток в конкурсе светлых, оптимистичных и человечных картин, он сказал, что на сей раз будут проведены два конкурса: один – традиционный, и в нем как раз теплые, человечные тона будут преобладать. Второй, под названием «Перспективы», включит в себя сложные, артхаусные и просто экспериментальные ленты.Председателем «Перспектив» станет режиссер Алексей Учитель, художник относительно молодой, чья слава после выхода интересного фильма о Бунине «Дневник его жены» до сих пор сохраняет оттенок скандальности.Некоторая сенсационность отличает и жюри большого конкурса. Возглавит его английский режиссер Алан Паркер, постановщик таких знаменитых фильмов, как «Сердце Ангела» и «Эвита». Россию представят киновед Армен Медведев, долгие годы возглавлявший Госкино, и… некий переводчик с японского Григорий Чхартишвили, куда более известный как писатель Борис Акунин, причем не только в России и не только в литературном мире: не затихают разговоры о планах экранизировать его романы в Голливуде.В числе претендентов на главный приз – сразу три конкурсных фильма от России: «Время жатвы» дебютантки в игровом кино Марины Разбежкиной и фильмы молодых, но уже мастеровитых Дмитрия Месхиева («Свои») и Владимира Машкова («Папа»).Киноманов ожидают ретроспективы не известных пока у нас режиссеров Алекса Ван Вармердама (Голландия), Александра Клюге (ФРГ), Робера Лепажа (Канада), а также «Кино Бразилии сегодня».Объявлены и некоторые призы: за вклад в киноискусство получит свое югослав Эмир Кустурица, Премия Станиславского будет вручена английской актрисе Мерил Стрип – как раз в день ее рождения.Полный список ожидаемых в Москве звезд пока держат в секрете. Скажем лишь, что откроет фестиваль Квентин Тарантино – он представит в Москве вторую часть фильма «Убить Билла».
Развлечения
Лирики, путешественники, кавалеристы
[b]Говорят, что когда человек видит свои фотографии, сделанные двадцать пять лет назад, у него есть только два выхода: засмеяться или заплакать. Но если это фотографии знаменитостей, то есть и третий, притом самый удачный: назвать снимки запечатленными мгновениями истории.[/b]«Мгновения истории. Фотопортреты современников» – так называется выставка фотографий Александра Награльяна, открывшаяся в Московском доме национальностей на Новой Басманной. Александр Награльян очень известный московский фотограф, в молодости успел поработать в разных газетах – в том числе, кстати, и в «Вечерке», и в «Литературке». Но основная часть его творческой жизни прошла в «Огоньке» – целых двадцать пять лет.За такой срок можно создать целую галерею. И он ее создал. Старый, хитрый и хмурый одновременно Семен Буденный на встрече с ликующим народом – эта встреча, судя по выражению лица знаменитого кавалериста, не слишком большое доставляет ему удовольствие. Юная, задумчивая и очаровательная Белла Ахмадулина. Георгий Данелия рядом с камерой: съемки зимние, и южные черты лица под шапкой-ушанкой кажутся еще резче, еще выразительней. А вот настоящий «северянин по призванию» – Артуру Чилингарову, исследователю Арктики, здесь не больше тридцати лет, и в эскимосской куртке с меховым капюшоном он выглядит настоящим романтиком шестидесятых. Как и вся ушедшая эпоха в изображении Александра Награльяна и его романтического фотообъектива.
Развлечения
Анатомия «Красных бригад»
[b]Такие фильмы – подчеркнуто некоммерческие, адресованные образованной части европейской публики, даже больше – пожилой политизированной интеллигенции старого континента, в нашем прокате редкие гости. Не жалует их теперь наш зритель, предпочитая совсем другие развлечения. А когда-то политическое кино Италии гремело на весь Советский Союз, о нем писали статьи и даже книги, его смотрели так, как читают газеты – на вечерние сеансы, невзирая на всю трудность восприятия таких картин, трудно было достать билеты…[/b]Фильм ветерана итальянского политического кино Марко Белоккио «Здравствуй, ночь» выходит ограниченным прокатом – в кинотеатре «Ролан». В Италии он вызвал большой интерес, и причины этого понятны. Хотя ультрасовременность того, о чем он рассказывает, в глаза не бросается.Действие разворачивается двадцать пять лет назад. 16 марта 1978 года террористы «Красных бригад» – воинствующие коммунисты – похитили председателя христианско-демократической партии Италии, профессора права Альдо Моро.При похищении были убиты пять его телохранителей. Террористы потребовали официально признать коммунистические «Красные бригады» и освободить арестованных членов группировки, повинных в терактах, – их они называли политзаключенными.Правительство предпринимало все, чтобы освободить Альдо Моро. Папа римский в прямом эфире стал на колени, умоляя террористов освободить узника без всяких условий. Но 9 мая 1978 года труп старого профессора был найден в брошенной на улице машине.После этого убийства, жестокого и бессмысленного, в стремительно «левевшей» до этого Италии резко изменилось отношение к левакам и левым идеям. Расправа с «краснобригадовцами» была свирепой. Тогда, после убийства Моро, словно вмиг прозревшее общество перестало поддерживать левых радикалов. В мае 1978-го кончилась эпоха, начавшаяся в мае 1968-го с парижских выступлений студентов и в Италии получившая название «движения контестации» – несогласия с буржуазными властями.О конце этой эпохи, которой он сам столь многим обязан как художник, снял фильм Марко Белоккио. Фильм о самых корнях терроризма, о психологии террора, о том, как же так получается, что террористы-убийцы считают себя борцами за социальную справедливость, народными героями. И, совсем как молодые персонажи фильма «Здравствуй, ночь», искренне удивляются, видя на телеэкране проклинающий их народ – рабочих и капиталистов, в едином порыве клеймящих политические убийства невинных.В фильме отсутствует острый детективный сюжет. Все действие сосредоточено в одной квартире – той самой, куда три молодых террориста привозят похищенного Альдо Моро и держат его там, живя впятером – квартира принадлежит девушке по имени Кьяра, она работает в министерстве (цитадель государственности!) и при этом тайно помогает «краснобригадовцам». Почему? Потому что Кьяра – из семьи левых убеждений. Одна из центральных сцен фильма – традиционный итальянский обед на свежем воздухе всем семейством: Кьяра в гостях у тети с дядей, их друзья-старики вдохновенно поют партизанскую песню на мотив нашей «Катюши»: накажем фашистских предателей и тогда вздохнем свободно! А молодежь, рассевшись прямо на травке, оживленно обсуждает похищение Моро…Образ Европы семидесятых, раздираемой внутриполитической борьбой левых и правых, полной скрытого экстремизма. Но парадокс в том, что для молодой Кьяры и ее друзей фашистский предатель интересов народа – именно интеллигентнейший, умнейший профессор и политик Альдо Моро, сказавший: «Народ устал от борьбы. Ему надо просто дать возможность жить мирно» (прекрасная актерская работа Роберто Херлитцка).Полтора месяца существует бок о бок эта странная компания – вместе, в одной квартире, боясь каждого шороха с улицы: трое парней-террористов, девушка и спрятанный в тайнике политик, которого разыскивает вся страна. Кьяра по ночам видит странные сны. Русский снег… Сталин, улыбающийся щербатым ртом… Ее настольная книга – сочинения Маркса и Ленина, с ней она засыпает. Но вот Альдо Моро выходит из своего застенка и, поднимая упавшую книгу, с мягким всепрощающим упреком глядит на спящую девушку…Не сразу понимаешь, что и это сон. Как и финальные кадры, в которых Кьяра освобождает Моро, усыпив террористов, и вот уже бодрый старичок вдохновенно шагает по предрассветной римской улице. Тоска по невозможному пониманию «отцов» и «детей», попытка бессознательно нащупать утраченную связь поколений хотя бы во сне…А реальность ужасающа. Альдо Моро убит, и не просто убит – казнен. Друзья Кьяры, «краснобригадовцы», присвоив себе права и судей, и палачей, признали его виновным в преступлениях против народа.Еще двадцать лет назад, в пору расцвета итальянского политического кино и появления знаменитых фильмов Марко Белоккио, мало кто подвергал сомнению способность кинематографа исследовать сложнейшие проблемы современного общества. С тех пор многое изменилось. Роль кинематографа во всем мире стала скорее развлекательной. Произведения, принципиально не упрощающие проблем, бесстрашно препарирующие историю, чтобы лучше понять современность, появляются все реже. Пример Марко Белоккио показывает, что старые мастера остаются верны себе. Но найдет ли его неброский, суховатый, полный внутренней тревоги и при этом ультрасовременный по проблематике фильм своего зрителя в современной России?
Развлечения
Фотопортреты с характером
[b]Любители литературы наверняка не забыли недавнее сообщение, что в Мадриде наконец-то издан полный перевод «Войны и мира» Толстого. Оказывается, во франкистской Испании великий роман можно было прочесть только со значительными купюрами, да и перевод оставлял желать лучшего…[/b]И вот теперь можно взглянуть в лицо переводчице, посвятившей много лет жизни этому нелегкому труду. Правда, только на фотографии. Ее фото представлено на фотовыставке «Лики литературы» в Институте Сервантеса в рамках фестиваля «Фотобиеннале-2004». А снимки принадлежат Марио Мучнику – фотографу и издателю, который, собственно, и осуществил этот грандиозный проект знакомства испанских читателей с выверенным переводом русского шедевра.По профессии Марио Мучник – физик. Ученые занятия он оставил, переехав из Аргентины, где родился, в Европу – там он живет с 1954 года. И, по собственному признанию, «живет с камерой через плечо».Издательский бизнес сводил его с самыми разными писателями – выставка их фотографий сейчас проходит увидеть на выставке в Институте Сервантеса на Новинском бульваре. Писатели там есть знаменитые и не очень.Примерно половина из них нам, российским читателям, совершенно неизвестна. Но если вглядеться и в эти незнакомые лица, то талант фотографа позволяет разглядеть и в них характер и подчас даже место в литературе. Например, кто знает что-нибудь о перуанце Маурисио Васкесе? На фото он застигнут в момент неприятного удивления, и эмоциональность момента прекрасно передает и весь его темперамент. А испанская писательница с арабским именем Нурия Амат – это явно постановочная фотография: моложавая, красивая женщина, любезно улыбаясь, смотрит прямо в объектив, а руки – на клавиатуре включенного компьютера. На дальнем плане – дочь. Классический портрет автора популярных дамских романов. Все в порядке у этой писательницы – или, быть может, она очень хочет, чтобы так думали ее читатели…Но много фотопортретов и хорошо знакомых лиц. Великий Жан-Поль Сартр (между прочим, еще вполне молодой – Марио Мучник фотографировал его явно годы в шестидесятые, и как жаль, что под фотографиями на выставке отсутствуют даты). Философ-экзистенциалист снят за маленьким круглым столиком уличного кафе, пустым, на котором только фирменная пепельница от «Мартини»: он деловито взмахивает руками, что-то доказывая невидимому, оставшемуся за кадром собеседнику. Рядом фотография его жены, не менее знаменитой Симоны де Бовуар, сделанная в те же годы: писательница сидит в простеньком платье французской крестьянки, на коленях – дешевая, видавшая виды черная дамская сумка, и взгляд тоже по-крестьянски пристальный и строгий.А великий французский писатель Андре Мальро снят со спины. Здесь особенно ярко виден талант Мучника-фотографа. Главным действующим лицом этого фотопортрета являются… микрофоны на дальнем плане, хищно вытянутые, похожие на змеиные шеи. Лицо писателя обращено внутрь фотографии, зритель видит только его затылок, но это часть замысла: вот где не нужно никакой подписи – и так понятно, что снимок сделан в тот период, когда Андре Мальро был министром культуры Франции и часто выступал с официальными речами, что он сейчас и делает…Что и говорить, фотографии старые. Да ведь и Марио Мучник человек немолодой – он автор трех фотоальбомов, успешно разошедшихся в Испании: фотографировал и места, где приходилось бывать, и необычный Париж («красота безобразного в Париже» – так он сам определил тему).А третий альбом – попытка приглядеться с помощью объектива к деталям скульптур Микеланджело, казалось бы, известным до мельчайших подробностей со школьной скамьи. Так что и снимки, привезенные им в Москву, сделаны не вчера…Но как приятно нам, два десятка лет назад переболевшим латиноамериканской прозой «магического реализма», увидеть на фотографиях молодого, неудержимо курчавого, черноусого и белозубо смеющегося Габриэля Гарсия Маркеса – лениво развалившись на мягком диване, он с явным удовольствием слушает чью-то интересную историю…Или совсем юное, почти мальчишеское Марио Варгаса Льосы, снятое крупно, – сейчас он семидесятилетний, изысканный седой господин. А вот Хулио Кортасар в своих знаменитых темных очках в полщеки. Старик Борхес тоже есть – он скромно стоит в левом углу снимка, на фоне книжного шкафа со старинными корешками.Многими интересными наблюдениями делится с любителями современной литературы Марио Мучник, если вглядываться в его фотографии внимательно и вспоминать, какой персонаж таится в глубине чьих глаз – полковник Аурелиано Буэндиа, или, может быть… сержант Синцов? А если просто бумажный солдат? Да, посетителей выставки ждет неожиданный сюрприз – автор «Живых и мертвых», в России сегодня основательно подзабытый, тоже нашел свое место среди фотомоделей Марио Мучника.Константин Симонов очень похож на себя самого – с седым ежиком и трубкой во рту. Как похож на себя самого и Булат Окуджава – с мягкой улыбкой и дымящей в руке сигаретой он настолько живой и настоящий, что трудно припомнить снимок лучше.
Развлечения
Супермен Вася на царской охоте
[b]Есть старая театральная байка: один въедливый театровед подсчитал, что в драматургическом деле существует не более тридцати семи возможных сюжетов. Любовь – кровь, честь – месть: ни один драмодел, от Шекспира до производителя дешевых опереточных номеров, не в силах придумать ничего другого, потому что ничего другого просто нет в природе. Все, что можно сделать, – так это разнообразить старые как мир сюжеты тонкой психологической разработкой, актуальными политическими и социальными мотивами, освежить новым творческим дыханием.[/b]Не знаю, насколько это верно применительно к Шекспиру – все-таки он король драматургов, – но к коммерческому кино применимо вполне. Особенно к нашему отечественному. Сколько ни изощряйся, все одно – сюжет сведется к противостоянию примерных, патриотически настроенных крутых ребят и коррумпированных, подловатых или несчастных бандюг разных социальных уровней.Вот и создатели нового боевика «Егерь» (автор сценария Владислав Романов, режиссер Александр Цацуев) лукаво не мудрствовали. Наоборот – все эти темы только усилили, довели почти до предельной остроты. Молодой егерь Вася Игорь Лифанов) хочет, чтобы все было «по закону». Но высокопоставленные браконьеры плевать на него хотели, а крупный во всех отношениях мэр в кожаной кепке, похожий на всех нынешних мэров вместе взятых (вот уж поистине собирательный образ!), сохраняет строгий нейтралитет. Нужен ему егерь.Зачем, собственно? А вот зачем: приезжает в заснеженный городок молодой и богатый немецкий гость. И любит он русскую охоту. Вот и надо похвастаться угодьями, а никто не знает этих угодий лучше него, егеря Васи.Но планам градоначальника мешает неожиданный сюжетный поворот. То есть для него неожиданный, а вообще-то вполне вписывающийся в перечень из тридцати семи пунктов. Из колонии строгого режима бежит страшный зэк-убийца. И как раз богатого немца берет в заложники. Кто может его освободить? Ведь кругом беззаконие! Ну, конечно, егерь. Ведь он, по замыслу авторов, настоящий супермен.Хотя и с непонятным прошлым – да ведь теперь и нет никому никакого дела, какое у тебя прошлое.А прошлое егеря – это уже следующий пункт из того же справочника для драмоделов. Егерь воевал в Чечне и был ранен. Его, раненого, вытащил друг-солдат, и спаслись из всей роты только они двое. Предательство? Может быть. Но Вася-то был в беспамятстве и ничего не помнит. А драматургическая наживка в том, что этот самый солдат и есть нынешний страшный зэк. И свела его снова с фронтовым другом сама судьба.Не откажешь авторам фильма в эффектной разработке сюжетных поворотов в первой половине фильма. И в психологической разработке второй половины – тоже не откажешь. Оказывается, зэк, которого все так боялись, – несчастный человек. По природе настоящий воин, солдат. Но жену его растлили наркоманы, она выбросилась с десятого этажа, а он отомстил. И никто не заступился. Только егерь, поймав, готов отпустить. Понимает, что не принесет его бывший друг большого зла. Не он в своей несчастной судьбе виноват.Все это очень похоже на жизнь. Чечня, беспредел чиновников, распространение наркотиков, коррупция в органах региональной власти, кавказская мафия вокруг мэра, сочувствующие нам европейцы, которых мы предпочитаем обманывать…Весь набор нынешних прогрессивных мыслей подвесили авторы фильма, как облако тумана, над головой молодого егеря Васи. Голова, впрочем, выдержала.Игорь Лифанов сыграл хорошо. Да и фильм сделан динамично, с напряжением. Одним словом – триллер. Тридцать семь сюжетных поворотов из тридцати семи возможных плюс актуально и социально. И устоявшийся канон вроде соблюден: патриотический супермен против вконец испорченных бандитов.Спотыкаешься только об одно: главный бандит под финал даже симпатичен, а супермен-то хотя и патриотический и подчеркнуто русский, но с современным государством явно не в ладах. А на всамделишных бандитов скорее уж чиновники и бизнесмены смахивают. Так что в этаком окружении егерь Вася вполне сойдет за начинающего таежного Робин Гуда.
Развлечения
Путешествие по просторам русской театральной истории
[b]Еще в восьмидесятые годы маленькая брошюрка Всеволодского-Гернгросса об истории русского театра, изданная в 1929-м издательством с ныне экзотически звучащим названием «ТеаКино печать», была библиографической редкостью. Начинающие театроведы рыскали за ней по букинистам. И не стояли за ценой, которая была немалой – ведь издание считалось антикварным.[/b]И вот издательство современное, с не менее диковинным, хотя и не таким непривычным названием «ПанЪинтер», переиздало наконец книжицу русского театроведа начала прошлого века, открыв ею огромный, альбомного типа том «Русская театральная школа».История русского театра от истоков до нынешнего дня, собранная предпринимателем, публицистом и философом Александром Паникиным (к сожалению, ныне покойным) и изданная в виде сборника монографий, цитат из книг и интервью мастеров отечественного театра – от Станиславского до Мейерхольда, вместе с исчерпывающей информацией о крупнейших театральных вузах России. Особого внимания заслуживает подбор иллюстраций – от пляшущего мужика в армяке и лаптях (раздел о самом начале театра в России) до выразительных фотопортретов театральных и кинозвезд последних лет. Иллюстрации черно-белые, и хочется написать – к сожалению. Но приходит мысль, что издание претендует-таки на некоторую академичность, искусствоведческую серьезность – не случайно же том открывается серьезной работой Всеволодского. Может быть, изящная и строгая черно-белая эстетика способствует как раз уважительно-серьезному восприятию этого издания, безусловно полезного и интересного всем, кто помнит артистов, сегодня, увы, забытых, как Владимир Гардин и Евгений Урбанский или артистов «старомодной» русской театральной школы, как Василий Лановой или Виктор Коршунов, и просто классиков театра и кино – Всеволода Мейерхольда, Александра Таирова, Андрея Тарковского и Сергея Герасимова. И все же нельзя назвать книгу ни учебником, ни справочным пособием.Переходы от исторических очерков к живым воспоминаниям, карикатуры, сменяющиеся семейными фотографиями, – более всего чтение «Русской театральной школы» напоминает занимательное путешествие по местам, по которым уже путешествовал. И вот теперь путешествие выстроилось в одну линию – от начала до сегодняшнего дня.
Развлечения
Людмила Борзяк: «Я безумный оптимист»
[b]«Диалоги о культуре» Людмилы Борзяк – так поклонники теперь называют эту сорокапятиминутную передачу, выходящую по субботам на «Радио России». Сколько лет она существует, какие изменения пришлось пережить одной из самых популярных радиопрограмм сегодняшнего дня и что сама создательница думает о современном состоянии культуры – все это Людмила Борзяк согласилась рассказать корреспонденту «Вечерней Москвы».[/b]– Мы уже пять лет в прямом эфире…[b]– Только пять лет?[/b]– Нынешняя программа – прямая наследница двух программ начала 90-х: «Парк культуры» и «Прекрасное рядом». Всего в общей сложности в эфире прошло шестьсот выпусков. А под названием «Диалоги о культуре», как ее знают сейчас, передача существует как раз пять лет, хотя мало отличается от того, что было задумано в 1991 году. Я тогда придумала саму идею программы. А спустя несколько лет мне предложили час в прямом эфире.[b]– Как легче работать – в записи или напрямую?[/b]– Конечно, в прямом эфире лучше. Тут можно уловить, как меняется интонация, куда больше возможность импровизации…[b]– То есть программа «Диалоги о культуре» – детище перестройки и демократии?[/b]– Да. Как и «Радио России» – его год рождения 1990-й. Кажется, совсем недавно отметили в Большом театре десятилетие, а уже 15 в следующем году.[b]– На фоне разговоров об ограничении свободы прессы трудно удержаться от вопроса, чувствуете ли вы какие-нибудь изменения. Когда свободнее работать – сейчас или три-четыре года назад?[/b]– Никаких. Всегда было абсолютно свободно. Руководство доверяло мне с первой минуты. Никто никогда не спрашивал, на какую тему будет передача: это было только мое дело. И должна сказать, что и сама счастлива работать здесь. Я не журналист, образование у меня музыкальное. Читала лекции по музыке, пока кто-то из начальства меня не заметил и не сказал, как в «Чапаеве»: пора тебе, дескать, выходить на мировой уровень! И до «Радио России» мне пришлось поработать в Гостелерадио, в редакции информации и пропаганды иновещания. Там была своя специфика. Не дай Бог употребить без комментариев слова типа «казак» или «татарин», потому что для иностранцев один – это не более чем «человек с пикой на коне», а другой – «в мохнатой шапке и с шашкой». 80-е годы – времена сложные, и там я научилась работать как журналист, уважать слушателя, язык, тему. Теперь я лучше десять раз посмотрю в справочниках, прежде чем сказать что-нибудь. Мы не имеем права на ошибку.[b]– Через вашу передачу прошли многие известные люди. По каким критериям вы выбираете, с кем на сей раз вести «Диалоги о культуре»?[/b]– Все обычно рождается из воздуха. Вот сейчас поеду в Варшаву на книжную ярмарку, там Россия будет почетным гостем. Там будут многие известные писатели, переводчики, критики. Я буду с ними встречаться, вот и родится передача…В прошлый раз была программа на военную тему – к празднику Победы моя ученица (да, уже есть и ученики!) сделала очень интересный проект о матери Марии – Кузьминой-Караваевой. В студии были и Людмила Касаткина, сыгравшая мать Марию в кино, и постановщик фильма Сергей Колосов. Хотя тут уж, признаюсь вам, была моя редактура. Все-таки у программы уже есть свой стиль, который нельзя нарушать. Должна быть адресная подача…[b]– Что означает для вас «адресная подача»? Проще говоря, для какого слушателя вы работаете?[/b]– Я люблю всех слушателей. Наташе, которая делала программу про мать Марию, я так и сказала: ты работаешь для всех – от академиков до домохозяек. Недавно я встречалась с академиком Яниным, говорю ему: мы, журналисты, – простые информаторы, а вы люди ученые, зачем вам это слушать… А он отвечает: ну, вы это бросьте, – я-то вашу передачу знаю! Другой академик после программы о Пришвине прислал новые неизвестные факты из жизни писателя. А есть письма, которые шлют совсем еще дети, слушатели 14 лет, – в них есть мощный заряд духовности. Конечно, есть отклики и раздраженные, просто ругательные. Например, один слушатель возмутился: что это вы все о православии? Я ему объяснила: совсем не обязательно включать радио в субботу именно в 11 часов 10 минут. Ведь у «Радио России» такой огромный эфир! Не хотите – ну и не слушайте. Но я считаю, что мои слушатели – золотой запас России. У нас с ними колоссальная обратная связь.[b]– Сегодня заговорили о возвращении искусства в жизнь, об оживлении кинематографа, театра, литературы. Вы согласны?[/b]– Пришли очень талантливые молодые люди. И ими занимаются. Например, Сергей Филатов возглавляет Фонд социальных и интеллектуальных инициатив – так вот они «прочесывают» всю Россию в поисках новых писательских имен. А главный редактор толстого журнала «Октябрь» дала мне почитать молодую прозу, да так прямо и сказала: это наш будущий Бунин… Конечно, сейчас мы уже не самая читающая страна в мире. Роль литературы и писателей, традиционно считавшихся в России «инженерами человеческих душ», не на первом месте. Но все-таки несколько лет назад едешь в метро и видишь – у всех в руках глянцевые обложки. А сейчас появляется потребность и в другой, серьезной литературе. Вот бывшее ЦГАЛИ (теперь РГАЛИ) выпускает переписку Ивана Шмелева с Ольгой Александровной Брэдиус-Субботиной. Она была его почитательницей, написала ему письмо, и завязалась переписка, да такая, что сам Шмелев предлагал ей: давайте опубликуем нашу переписку, ведь это эпистолярный роман! И правда, книга сказочная.[b]– Есть и совсем иное, противоположное мнение: уровень культуры катастрофически упал, культурный престиж державы невосстановим…[/b]– Андерсен говорил, что с годами мы становимся похожи на колокольных сторожей. Смотрим сверху, и мир кажется маленьким. И вот я вижу: что-то изменяется, варьируется, переходит в другую форму. России очень тяжело сейчас. Много народу ее покинуло. Но ведь и вернулись многие! У нас сейчас по Островскому: вот пришли новые таланты, и им нужны поклонники. С деньгами. Иногда это получается: какой-нибудь богатый человек говорит – а мне за державу обидно! – и поддерживает фестиваль, библиотеки, школьное образование.[b]– Дмитрий Бертман сказал недавно, что его беспокоит утеря обществом духовности. У кого-то есть деньги, катер, вилла, парочка джипов, а у меня что? – должно быть еще больше! – вот это и есть потеря духовности. Такой человек увязает по самую шею, как Саид в «Белом солнце пустыни». И неизвестно, когда подойдет Сухов с чайником живительной воды.[/b]– Но ведь чьему-то ребенку нанимают и бонну, чтобы она рассказывала об искусстве, учила языкам. Это уже хорошо. Помните евангельскую притчу о мытаре? Жил мытарь – сборщик налогов. Драл с людей по семь шкур. И однажды, проезжая на телеге, увидел грязного, страшного нищего. Пожалел его и швырнул с телеги каравай хлеба. И за это ему все было прощено. Потому что у каждого есть надежда сделать в жизни что-то хорошее.Культуре сейчас тяжело по материальным соображениям. Но и духовность никуда не ушла, она есть. Недавно в Третьяковке была шикарная выставка – «Сокровища музеев Подмосковья». Разные музеи привезли экспонаты. И у одной провинциальной музейщицы я увидела шрам через все лицо. Я подошла, расспросила ее. Она тихо ответила: теперь живем получше, получаем на триста рублей побольше. А шрам? А это в наш музей привезли хорошее витринное стекло. Мы его добивались много лет. И вдруг при выгрузке стекло поехало. Прямо на эту женщину. «И я понимала, – сказала она, – если упадет – от стекла ничего не останется. И подставила щеку». Для меня эта история – символ выживаемости нашей культуры, того, что культура не рухнет. Эти люди не дадут стеклу разбиться. Я безумный оптимист и верю в светлое будущее. Этого не истребить.[b]От редакции[/b]: [i]18 мая в Театральном зале Московского Дома музыки – впервые концертная версия передачи Людмилы Борзяк «Диалоги о культуре». В программе лучшие фрагменты постановок «Геликон-оперы» за 14 лет и, конечно же, диалог со слушателями, а также с непредсказуемым Дмитрием Бертманом. Проект некоммерческий, поэтому цена билетов символическая – от 50 до 150 рублей, чтобы прийти смогли люди заинтересованные, вне зависимости от их материального достатка.[/i]
Развлечения
Триумф воли плюс безумство фактуры
[b]Лени Рифеншталь начинала как актриса кабаре. Потом прославилась как настоящая арийская женщина – спортсменка, красавица и кинорежиссер-документалист, обслуживавший режим Гитлера. Ее фильмы «Триумф воли» и «Олимпия» стали знаменитыми. Когда вторая мировая война закончилась, ее за них судили, и она вынуждена была бросить кино.[/b]Кажется, на этом скандальная часть ее биографии закончилась: Лени занялась фотографией и много в этом преуспела, почти забыв о политике. Но и в конце жизни ее ждал новый скандал – правда, уже не общемировой, а локальный.Наш скандал, российский – ее пригласили на фестиваль документального кино в Петербурге и вручили главный приз, что вызвало шквал публикаций и спровоцировало обсуждение творчества, уже, казалось бы, безраздельно принадлежащего Истории. Ибо оказалось, что в России, стране, победившей фашизм, многие по сей день ненавидят ее имя, справедливо связывая его с именами руководителей третьего рейха.Открывшаяся на днях в Доме Нащокина выставка фотографий «Пять жизней Лени Рифеншталь», посвященная всему ее жизненному пути, – продолжение знакомства с уже покойной (совсем недавно Рифеншталь умерла в столетнем возрасте) гранд-дамой мирового кино, без упоминания которой ныне не обходится ни один уважающий себя учебник по киноистории. Но открытие выставки лишний раз напомнило, что история и политика слиты воедино, особенно здесь, у нас.Правозащитница Валерия Новодворская, одна из выступавших, с привычной яростью обругав нынешнюю политику российской власти, вдруг сказала, что творчество Лени Рифеншталь проникнуто... антифашизмом. Снимая парады «истинных арийцев», выступления нацистских вождей, молодежные лагеря гитлерюгенда, весьма похожие на ушедшие в прошлое комсомольские трудовые лагеря, она якобы всегда держала «фигу в кармане». Скорее всего, известную правозащитницу «занесло» под впечатлением кадров из фильма «Триумф воли», который на вернисаже демонстрировал плазменный экран. Кадры и в самом деле впечатляющие – только накладывать на них нынешнее понимание истории и подгонять под цели демократического движения совсем уж неправильно. Что мягко подчеркнул в ответном слове и знаменитый режиссер Отар Иоселиани, сказавший: «Давайте не будем осуждать Лени Рифеншталь. Как не будем осуждать и Михаила Ромма, снявшего «Ленин в Октябре», и Михаила Чиаурели, снимавшего вообще, извините, черт знает что. Эта дама ([i]Лени[/i]. – [b]Ред.[/b]), вероятно, приходила в восторг от фактуры. А фактура-то была жуткая. И мы знаем, каков был конец. И сегодня мы без всякой гордости можем отметить, что мы победили эту страшную штуку. А документ остался. В этом и есть заслуга Лени Рифеншталь».Добавим к этому и слова самой Лени, которыми она отвечала на обвинения в пропаганде нацизма: «Пусть те, кто обвиняет меня в прославлении нацизма, попробуют сами снять документальный фильм! Вы либо снимаете хронику, либо пытаетесь превратить материал в настоящее искусство». Именно то, что ей удалось превратить страшный материал в настоящее искусство, и вызывает неоднозначную реакцию по сей день. А то и желание понять Лени исходя из традиций русской интеллигенции, где искусство всегда есть добро…Тут, впрочем, едва ли есть повод для дискуссии, и безусловное мастерство Лени Рифеншталь не должно обманывать: конечно, ее фильмы есть в чистом виде прославление нацизма. Но в наше время здесь, по-моему, уже нет повода для политических спекуляций.Творчество Рифеншталь – явление истории двадцатого века и истории искусства кино. Посетители выставки смогут познакомиться с ним подробнее, чем до сих пор. А особенно впечатляют фотографии, сделанные Лени в последние тридцать лет жизни и в России, кажется, выставленные впервые. Цветные, огромные, они изображают суданские деревни, африканские обычаи, и главное в них – именно «безумство фактуры». Фрау История обожает лихие повороты – Лени, прославлявшая нацизм с его бредовыми теориями расовой неполноценности, спустя тридцать лет после разгрома гитлеризма стала почетной гражданкой чернокожего Судана – за заслуги перед суданским народом, за яркие, эффектные фотографии, показавшие Европе блеск и нищету Африки.
Развлечения
Не бойся своей деревни, бамбино
[b]Действие фильма итальянского режиссера Габриэле Сальватореса «Средиземноморье», принесшего ему мировую известность еще в 1991-м, разворачивалось в греческой глухомани 40-х годов. История маленькой итальянской роты, просидевшей всю Вторую мировую в отрезанной от мировой истории деревушке, где и не слыхали о попытках переделать мир, а время будто остановилось, была рассказана с теплой и мягкой усмешкой, такой же, как и климат восточного Средиземноморья.[/b]События, о которых рассказывает новый, выходящий в наш прокат фильм Сальватореса «Я не боюсь», тоже происходят в средиземноморской глуши. Только в западной. Это заброшенная деревушка в южной Италии, где даже приезжающий раз в полгода фургон с торговцами обувью – и то событие. И все-таки нравы здесь иные. Чувствуется, что неподалеку Неаполь – неофициальная столица жестоких средиземноморских бандитов и мафии – каморры. И уж здесь-то даже хозяйка единственного крохотного сельпо смотрит по телевизору новости и в курсе всех итальянских дел. В том числе и всколыхнувшего всю страну похищения десятилетнего ребенка, сына миланского миллионера, которого полиция безуспешно ищет вот уже несколько месяцев…Но маленький герой фильма, десятилетний Микеле, ничем таким не интересуется. Он типичный деревенский южанин: целыми жаркими днями напролет гоняет по полям на велосипеде, лазает по высоким букам, разглядывает букашек: словом, переживает пору счастливого детства. Иногда из города приезжает отец – черноусый красавчик, то ласковый и лукавый, то взрывной и строгий. А тут еще и привозит друга – пузатого надменного мужика по имени Серджо. Микеле сразу его невзлюбил…Сюжет фильма стремительно набирает ход с того момента, когда Микеле, по обыкновению гуляя в поле, обнаруживает тщательно замаскированную подземную яму – зиндан. А в зиндане десятилетнего северянина – того самого похищенного богатого мальчишку, о котором говорили по телевидению. И понимает, что похищение под руководством Серджо совершил его отец с той компанией, что иногда наезжает в дом выпить вина и, казалось бы, мирно поболтать за столом…Вот где, кажется, можно развернуться современной режиссуре: тайны, стремительно возникающие неожиданные перипетии, детские предательства, детская дружба и, наконец, венчающий историю кровавый поединок, в котором побеждает добро…И все это в фильме действительно есть. Но Габриэле Сальваторес, настоящий средиземноморец, предпочел иные краски. Там, где современное голливудизированное кино с его очевидным приоритетом сюжета и кинематографического ритма предпочло бы апробированные, резкие и отчетливые художественные формы, он выбирает тона по-южному мягкие и теплые, так что даже яркие цвета кажутся полными нюансов. Он изображает поэзию первого открытия мира – и камера оператора Итало Петриччьоне захватывающе передает и зыбкость колышущегося под ветром поля, и невыносимую сладость полуденной жары, и прохладу наконец-то грянувшего ливня, и угрозу, словно исходящую от потемневшего иссиня-черного грозового неба. Все как в первый раз – да ведь для Микеле это и есть все равно что впервые…И зрителю словно передается чувство еще не порванной временем, суетливой подлостью взрослой жизни связи малыша Микеле с окружающей животно-растительной средой: великолепна сцена, когда Микеле едет по ночной дороге на велосипеде, спеша спасти ставшего его другом маленького узника, и «заговаривает» природу, умоляя ее отсрочить роковой миг, потому что десятилетнего заложника хотят убить, – а ночное поле с его обитателями будто отвечает ему.В фильме Габриэле Сальватореса нет серьезных философских проблем. Не стоит искать в нем и серьезных социальных обобщений. Это просто поэтическая киноповесть о первом открытии мира, залитого солнцем средиземноморского мира – жестокого и некрасивого, изображенного совсем не в стиле туристической открытки, зато с мастерством и любовью.
Развлечения
Джинн, кока-кола и любовь
[b]Сообщение о том, что ставший уже почти легендарным постановщик «Бумера» Петр Буслов попал в аварию и лежит в тяжелом состоянии, застало его поклонников врасплох. На то были причины. Ведь произошло это на индийском курорте Гоа, где актер и режиссер снимался в новом и, кажется, многообещающем фильме Ильи Хотиненко «Зови меня, Джинн!», причем именно Джинна там и играл. (Об этом «Вечерка» уже писала в номере за 26 марта).[/b]Ситуация прояснилась уже в московском «Гоа» – индийском ресторане на Мясницкой, где на днях собрали журналистов вернувшиеся из загранкомандировки Петр Буслов и один из продюсеров фильма Олег Гончаров.Сначала о фильме. Судя по всему, планируется переплюнуть успех «Волшебной лампы Аладдина», «Старика Хоттабыча» и даже «Бриллиантовой руки». «Мы подумали, что сейчас актуальнее создавать не тяжелые фильмы, а радовать людей, – сказал Олег Гончаров. – Поэтому мы и выбрали жанр молодежной комедии». Зрителей, судя по всему, ожидает обилие погонь, головокружительные трюки и давно позабытые опереточные злодеи бармалейского типа. А Петр Буслов рассказал немного о своем герое – джинне, которого молодые герои фильма волею случая выпускают на свободу из банки с кока-колой. Древний дух знакомится с земными страстями и пытается понять, что такое любовь. Но поскольку кинематограф – искусство реальных вещей, то и снимать его надо в реальных интерьерах, которые придадут вещественность ирреальному восточному вкусу рассказываемой истории. Тем более что за последние двадцать лет никто из российских кинематографистов в Индии ничего не снимал, а в Гоа уже очень много русских всех мастей, только не киношников. Потому-то, добавил Олег Гончаров, «мы и решили обрастить нашу историю ГОАшным мясом».Что касается травмы (Петр Буслов пришел на пресс-конференцию на костылях, и до полного выздоровления ему, судя по внешнему виду, еще далеко), то причина была не в Буслове, а в… автобусе. «Автобус в Индии – король дорог, останавливается где хочет и когда хочет», – объяснил актер. Он не сумел вовремя затормозить, оказавшись между «королем» и «принцами» индийских дорог – стайкой перебегавших шоссе детей, и вместе с мотоциклом врезался в дерево. Хорошо, что все обошлось достаточно благополучно, да ведь и 80 процентов «Джинна» уже отснято. А вот проект «Бумер-2», который был уже на подходе, из-за травмы Буслова затормозится. Но обязательно когда-нибудь будет – не терять же из-за сломанной ноги так удачно завоеванный шанс на успех!
Развлечения
Тихие канадские шестидесятые
[b]В те годы, когда происходит действие фильма «Падающие ангелы», автору романа, по которому фильм поставлен – канадской писательнице Барбаре Гоуди – было столько же лет, сколько ее юным героиням: в шестидесятые в канадской глубинке она как раз заканчивала школу и выбирала жизненный путь. Семейный роман – литературная форма традиционная и старомодная, и тем не менее режиссеру Скоту Смиту удалось весьма умело перевести ее на язык современного кино: фильм получился компактным и живым.[/b]Художественные достоинства этой по-настоящему реалистической драмы очевидны. Но для канадского кино не новость стремление к жизнеподобию и социальной аналитике. Для нас же интереснее посмотреть, как «окно в Канаду шестидесятых», которое приоткрывает этот фильм, перекликается с нашими шестидесятыми, причем совсем не теми, «оттепельными», которые сейчас любят вспоминать политики и литераторы, а обычными, для простых людей такими же глухими, как пятидесятые и семидесятые.Простая канадская семья: отец, мать и три дочки – все с норовом, разные. Собственно, жизнь на первый взгляд вполне благополучная. Как у всех. Старшая дочь крутит роман с мужчиной сильно постарше и скоро родит от него ребенка. Средняя – этакий «синий чулок», толстая, в очках, робкая. А вот третья, младшая, в семье вроде гадкого утенка. Она негативистка – ей ничего не нравится. Отца просто ненавидит, считая его тупым солдафоном. И с нее-то начинает раскручиваться давно притаившаяся в семье драма, которая приведет к трагическому финалу. Отец – канадский военный.Когда-то он участвовал в боевых действиях (вероятно, в Корее) и теперь, демобилизовавшись, иногда гоняет всю семью в свое личное бомбоубежище, вырытое во дворе дома. Там устанавливает расписание питания и посещения уборной, чувствуя себя командующим. Поднимая спящих домочадцев среди ночи, он истошно вопит, что «русские выпустили ракету».То, что никакой ракеты нет, его не волнует: реалии холодной войны и вправду говорят о том, что такое в любой момент может произойти. И хотя полемическая заостренность ситуации может шокировать, это все-таки сильно напоминает «гражданскую оборону», существовавшую у нас даже в школах… А мать… когда-то молодая актриса варьете, приезжавшая выступать на передовую для поднятия боевого духа войск, сражавшихся за американские ценности, свела с ума его, молодого солдата, своими танцами. Потом вышла за него замуж, родила детей, и теперь танец для нее лишь далекое воспоминание… Теперь она – алкоголичка.Собственно, в этом одно из объяснений душевной жесткости по-своему очень любящего ее мужа: он понимает, что имеет дело с больным, непредсказуемым человеком, способным на все что угодно. И конец истории подтверждает, что так оно и есть…Каждая семья несчастлива по-своему, заметил еще классик. Но и нам нельзя не заметить, как много схожего внесли в канадские и российские семьи реалии всевозможных «холодных» и «горячих» войн. И ведь не скажешь, что наш кинематограф не обращался к тем же социальным проблемам. Однако канадская «чернуха» отличается от нашей своим несомненным традиционным реализмом и отсутствием идеологизированности. В финальной трагедии виноваты все – и никто; социально-политические обстоятельства – и индивидуальности персонажей; цепь случайностей – и типичные бытовые конфликты времени. Такой традиционный реалистический метод со всеми его чертами – критическим настроем по отношению к неустройству жизни и гуманизмом в изображении простых характеров, одинаковым вниманием к мелочам быта и к острым проблемам социального свойства, – придает истории подкупающую жизненность, а характерам – стереоскопичность.Тонко проработан и фон – мелкие детали времени: черно-белые телевизоры, передачи прерываются строгой политинформацией (все как в СССР в те же годы!), портреты Че Гевары воспринимаются как опаснейший знак диссидентства и молодежной контркультуры, причем девушка, которой портрет революционера дарит ее американский друг, едва ли знает, кто это такой… И, конечно, музыка, живущая в фильме своей, особенной жизнью, подчас говорящая о героях и времени больше, чем текст (композитор Кен Уитли).Тихий фолк – это, конечно, тема старшего поколения. А легко узнаваемая попса шестидесятых, лирическая, сладкая и пустоватая, под которую так легко мечталось, – ее предпочитают слушать младшая дочь и ее американский школьный друг.Конечно, рядом с чисто коммерческими фильмами, заполнившими сегодня наш, да во многом и европейский прокат, скромная, полная скрытого лиризма социально-критическая история одной семьи шестидесятых годов выглядит непритязательно, даже непрезентабельно. Но ведь тихая правда времени не нуждается в ярких одеждах – она и так всегда привлекательна. Хотя, конечно, только для тех, кто ею интересуется…
Развлечения
Вчера дали свободу!
[b]Молодежь предпочитает ничему не учиться, а отплясывать под странные звуки, которые называет музыкой, говорил еще Сократ, звезда древней демократии, впрямую не подтверждая, но и не опровергая простую мысль, что именно молодым людям свобода нужнее всего и именно молодежь при всех режимах оказывается заложницей политической системы.[/b]Впрочем, семнадцатилетний житель челябинской окраины Костян, герой фильма «Игры мотыльков» (режиссер Андрей Прошкин, по повести Владимира Железникова), ни о чем таком не думает. Хотя он тоже своего рода «звезда» – пение Костяна на местных дискотеках так нравится его приятелям, что его качают прямо во дворе. Но это еще что.Вот пригласили же на конкурс молодых исполнителей в Москву! И так хочется занять первое место и вырваться, вырваться отсюда… Но вырваться не получается, а получается… сесть. Ненадолго, конечно, просто ошалевший от удачи Костян своровал чужой автомобиль, повез таких же молодых поклонников и поклонниц прокатиться по ночному городу, да и сбил случайно старичка.Свобода состроила жестокую гримасу: ведь и в Москву съездил со своим шлягером («Я хотел бы, чтобы на свете разрешили курить бы детям. Все равно куплю пива, а не воду, потому что люблю свободу!» – стилизации под дворовое пение под разбитым фонарем, сочиненной и исполненной в фильме Сергеем Шнуровым, не откажешь ни в своеобразной стильности, ни в знании предмета), и занял как-никак третье место, а тут засветил казенный дом… из которого Костян придет уже совсем другим человеком.Не знает юный оступившийся талант и того, что история его и ему подобных уже образовала особый жанр, истоки которого – в кинематографе бывших соцстран. Наши бывшие польские и венгерские товарищи использовали типичные судьбы юных рокеров именно для того, чтобы проанализировать влияние политической системы на молодежь, свободную по определению и по тому же определению абсолютно от всего зависимую. Потом эстафету ненадолго подхватили сусальные молодежные сказки Сергея Соловьева, снятые еще в эпоху недоброй памяти организаций в райкомах комсомола, которые в народе называли «отрядами по борьбе с молодежью». И в последние годы уже казалось, что поколение рокеров выросло и успокоилось, а социальные условия больше не препятствуют свободному брожению… Ан нет. Из сюжета «Игр мотыльков» получается, что на все времена был прав мудрый Сократ. История, кажется, повторяется – если вкратце пересказать сюжет фильма, он почти буквально совпадет, например, с одним югославским фильмом аж конца шестидесятых. Но только сюжет, а не социальные условия, которые, следуя фильму, изменились действительно: мент не только совсем не глуп, но и старается не проявлять излишней жестокости; сорокалетний судья моложав, интеллигентен, романтически несчастен и, кажется, неподкупен; добряк-пенсионер просто душка.Да и вообще все вполне по-человечески правдоподобно. Не изменилась только молодежь – инфантильная, самолюбивая, жадная до жизни и непредсказуемая. Стало быть, весь вопрос в том, как к ней отнестись.Несколько лет назад жаркие споры вызвал фильм Станислава Говорухина «Ворошиловский стрелок», обращающийся примерно к тем же бытовым и социальным реалиям, что «Игры мотыльков». Сравнение тут правомерно по той очевидной причине, что в наши времена расцвета всяческих телесериалов, планомерно демонстрирующих вполне искусственную жизнь благополучных мегаполисов с ее «правдой богатых», в этих двух фильмах мы имеем дело с «дворовой правдой», известной еще со времен итальянского неореализма так хорошо, что ее как ни назови – всяк узнает. Вот только как расставить над этой правдой акценты? Если у Говорухина, умело упаковавшего в формочку «триллера» острую социально-критическую драму, именно разбогатевшая и ощутившая свободу молодежь олицетворяет все злобное и беспринципное, что принесли новые времена, то в «Играх мотыльков» подход авторов кажется куда более человечным и менее политически тенденциозным.И хотя фильм «Игры мотыльков» – это удача в жанре социального анализа, переоценивать его не стоит. Немало отличных актерских работ, легкая режиссерская рука и динамичный ритм…но в итоге-то получилась слишком уж незатейливая история о том, как – обратимся напоследок снова к древней мудрости – молодой журавль высоко взлетел, да низко сел и что из этого вышло. Хорошо, что ничего для него трагического. Что ж так, журавлик? И ответит несмышленыш словами Шнура, кумира своего: «Я, как Портос, дерусь просто так. Мозги важны, но и важен кулак; я получил, но и ты тоже; досталось моей и твоей роже».
Развлечения
Самый великий киноамериканец
[b]Грустный это юбилей – восьмидесятилетие актера, которого не раз признавали «актером номер один» во всем мире. Грустный, потому что Марлон Брандо лежит при смерти уже несколько месяцев. Давнюю ишемическую болезнь сердца резко обострил чисто американский недуг – ожирение.[/b]В последние десять лет некогда символ мужественности и вообще эталон мужской красоты сильно поправился; старость приходит ко всем в разных обличьях и никого не красит, но даже огромный, как слон, толстый Марлон Брандо выглядел на фотографиях и внушительно, и очаровательно.Российские зрители познакомились с ним относительно поздно, и фильм Артура Пенна «Погоня», появившийся на наших экранах в начале семидесятых, никак не отнесешь к лучшим работам актера. Брандо честно играет шерифа в южном городке, пытающегося удержать разгоряченную виски и провинциальными развлечениями толпу от суда Линча, который все-таки устраивают заключенному, сбежавшему из тюрьмы повидать любимую жену. Так и вошел у нас Марлон Брандо в разряд «социально-критических художников современных США», как любили формулировать советские СМИ.И мало кто в СССР знал, что этот актер способен сыграть все что угодно, быть таким разным, непохожим на себя прежнего и самого себя пародировать, играть и драму и комедию, танцевать и мрачно хмуриться с одинаковым и потрясающим эффектом. Да что там способен – к тому времени уже сыграл много всего разного.Итак, Марлон Брандо – секс-символ, грубовато-мужественный американец – это роль в фильме «Трамвай «Желание», сыгранная еще в пятидесятые и принесшая ему славу.Брандо – шекспировский актер: в «Юлии Цезаре» он был Антонием, и это лучшая роль в фильме, а сцена, в которой он успокаивает взбешенную убийством Цезаря толпу, и вовсе вошла в учебники по актерскому мастерству.Брандо – актер комедии: ему отдал дань сам король жанра Чарльз Спенсер Чаплин.Наконец, именно в комедии Брандо ухитрился стать символом американского патриотизма – как раз в фильме Чаплина «Графиня из Гонконга». Там его герой, американский дипломат в Южной Азии, произносит сакраментальную фразу – ее с тех пор помнит каждый американец, ведь актуальности она не теряет: «Я устал спасать мир».Как раз в те годы, когда до наших зрителей дошла «Погоня», Брандо переживал свой второй звездный час. Он стал европейским секс-символом в фильме Бернардо Бертолуччи «Последнее танго в Париже»; с тех пор его имя связывают еще и с сексуальной революцией в Европе. И тогда же сыграл персонаж, который сегодня знает весь мир, – дона Вито Корлеоне, основателя итальянской мафии в Нью-Йорке, в первой части большой киноэпопеи Фрэнсиса Форда Копполы «Крестный отец».Брандо быстро разбогател, став из безвестного, но преданного ученика актерских курсов, внедрявших в Америке систему Станиславского (в 50-е годы она была там в большой моде, и опять же с ее распространением связывают сегодня почему-то его имя, хотя он считал себя всего лишь «учеником великих последователей русского мастера»), знаменитостью в чисто американском смысле – настоящей звездой. О нем судачили газеты. Бессчетное количество женщин и восемь официально признанных детей – а по подсчетам журналистов двадцать пять. Мировая слава была омрачена трагедией, случившейся в начале 80-х с его дочерью Шейенн – отец, Брандо, был против ее брака с молодым человеком, употреблявшим наркотики и увлекавшимся хиппи. Брат Шейенн убил его, и доведенная до отчаяния девушка покончила с собой.Актер и его большая семья сделали все, чтобы журналистам было известно об этом как можно меньше. Но биографы Брандо пишут, что после этого его звезда стала клониться к закату. Он перестал следить за собой. Была в его жизни счастливая отдушина – кусочек земли на Таити, на берегу океана, где можно было прогуливаться обнаженным, как местные жители, далекие от цивилизации, подставляя тело теплому дыханию ветра. Он купил его еще в шестидесятые. «Если в моей жизни и были счастливые моменты полной безмятежности, – напишет он позже, – то это на моем острове, среди таитян. Таити сводил меня с ума, еще когда я был юнцом. Уже тогда я отличался несчастной страстью к чтению журналов «Национального географического общества», а потом, уже в Нью-Йорке, перерывал каталоги и киноархивы, чтобы отыскать хоть какие-нибудь фотографии Полинезии. А когда я увидел Таити собственными глазами, реальность превзошла все ожидания».В те годы такое было причудой даже для голливудского актера – и режиссеры использовали тягу Брандо к экзотике, снимая его то в «Острове доктора Моро» по Уэллсу, то в знаменитой роли безумного полковника, оставшегося во Вьетнаме, в «Апокалипсисе» Копполы – самом сильном американском фильме о вьетнамской войне.Третий звездный час Брандо начался в самом конце 80-х, и это трудно называть звездным часом. После долгого перерыва перед зрителем предстал усталый, опустошенный человек… и по-прежнему великолепный артист. Но поведение на съемках отличалось такой эксцентричностью и подчас даже наглостью, что журналисты писали о нем: «Священная корова взбесилась».Вспышки бешенства, сменяющиеся приступами усталости и депрессии, – не такая уж редкость для старого, хорошо пожившего мужчины, к тому же избалованного успехом. Но с Брандо, видимо, ситуация другая. Наверное, это просто была борьба с Историей – историей кино, в которую уходит – и не хочет уходить удивительный человек и великий артист, сыгравший так много и вопреки возрасту и болезни чувствующий силы сыграть еще много-много больше.
Развлечения
Эркюль Пуаро скончался от тайской болезни
[b]Питеру Устинову было 83 года. Почтенный возраст, когда, собственно, все итоги уже подведены – тем более в его случае: ведь он автор нескольких успешных романов, лауреат «Оскара», прославленный театральный режиссер. А российские зрители, традиционно влюбленные в зарубежный детектив, ярче всего помнят его по исполнению роли сыщика Эркюля Пуаро в экранизациях романов Агаты Кристи – толстого, неуклюжего, простоватого, но хитроватого. Истого британца.[/b]Он работал до самых последних дней, словно не чувствуя возраста. И поехал отдохнуть в Таиланд – в отпуск. Там и подхватил недуг, быстро приведший к неожиданной смерти.Агентства пишут: «Сэр Питер Устинов скончался от загадочной и неизвестной болезни». Смерть вполне в духе романов Агаты Кристи – писательницы, которую он очень любил.
Развлечения
Объект за углом налево
[b]Расположенный рядом с Домом-музеем Горького, что тоже творение великого архитектора Серебряного века Франца Шехтеля, Дом-музей Алексея Толстого выглядит не так презентабельно. Хотя и более… по-домашнему, что ли, ближе к народу, так сказать.[/b]Старый асфальт ступенек, из-под которых уже пробивается мартовская чахлая травка, а на старой московской двери на покосившихся петлях (которую, кажется, легко вышибить одним ударом плеча – но это только кажется) надпись мелом: «Вход в Дом-музей за углом налево». А в самом музее живет вдова секретаря Алексея Толстого: направо – дверь в музей, а налево – в ее квартиру, и табличка на двери с фамилией секретаря знаменитости заботливо сохранена, почищена, поблескивает вызолоченными буковками. Как в старые добрые времена…Но времена-то уже совсем новые и, похоже, недобрые. «У меня нет слов – одни эмоции», – встретила нас заведующая музеем Инна Андреева. В такой же интонации прошел и телефонный разговор с заместителем директора Литературного музея на Петровке, филиалом которого считается (считался?) музей автора «Детства Никиты» и «Петра I».Почему же «считался» и можно ли уже так говорить?В Интернете, электронных СМИ, газетах, в том числе и нашей (см. «Вечерку» за 24 марта), прошла информация по поводу того, что «особняк Толстого продан». Качеством этой информации сотрудники музея недовольны и называют многое пересказанным неправильно. Даем голый факт: Дом-музей Толстого узнал, что… продан. Теперь это собственность фирмы «ЕвроСтрой», которая, как нам объяснили в Литературном музее, уже несколько месяцев занимает часть флигеля и даже была во вполне милых отношениях с музейными работниками. Информация, в большом количестве просочившаяся в прессу, сводится к обычному для наших дней казусу перераспределения собственности в пользу богатых (кого – спонсоров или…), однако с условием, что три года музей будет работать, как работал, его не будут трогать и, следовательно, обществу дан сигнал, что «спора хозяйствующих субъектов» ждать не приходится. Стало быть, вообще все нормально.Однако не все нормально. Во-первых, как объяснили в Литмузее, никто никому ничего не обещал – просто существует некий закон, по которому купленное помещение не может быть перепрофилировано в течение трех лет.«То есть когда наши булочные переделывали под ювелирные магазины, мы знали, что еще некоторое время они будут работать как булочные», – объяснил сотрудник музея. Но это еще не все. Тот же сотрудник сказал: «Мы пока не видели ни одной бумаги о том, что нас кому-то продали. У нас только есть письмо из ДЭЗа, что он расторгает с нами договор на коммунальные услуги, который действовал с самого начала нашего здесь пребывания в связи с продажей дома фирме «ЕвроСтрой». Основной документ о продаже дома дирекция Литмузея увидела по телевизору.Причем оказалось, что музей Толстого, прекрасно, кстати сказать, работающий (в нем много одиночных посетителей и проходят интереснейшие вечера современных переводов и спектакли по Бунину и Чехову, в которых заняты известные московские актеры), был запродан уже во второй раз. В первый раз его продали некоему «Обществу поощрения художеств», ныне уже не существующему, а фирмой «Евро-Строй» дом был куплен уже, видимо, у этого самого общества. Собственно говоря, остальное легко дофантазировать.Некогда, в ранние годы демократии, большой, облеченный властью и полномочиями начальник насдавал помещения шехтелевского особняка в аренду, чтобы объекты культуры могли как-то выжить. Это доброхотство не предполагало таких быстрых изменений и в законодательстве, и в общественном сознании – и вот уже арендаторы, разоряясь, переезжая, а то и попросту улепетывая, стремятся срочно сбагрить то, что и так досталось по дешевке, новым арендаторам. А у новых, побогаче, свои наполеоновские планы – и вот вдову секретаря, того самого, который жил в квартире с позолоченной табличкой, уже вроде бы уговаривают поскорее съехать… Где уж тут задумываться о людях, маленьких театрах, между прочим, очень давней традиции в российской культуре, которой мы вправе гордиться? Ведь не до того…Но есть один вопрос. Ведь музеи-то находятся в федеральной собственности. Как же получилось, что федеральную собственность перебрасывали, как мячик, а работники этой самой собственности узнали об этом «волейболе» самыми последними? Что ж делать? В Литературном музее подтвердили, что направлены письма в самые разные, в том числе высокие инстанции. А в Министерство культуры, сменившее недавно руководство? Конечно… Мы попробовали получить консультацию в Минкульте.После долгих попыток добраться хотя бы до какого-то начальника, владеющего проблемой (например, руководитель отдела охраны недвижимых памятников сидит без телефона по причине ремонта, и его секретарь не может подозвать его для консультации, а в самом министерстве робко посоветовали позвонить в сам музей), удалось дозвониться до заместителя министра Натальи Дементьевой, которая была полностью в курсе, однако комментировать отказалась, объяснив вполне резонно:– Мы сейчас поручили юристам из министерства собрать все необходимые сведения – где, когда и по каким документам была заключена сделка. Уважая СМИ, мы не можем давать непроверенную информацию. Могу только сказать, что существует запрос депутата Госдумы Елены Драпеко к Юрию Лужкову, но московские власти говорят, что ни сном ни духом не знали о совершенной сделке, а «Евро-Строй» не желает показывать нам никаких документов. Разбираться будем обязательно, но пока что все, что мы твердо знаем, – это дата состоявшейся сделки: 30 декабря 2003 года. Вот и представьте себе, что за сделки заключаются 30 декабря…Известна реакция Михаила Швыдкого, который сейчас – глава Федерального агентства по культуре и кинематографии: «Пока документов по регистрации сделки у нас нет, сказать ничего конкретного не могу».Интересно, однако, другое. Вот недавно по телевизору пожилой профессор возмущался тем, что строительная фирма будет заниматься возведением коттеджей на территории пушкинского Лукоморья. Лейтмотив его выступления был таков: рынок, говорил профессор, диктует нам условия жизни – а ведь по-хорошему диктовать, как жить, должен не рынок, а Пушкин! И отчего это преуспевающие стройфирмы так полюбили объекты утопающей в бедности культуры? Не оттого ли, что их легче всего оттяпать? Работники Дома-музея Алексея Толстого настроены хотя и на мрачноватую, но все-таки борьбу. За что борьба – это понятно. Осталось ответить на вопрос – с кем.[b]ОФИЦИАЛЬНО[/b][i]Как сказал корреспонденту «Вечерней Москвы» [b]руководитель Департамента имущества Москвы Владимир СИЛКИН[/b], договор на аренду особняка по Малой Никитской, 6, строение 1/4, был действительно расторгнут еще в 1998 году, и тогда же департамент обратился в Институт мировой литературы с ходатайством о размещении в здании благотворительного фонда «Общество поощрения художеств», который и был заключен. Распоряжение о продаже дома в собственность этому обществу вышло в 2002 году. ООО «Евро-Строй» особняк по документам продан в конце 2002 года. Однако приходится констатировать, сказал В. Силкин, что ни в одном документе, ни в официальной переписке нигде не указано, что флигель является памятником истории и культуры.Несмотря на постановление Арбитражного суда в 99-м году об освобождении помещения флигеля на Спиридоновке за неуплату аренды, никто никаких мер по «выдворению» музея не предпринимал. Городские власти приняли однозначное решение: музей ни при каких обстоятельствах выселен не будет.По словам Владимира Силкина, в городе 65 квартир-музеев. Их статус законодательно не определен – они фактически не числятся ни в аренде, ни в оперативном управлении. Поэтому необходимо выстраивать систему функционирования этих квартирмузеев в целом.Сейчас в связи с ситуацией по музею Алексея Толстого мы создали компетентную комиссию, в которую вошли специалисты по охране памятников, по культуре. Она выяснит все детали и юридические тонкости имущественного спора. Нужно разобраться, является ли здание памятником архитектуры или нет – и лишь после этого давать заключение, насколько законна была его продажа. Если окажется, что при этом нарушен закон, договор однозначно будет расторгнут. Но музей никто не тронет.Вице-мэр Валерий Шанцев заявил, что в этом помещении останется музей.[/i]
Развлечения
Рок-н-ролл? Это между церковью и автомастерской
[b]Юноша, которому судьба предназначила роль одного из первых секс-символов мира и символов молодежной свободы, родился в самой что ни на есть простой семье, к тому же очень бедной.[/b]Американский рабочий класс, провинциальный, типично простоватый – семья из тех, кто все никак не мог оправиться от потрясшей страну Великой депрессии. Родители Элвиса едва сводили концы с концами, зато любили друг друга и посещали церковь. Позднейшие биографы Пресли непременно подчеркивают, что церковное пение и негритянские спиричуэлс (а негритянские голоса считаются лучшими в мире) были первыми впечатлениями мальчика, который уже упивался гармонией, еще держась ручонкой за полу папиного плаща. Так или нет, но и в будущем, уже зрелом певце явно видно влияние блюзов и негритянских песен, которые можно было в те годы услышать в тех краях, собственно, не только по радио, но даже и на улице.И вот первый исторический момент, который улавливают биографы будущей звезды. На провинциальной ярмарке (огромнейшее событие для всей Алабамы!) вместе с лотерейным розыгрышем «для бедных» устроен конкурс юных дарований. Элвису десять лет. Вскарабкавшись на стул, чтобы дотянуться до микрофона, малыш с воодушевлением исполняет песню «Старина Шеп». Умилительно, что талант был оценен… в пять долларов (такова была стоимость второго приза) и право свободного прохода на ярмарку все время ее функционирования. Это, впрочем, голову ему не вскружило: не слишком увлекаясь музыкой, год спустя он просит родителей купить ему велосипед. Но велосипед – непозволительная роскошь для семейного бюджета.«Подождем с этим до следующего Рождества, – смущенно говорит мать, – а пока… что ты скажешь про гитару, а?» Первая гитара Пресли стоила немногим менее 13 долларов, но это максимальная сумма, какую могла себе позволить семья, которой все никак не улыбалась удача. В поисках лучшей доли «клану Пресли» пришлось перебраться в другие места, отец находил и терял работу за работой, а малыш, ради которого, собственно, все это и делалось, поступив в лицей, вынужден был помогать отцу и подыскивать мелкие приработки. Иначе было не прожить. Но гитара, купленная вместо велосипеда, не стояла без дела.Уже в лицее Элвис прославился исполнением народных песен. Осваивая импровизации, он старается незаметно «прошивать» ими знакомые всем мелодии, и получается так своеобразно, что простой рабочий паренек уже вызывает неподдельный интерес. Он снова выступает на конкурсе молодых дарований – теперь ему не надо тянуться к микрофону, это рослый, красивый малый… но не вполне адекватный. Еще одна деталь, на которую нельзя не обратить внимание: Элвис выделяется среди сверстников длинными блестящими волосами. Он специально их отращивал. Начало 50-х – о массовом движении хиппи никто и слыхом не слыхивал, в Америке большие строгости по отношению ко всякому «инакомыслию», и уж, конечно, длинные волосы как форма социального протеста способны вызвать только издевательский смех… Они и вызывают. Но не у всех – в основном у хозяев молодого работяги, который, как и его отец, вынужден менять формы заработка: то работает в магазине автомобильных деталей, то водит грузовик службы доставки и параллельно учится в вечерней школе на электрика. В семье Пресли профессия электрика должна была считаться доходной и престижной, дающей пролетарию нормальное место в обществе.Но талант есть талант – особенно такой, которого нельзя не заметить. Длинные волосы Пресли начинают привлекать молодежь не меньше, чем его голос. А выступление на молодежном конкурсе вызвало у скучающей публики некоторое воодушевление. И вот уже владелец местной фирмы звукозаписи предлагает Пресли – сперва осторожно – записать одну песенку на пластинку… Юношу, живущего с мыслью, что на жизнь придется всю жизнь зарабатывать, ремонтируя в богатых домах электрическое освещение, совершенно очаровывают и сам процесс, и вид пластинки, и собственный голос. Он пропадает в фирме часами… Видимо, именно в эти дни Элвис Пресли почувствовал непреодолимое желание стать певцом, а не электриком.Густой тембр, легкость исполнения, ритмичность и необычная, но привлекательная харизма – все это уже было в нем тогда, но первым менеджерам справедливо казалось далеким от идеала…С мальчиком нужно было еще как следует поработать. Тем более что первые записи расходились плоховато, и Элвис то и дело чувствовал себя неудачником. Одно из многочисленных преданий международных рокеров – его, кстати, излагает и изданная по-русски «Энциклопедия рока», – рассказывает, что, когда на одной из репетиций старый менеджер вышел из себя и выразил Элвису недовольство (видимо, типа «Да ты, балбес, ничего не умеешь!»), молодой Пресли в растрепанных чувствах закрылся в туалете, и вытащили его только обещанием выслушать то, что он все-таки умеет… Правда или нет – кто знает? Но, так или иначе, первый сингл Пресли вышел в свет в 1954-м. Элвис записал несколько песен, исполнив их с приятелем, так что эти дни можно считать и днями рождения первой рок-группы. Весь 1955-й они путешествуют по Америке, – одни, выступая с концертами. О них пишут: «Молодежь поет под голубой луной Кентукки…» А в конце 50-х к первому рокеру мира приходит и мировая слава.Элвис Пресли и «Битлз» – эмблемы раннего рока. Встреча двух кумиров поколения состоялась в 60-е и… принесла обоюдное разочарование. И Пресли, и молодые «Битлы» попытались скрыть его. Но с длинноволосыми юношами из Ливерпуля встречался уже другой Элвис – объевшийся славой, начавший толстеть, многое передумавший, переживший и перепевший. Да ведь, собственно, не так уж много общего было у рафинированных английских мальчиков-поэтов и музыкантов с простым рабочим парнем из «одноэтажной Америки»…Не так уж много. Но была рок-музыка, а они все были ее родоначальниками. И сегодня, вспоминая о тех днях, когда впервые вышла в свет пластинка Элвиса Пресли, мы отмечаем и 50-летие рок-н-ролла – по-прежнему свежего, молодого, любимого миллионами людей во всем мире.
Развлечения
Гранада, Гранада, Гранада моя
[b]«Так вот, – сказал старый бродяга, глубоко затянувшись и выпустив дым, – Федерико Гарсия Лорка не умер в августе 36-го». Фантастическую историю рассказывает этот пьяный, больной старикан в дешевом гранадском привокзальном баре молодому репортеру, приехавшему на празднование юбилея великого поэта![/b]В 36-м, молодой подпасок, он подобрал на дороге раненного мужчину, выползшего из «расстрельной ямы» и судорожно цеплявшегося за жизнь. Ранение в голову – мужчина потерял память… Постаревший крестьянин спустя столько лет встречает его вновь – старого грязного бомжа, не помнящего, кто он такой. И переживает заново те дни, не особенно поддаваясь трагическим воспоминаниям… как вдруг случайно, в документальном фильме о Лорке, видит лицо того, кого спас от верной смерти. Гениальный поэт, потерявший память, стал бомжом в своей родной и так горячо любимой Гранаде, его кормят из милости хозяева местных баров.Роман испанского писателя Фернандо Мариаса «Волшебный свет» лег в основу фильма, получившего приз на последнем московском международном фестивале (где его название перевели как «Божественный огонь», хотя и то и другое по-испански одинаково: La luz prodigiosa). Презентация и русского издания романа, и фильма режиссера Мигеля Эрмосо с участием создателей состоялась на днях в московском Центре Сервантеса.Название-то одно и то же, а вот расхождения между романом и фильмом довольно большие… Прекрасные актеры – популярный испанский комик Альфредо Ланда и широко известный в мире Нино Манфреди, изобразивший потерявшего память Лорку – пронзительно сыграли тему поколения стариков, переживших суровые времена гражданской войны. Образ старого Лорки в фильме разработан детально, а исполнение Манфреди вряд ли можно забыть. Дуэт актеров особенно силен там, где из него извлечен трагикомический эффект: старик-крестьянин изо всех сил пытается заставить нового друга вспомнить молодость и себя самого… Но бомж и удивленный, и благодарный за такое непривычное внимание к себе, вспоминать ничего не хочет. И только в финале, сидя в той самой долине, где расстреляли Лорку, два старика вспоминают его странные, необычные, непонятные и красивые стихи… А вот в романе поколенческая тема отсутствует: он скорее выполнен в модном жанре литературной мистификации. Не чужд и чисто литературных эффектов: репортер, почуявший, что напал на золотую жилу, всю ночь поил старика коньяком, записывая его сенсационный рассказ на диктофон, а уже в поезде обнаружил, что кассета пуста, диктофон не сработал и, конечно, история так и останется фантазией…Да, действительно, фантазия о том, что великий поэт, расстрелянный в 36-м, сегодня живет среди нас как потерявший память бомж, эффектна, но чересчур прямолинейна и лишена философской глубины. На пресс-конференции писатель Фернандо Мариас признался в любви к произведениям Борхеса, к его мрачноватой, «утопленной» в литературной истории фантастике. Правда, развитие фантастической истории в романе вполне борхесовское, с налетом мистики и без всякой психологической разработки образа Лорки. Обыграна лишь загадочность обстоятельств его гибели (напомним, что тела Лорки так и не нашли, и у ряда исследователей по сей день существуют серьезные сомнения в его смерти).Но режиссер Мигель Эрмосо пошел по иному пути, наполнив сюжет реалистическим, человеческим и в конечном счете историческим дыханием. Отвечая на вопрос о теме старшего поколения, он сказал: «Это скорее моя личная тема…»На роль старого Лорки Эрмосо пробовал несколько актеров с мировым именем, но остановился на Нино Манфреди из-за его «sufragimiento» – особой средиземноморской душевной живости и хрупкости, свойственной людям латинской культуры. И все-таки оба произведения хороши по-своему.Неожиданно они дают нашим зрителям и читателям представление о двух разных традициях, растущих из одного корня испанской культуры, напоминая, что Борхес не так уж далек от Сервантеса.
Развлечения
Черно-белые штрихи «оттепели»
[b]Лев Кулиджанов ни при каком режиме не стал бы «звездой». Он был из тех, неудобных и власти, и самому себе, вечно сомневающихся. Интеллигенция. Ей посвящены и два его последних, не самых удачных, фильма – «Незабудки» и «Умирать не страшно», снятых уже во время болезни. А лучшее, что он снял, было сделано на волне хрущевской «оттепели», стартовавшего в те годы серьезного осмысления русской жизни и – несмотря ни на что – художественного новаторства.[/b]Появление Льва Кулиджанова в советском кино – один из знаков поколения. Поколения шестидесятых – когда появилось целое племя художников, внимательно присматривавшихся к реальному советскому быту, а не к директивам начальства.После помпезных сталинских постановок, после пышущих кинематографическим весельем пырьевских колхозов и псевдореалистических киноэпопей о рабочих династиях, ныне справедливо забытых, на экранах больших городских кинотеатров и сельских клубов вдруг появилась другая Россия – совсем не праздничная, в которой простые люди узнали ее, свою страну, и себя самих. Именно с героями раннего Кулиджанова, его фильмов «Дом, в котором я живу», «Отчий дом», «Когда деревья были большими», ныне мы связываем понятие «простого советского человека» с его вечной бытовой неустроенностью, душевной теплотой и совсем не пролетарской, а человеческой солидарностью. А тогда этих героев на экране еще не было.Они пришли с Кулиджановым, Данелией, Ростоцким, Хуциевым. Реальная правда жизни, отраженная в их скромных фильмах, оказалась куда притягательнее масштабных «заказных» постановок предшествующей эпохи. Эти фильмы охотно смотрят и по сей день – ведь психология обычного человека не меняется от того, что меняется власть… Говорит кинорежиссер Георгий Данелия: «Я дружил с Кулиджановым и знаю, какой это был умный, порядочный человек. Скольким он помог, будучи депутатом, – кому с квартирой, кому с пропиской, помогал молодым и не очень…В то время его фильмы были новы и по форме, и по тематике. Тогда это был прорыв. Казалось бы, простые люди, подходящая тема – а власть это все не очень-то приветствовала… Вот у него в «Когда деревья были большими» Юрий Никулин играл алкоголика. А ведь тогда тоже боролись с пьянством, и его заставили переснять сцену, где он пьет. Кулиджанов с досады переснял назло: стоят три алкоголика в пивной и пьют… кефир. Он-то думал, что ему скажут: ну, это уж слишком, пусть им хоть пива в кружки нальют! Нет, начальству понравилось. Так и прошло…Он много лет был главой нашего Союза кинематографистов. И во время его правления у нас, мне кажется, не случилось ни одной склоки. А в те годы во всех творческих союзах кого-то клеймили, исключали, – абстракционистов, диссидентов, да кого угодно. А у нас при нем, по-моему, ни разу ничего такого не было. Он ведь защищал практически все фильмы, которые начальство пыталось положить «на полку», – а их знаете сколько было? Гораздо больше, чем писала пресса. Даже к Бондарчуку было замечание – почему в фильме «Степь» раков едят руками, они что, дикари? Да как же вы изображаете русских!.. Такие были времена…»Да, времена были такие. И надо помнить об этом. Но ведь мы представляем их именно по фильмам шестидесятых, по работам Льва Кулиджанова!..Именно ему, завоевавшему тогда огромный успех у миллионов зрителей, удалось сказать настоящую человеческую правду о многом – и о судьбе вернувшихся с фронта, и о бедности деревни, и о психологии простого труженика, и о реальной, не протокольной роли того, что советская идеология называла ученым словом «коллектив» и что на самом деле есть обыкновенная человеческая душевность. И даже о засахаренной нашими идеологами сложной фигуре Маркса – телефильм «Карл Маркс. Молодые годы» никак не упрекнешь в лживой идеологичности и антиисторизме… Все проблемы современны по сей день. И успех нынешней телеретроспективы киноработ Льва Кулиджанова, приуроченной к его юбилею, подтверждает: его фильмы живут.
Развлечения
Скромное обаяние свежего дыхания
[b]18 марта на сцену ЦДК в последний раз вышло жюри традиционного московского фестиваля фильмов о любви.[/b]За десять дней было просмотрено около сорока фильмов, из них целых три – скандальных (ведущая не назвала их, но, конечно, тут не обошлось без французского фильма Катрин Брейя «Анатомия ада», вызвавшего большой интерес и ничего не получившего в награду, кроме ограниченного российского проката), и что за все время фестиваля выходящих из зала до окончания просмотров замечено не было (что не вполне соответствует действительности, особенно если иметь в виду просмотры внеконкурсные).Гран-при «Золотая стрела» с формулировкой «свежее дыхание хорошей комедии, говорящей о серьезном», достался немецкому фильму «Освобожденная зона». Его поставил молодой режиссер Норберт Баумгартен – он родился в ГДР в 1973 году, а отмеченный на «Ликах» фильм – его первая полнометражная работа, рассказывающая о жизни в современном немецком провинциальном городке, – местами забавной, местами скучной, но вполне обычной.Приз за лучшее исполнение мужской роли получил Ондржей Ветхий за участие в словацком фильме «Крутые радости» (режиссер Юрай Нвота). И тут речь о жизни спокойной и размеренной, и тоже провинциальной. Правда, действие происходит в 1933 году, но ведь в Словакии – одном из самых тихих уголков Европы… Артист получил награду «за воплощение истинно чеховского характера».Лучшей женской ролью признана работа Сары Полли в фильме испанского режиссера Изабель Койше «Моя жизнь без меня» (Испания – Канада). «Жесткий и прочувствованный портрет умирающей молодой женщины» удалось создать актрисе, сыгравшей 23-летнюю Энн, молодую жену и мать двоих детей, внезапно узнающую о своей смертельной болезни.Некоторую интригу раздаче призов придали слова председателя жюри шведской актрисы Лены Эндре, что у нее целых пять номинаций (вместо заявленных четырех). Дело в том, что «Серебряную стрелу» за лучший романтический дуэт жюри присудило двум парам из двух, таких разных лент. Приз получили, во-первых, датские артисты Сидсе Бабетт Кнудсен и Бьорн Къеллман (фильм «Взгляни налево – увидишь шведа». Режиссер Наташа Арти молода, но уже получила определенное признание в кинокругах Европы). А во-вторых, южнокорейские актеры Сон Е-Дзин и Чо Ин-Сун – фильм «Классика» режиссера Квака Чже-Ен, девиз которого – кино надо снимать для того, чтобы его смотрели.Отмеченные на нынешнем фестивале картины вряд ли станут вехами в мировом кино. Но представление о разных ликах любви они создают.
Развлечения
Сколько весит душа
[b]«Мне нравятся многогранные и противоречивые личности, какими являются я сам и все, кого я знаю и люблю. Ни один человек не может быть просто хорошим или плохим. Мы следуем течению в огромном мире обстоятельств. Я хотел показать слабые и сильные стороны людей, вовсе не осуждая их».[/b]Слова принадлежат мексиканскому режиссеру Алехандро Гонсалесу Иньярриту, известному нашим зрителям по нашумевшему в свое время фильму «Сука-любовь». Теперь его имя вновь на слуху – новая работа режиссера называется «21 грамм». Она уже вызвала неоднозначную реакцию в Европе и Америке. Да и неудивительно – ведь даже из простого высказывания Иньярриту видно, что фильм его сложный, серьезный, из тех «неголливудских» проектов, что отказываются идти проторенными путями, а мучительно подыскивают свой собственный путь к истине о человеке.В фильме три основных персонажа. Молодой, но очень больной профессор (его играет Шон Пенн) имеет лишь один шанс выжить, пересадку сердца. И ему вполне успешно пересаживают сердце отца семейства, которого сбила случайная машина. Вместе с ним погибли двое его малышей, а водитель не остановился – испугавшись, проехал мимо. Вполне традиционная ситуация для любого мегаполиса, в том числе и для того, в котором мы с вами живем… Но сердце, вживленное в профессора, – сердце неспокойное. Может быть, сам профессор, терзаясь совестью, пытается узнать побольше о человеке, чей «мотор» теперь работает у него в груди. А может быть, вечная загадка человеческого сердца дает о себе знать почти мистически – и между ним и вдовой погибшего, Кристиной (Наоми Уоттс) вспыхивает любовь.Но тут волею авторов (сценарий Гильермо Арриага, придумавшего и «Суку-любовь») возникает третий герой. Он почти страшный, во всяком случае – необычный. Живой, порывистый, как зверь, плотно сбитый Джек Джордан (Бенисио дель Торо) – бывший зэк. Он перевоспитался и теперь ревностно верит в Бога и посещает мессы. Он верит, что все, что делает Бог, – хорошо, просто человеку не дано узреть промысел Божий. Но именно его, уже начавшего привыкать к человеческой жизни после тюремных издевательств, спокойно зажившего со своей женой и двумяребятишками, Бог снова подвергает испытанию: ведь это он, Джек Джордан, и есть невольный убийца мужчины и двух чужих детей на темной автотрассе. Он, он сбил их и не остановился. И теперь ему очень страшно.Итак, измученный профессор с чужим сердцем в груди испытан на любовь. Женщина, потерявшая все, – на способность преодолеть отчаяние, жить дальше. А грубый бывший преступник – на веру в Бога, в его справедливость.Выдержат или не выдержат? Фильм не отвечает на этот вопрос. Он предлагает зрителю историю, в которой, как в жизни, на него приходится отвечать каждую минуту, на каждом житейском повороте. И в финале оставляет надежду: сценарист наконец-то сводит вместе трех героев драмы, моделируя экзистенциальную «пограничную» ситуацию, когда каждый из них имеет полное право проявить жестокость. Это испытание для человеческой сущности. Но каждый из них проявляет человечность. Таков финальный, но, увы, совсем не светлый аккорд фильма.«Говорят, что каждый человек в момент смерти теряет 21 грамм. Столько весит горсточка пятицентовых грошей, плитка шоколада, птица колибри…» 21 грамм – вес человеческой души.Фильм дважды номинировался на «Оскара», а на Венецианском кинофестивале призы получили актеры – Шон Пенн, Наоми Уоттс и Бенисио дель Торо, то есть все три персонажа этой совершенно обыкновенной истории – такой же обыкновенной, как ежедневные сводки о дорожных происшествиях, самоубийствах, психических срывах. Как обыденное течение жизни. Пристально вглядевшись в это обыденное течение, Алехандро Гонсалес Иньярриту сумел сказать нечто важное о современной жизни, бестолковой, суматошной, полной человеческих драм – в которой, невзирая ни на что, есть место любви, благородству и человеческому достоинству.
Развлечения
Когда Европа была молода
[b]Еще когда Бернардо Бертолуччи был юным школьником, сыном известного поэта, писавшим лирические стихи, его уже называли гением. Бернардо вырос, но о нем продолжали говорить так же. А гению позволяется многое.[/b]Близкий к левому движению, он вступил в итальянскую компартию, чтобы творчеством содействовать скорейшей революции и социальной справедливости. Как и его товарищи, он неоднократно говорил, что против подавляющего личность буржуазного общества необходимо бороться по китайскому рецепту – с книгами в руках, и только. Он снял почти революционного «Конформиста», фильм-обвинение тем итальянцам, кого левые считали ответственными за итальянский фашизм, – этот фильм расколол левую интеллигенцию. Потом произвел сексуальную кинореволюцию фильмом «Последнее танго в Париже». И, наконец, снял киноэпопею из итальянской жизни «Двадцатый век». И еще много снял Бернардо Бертолуччи, прежде чем на проходящем в Москве фестивале «Лики любви» показали его новый фильм «Мечтатели», выходящий в наш прокат.Этот фильм напрямую связан с перечисленными – и тем, что снова говорит о политике, и тем, что обращен к молодости. Молодость самого Бертолуччи очень похожа на молодость юных поэтов и киноманов, волею судьбы оказавшихся втроем в богатом парижском доме во время революционных (опять-таки почти революционных) событий 1968 года, когда свободолюбивые студенты закидали полицейских «коктейлями Молотова», а потом выяснилось, что все их требования сводились к свободе сексуальных отношений. Впрочем, за такое суждение могут упрекнуть в близорукости, а то и в провокации… Стоп, но тогда придется упрекнуть и некогда пламенного революционера Бертолуччи и его «Мечтателей».«Втроем в богатом доме» – это значит вот что: брат с сестрой без родителей. Благополучный поэт с женой уезжают в отпуск на юг и оставляют двоих детей одних. А третий – юный американец, приехавший на стажировку в город Гюго и Верлена.Троицу объединяет любовь к кинематографу. Они вспоминают отрывки из любимых фильмов, и эти коротенькие фрагменты Бертолуччи вставляет и в свой фильм, таким киноманским способом иронически комментируя психологические состояния героев. Еще они занимаются любовью, что весьма интересно, если учесть, что у девушки и американца все это в первый раз.Так что объединяет этих ребят не только любовь к кино, а – и по преимуществу – их брызжущая жизненными соками молодость… А вот финал разъединяет их, уже так «вписавшихся» друг в друга. Свел их секс, а развела политика. «Представляешь, как это здорово – бороться против кучки зажравшихся богачей с помощью одних только книг. Так, как в Китае», – мечтательно говорит сынок хозяина парижского дома американскому другу.Чем не революционно настроенный модный гений Бернардо Бертолуччи, в свое время горячо поддержавший студенческие волнения в Париже 68-го и маоистские настроения в итальянской компартии? Но американец, при всей своей наивности куда яснее представляющий себе настоящую свободу, смотрит в самый корень – и видит то, что отказывались видеть левые интеллектуалы Европы. «Нет, не с одними только книгами, – резонно возражает он. – А с ОДНОЙ ТОЛЬКО КНИГОЙ! И та – цитатник Мао». Тут-то друзья и расстаются. Брат с сестрой яростно швыряют в полицейские кордоны бутылку с горючей смесью, а ошеломленный бессмысленностью их действий американец грустно продирается сквозь беснующуюся толпу «поближе к воздуху».«Блажен, кто в двадцать франт и хват, а в тридцать выгодно женат», – такой иронической цитатой «припечатал» очевидную эволюцию Бертолуччи – коммуниста-революционера 70-х и благодушного соглашателя 90-х – критик Борис Парамонов. Это критик, начинавший с поколением семидесятых, в эпоху борьбы за еврокоммунизм «с человеческим лицом». Но фильм Бертолуччи «Мечтатели» вовсе не выглядит запоздалым отречением от ошибок молодости. Просто Бертолуччи постарел вместе с Европой, успевшей с тех молодецких пор пережить разочарование и в коммунизме, и в американской политике, и в идеалах самой левой европейской интеллигенции, продолжающей спорить о том, насколько продуктивен пацифизм, и при этом неспособной справиться с невиданным с прошлой войны всплеском ксенофобии и антисемитизма. Разумеется, эти проблемы слишком сложны, чтобы уместить их в один камерныйрассказ о собственной молодости – но именно такой рассказ и предлагает Бертолуччи. Ни о чем не сожалеющий, отнюдь не разочаровавшийся в грехах бурной юности старый художник просто рассказывает, «как все было», новому поколению, используя для этого модную сегодня жанровую конструкцию молодежного эротического фильма – в меру насмешливого, в меру драматичного, в меру эротичного… И просто с нежностью напоминает новой молодежи о тех временах, когда Европа наивных левых энтузиастов, охваченная борьбой против всех и всяческих запретов, была намного моложе… и, быть может, свободнее, чем ныне, когда о свободе толкуют все кому не лень.
Развлечения
Они снимают откровенно
[b]Одной из самых ожидаемых премьер проходящего сейчас в Москве международного кинофестиваля «Лики любви» стал французский конкурсный фильм «Анатомия ада», снятый режиссером Катрин Брейя по ее же роману «Порнократия». Катрин Брейя уже известна нашим зрителям по фильму «Романс», принятому российским зрителем без особого шума.[/b]А вот во Франции он произвел шокирующее впечатление откровенностью сексуальных сцен – а ведь французская публика видала виды… В чем же тут дело?Наверное, не надо путать эротическое кино, в том или ином виде существовавшее с самого изобретения «седьмого искусства» и ныне всем давно привычное, с фильмами о сексе, пытающимися всерьез проанализировать загадку пола.История таких фильмов как раз совсем молода. В свое время впечатление шока было у западной, да потом и у нашей публики от фильмов Нагисы Осима «Империя чувств» и Бернардо Бертолуччи «Последнее танго в Париже». Эти фильмы никак не эротические, они сняты не для развлечения и совсем не похожи на фотографии из «Плейбоя».Откровенность сексуальных сцен в них совсем не случайна, она составляет суть всего произведения, его смысл. Но до недавнего времени всерьез говорить о сексе было прерогативой режиссеров-мужчин… И вот во французском кинематографе и литературе случился «женский прорыв». Его обсуждает французская пресса. В чем причина того, что эстафету перехватили женщины? Так ли круто изменилось общество за последние двадцать лет, необратимы ли те очевидные изменения, какие претерпела традиционная мораль, и, наконец, трудно ли женщине снимать откровенный секс?Об этом на страницах журнала «Пари-матч» рассуждают самые скандальные женщины-режиссеры французского кино – Катрин Брейя и Анн Фонтейн, снявшая тоже нашумевший фильм «Натали…». Он вскоре выйдет в российский прокат, как и новый фильм.[b]Катрин Брейя[/b]. Это позволяет надеяться, что диалог, который «Вечерка» перепечатывает с незначительными сокращениями, будет небезынтересен читателю.[b]Пари-матч. Оба ваших фильма можно напрямую назвать сексуальными. Но если «Анатомия ада» – фильм более зрелищный, то «Натали» – скорее «разговорный»…[/b][b]Анн Фонтэйн[/b]. Писатели – особенно такие, как Флобер, Стендаль, – всегда вдохновляли меня больше, чем кинематографисты… Мне это необходимо – оттачивать свою впечатлительность, наблюдательность. Не зацикливаться на одном только изображении секса, а стремиться к большей тонкости. Что предпочесть – шокировать зрителя напрямую или косвенно? Я предпочитаю идти не напролом, а в обход, тем самым провоцируя зрителя на самоанализ, чтобы он бросил взгляд вглубь самого себя.[b]Катрин Брейя[/b]. Кино – это не просто способ рассказать какую-нибудь историю. В «Анатомии ада» я искала поэтический язык, квазиметафизический, когда образы имеют двойной смысл. Пуританские наклонности, которые очень сильны во мне, всячески мешали этому. Но ведь если ты не пуританин, тебя такие проблемы не трогают вовсе! Я старалась снимать сексуальные сцены так, словно их в кино до меня еще не было, не как порнографический объект, а скорее посмотреть на это девственным взглядом. Я хотела показать, откуда взялся мир.[b]А.Ф.[/b] А теперь, по-моему, тебе некуда дальше идти![b]ПМ. Французские режиссеры-мужчины не такие смелые, они отстают от вас в откровенности изображения женского желания и наслаждения в любви.К.Б.[/b] Мужчины любят толковать о низшей роли женщин потому, что для них очень важно подчеркивать ощущение своего пола. Вместо того чтобы идентифицировать себя с мышлением, что сразу стало бы их сильной стороной, они предпочитают хвастаться своими жизненными соками. Но человеческая сексуальность во много раз сложнее, чем сексуальность животных. Именно мужчины подвергают всяческой цензуре тот факт, что как только мужчина начинает испытывать к женщине сексуальное влечение, большая часть его силы самца от него уходит, зато приходит чувство, эмоция. В этом и есть его человеческое.[b]А.Ф.[/b] Женщины овладевают темой человеческой сексуальности потому, что сексуальность есть важная часть их жизни. Нам, женщинам-режиссерам, сегодня бесчестно превращать творчество в конкуренцию! Мы вовсе не ставим целью поверхностно раздуть проблему. Грубое и буквальное изображение секса не способно и не будет способно поднять завесу над той тайной пола, с которой каждое живое существо по определению сталкивается лицом к лицу.[b]К.Б. [/b]Но именно поэтому и надо показывать все это. Снимать секс, это все равно что увеличивать пространство тайны. Я хочу материализовывать запретное, чтобы понять, почему оно запретное. Я снимаю вуайеристское кино, чтобы заставить зрителя эмоционально прочувствовать то, что он отвергает. Прикасаясь к запрету, я побуждаю бороться против него.[b]ПМ. С каким чувством вы снимаете любовный акт? И как уговорить актера сниматься обнаженным?А.Ф.[/b] Не нужно говорить: вот в этой сцене сыграй серьезно, а там не старайся, там только твой голый зад мелькнет… Голый зад – тоже эмоция зрителя, я не вижу тут разницы. Интересно, что Эмманюэль Беар с большим трудом согласилась произносить на съемках откровенные до непристойности реплики, которые ей пришлось говорить по сценарию, а вот откровенные постельные сцены сыграла легко, без смущения. Это всегда на грани. Творчество сродни сексу. Снимать актеров – тоже акт эротический.[b]К.Б.[/b] Да, это все равно что заниматься любовью с собственным фильмом. Я сказала одной актрисе, которая была готова на реальный половой акт перед камерой: «Напрасно вы думаете, что это так необходимо, не старайтесь зря, в кадре будет только ваше лицо». А вот для актеров вступить в интимную связь перед камерой – проблема гораздо большая. Попадая в мир табу, запретов, при съемке сексуальных сцен начинаешь иметь дело с пространством любовного исступления. Словно берешь штурмом священное. И тут внутренний свет, излучаемый актерами, совершенно затмевает порнографичность сцен. Полное экстатического восторга, серафическое лицо женского сексуального наслаждения есть и самое прекрасное женское лицо вообще![b]ПМ. Что нового привносят в съемочный процесс режиссеры-женщины?А.Ф. [/b]У женщин более свободное поле для исследований. Они, может быть, рассудочнее в вопросах сексуального свойства, но зато они предоставляют всему идти своим чередом! В моих предыдущих фильмах речь шла о мужчинах. И вот я впервые в жизни пытаюсь глубоко проникнуть в женское. Мне симпатично это ощущение раздвоения, я могу балансировать на грани полов. Мне никогда не нравилось быть женщиной, но я сама выстроила в себе женское. Когда мне было двенадцать, я думала, что лучше бы родилась мальчиком. Я хотела спрятать грудь. Я занималась классическим танцем, который делает с человеческим телом все что угодно. Имели значение и проблемы материнства. Мне говорили: «Если ты будешь гулять с мальчиками, ты рискуешь забеременеть». И я жила в стыде и страхе. И потом эти унижающие мужские взгляды на улице, низводящие женщину до объекта вожделения. Все это я и пыталась инструментализировать…[b]К.Б.[/b] Да, женский режиссерский взгляд действительно отличается стыдливостью. Что до меня, то я родилась как будто сразу в этом теле. Я чувствовала себя созданной для счастья, лазила по деревьям, дралась с мальчишками. У меня никогда не возникало желания иметь мужской член, никакого чувства неудобства от его отсутствия, о котором говорил Фрейд. В одиннадцать лет я еще ничего не испытывала к мальчикам, а грудь у меня уже была 90! Но наступает время, и вдруг понимаешь, что у тебя есть тело и что существуют правила игры, и что ты объект желания, да просто сексуального вожделения, и вот тебе уже говорят, что ты нуждаешься в защите от себя самой… Да, тут есть проблема для обсуждения, насчет стыдливости.[b]ПМ. Какая часть вас самих присутствует в ваших фильмах?А.Ф. [/b]Я чувствую себя орудием для конструирования персонажей. Сюжет интересен, когда его темная слепая часть становится действием. В сущности, именно это самое волнующее – приобретать в кинематографе тот опыт, которого у тебя нет в жизни. Я интересуюсь персонажами, у которых трудности, половое безразличие, иногда желание умереть. Вот говорят о женской фригидности, но ведь это передается им от мужчин. Чарльз Берлинг, игравший у меня мужчину, безразличного и эмоционально, и сексуально, – вот, может быть, немного я сама. Я никогда не присутствую в своих фильмах буквально. Придумывать истории – это помогает мне перенести диктат реальности, принуждающий женщину стремиться к первенству и в сексуальном плане, и в профессиональном, и так далее. Несмотря на мою жизненную силу, я пессимистка.[b]К.Б.[/b] А я умею направить свое собственное бессознательное, что меня очень радует, ибо именно эта, слепая часть сознания и создает фильм. Я много думала о своем фильме «Романс», пытаясь приспособить его к самой себе. Понять, что в нем было от моего бессознательного, что было мной. И однажды я вдруг почувствовала, что эти попытки изменили меня. Больше в роли жертвы я быть не хочу.
Развлечения
Такие разные физиономии любви
[b]«Добрый вечер», – сказала по-русски немецкая кинозвезда Ханна Шигулла, открывая в Доме кинематографистов кинофестиваль «Лики любви».[/b]А директор кинофестиваля Марк Рудинштейн рассказал, как много лет назад, еще, в сущности, мальчишкой, целый день просидел внутри Дома кино «в неприличном месте» только для того, чтобы пробраться-таки в конце концов на фильм Фассбиндера с ее участием «Замужество Марии Браун»…Поделилась воспоминаниями и Шигулла: родившаяся на немецко-польской границе, она поехала в Париж, сведенная с ума песенкой Эдит Пиаф, где были слова: молодой ты или старый, на востоке или на западе, но без любви ты – ничто… Припев этой песни она исполнила со сцены по-французски, а приветствие фестивалю произнесла по-немецки, так что открытие «Ликов любви» состоялось почти на всех европейских языках. А на тех, которые позабыла Шигулла, название фестиваля высвечивалось слева и справа от экрана.Хотя в жюри не было звезд с такими же громкими именами, как у Ханны Шигуллы, оно выглядело солидно. Историк кино из США Рон Холлоуэй, хорватский режиссер и продюсер Бранко Шмидт и датский киножурналист, редактор очень известного в киномире журнала «Мувинг Пикчерс» Йорн Россинг Йенсен представляли его мужскую половину. Женскую – израильский режиссер с очень кинематографической фамилией Лина Чаплин, индийский режиссер Ревати, француженка Шахла Нахид и молодые, но очень известные у себя на родине финская и шведская актрисы Мария Ярвенхельми и Лена Эндре (последняя из них, избранная председателем, сказала, что для нее «большая честь председательствовать в таком фантастическом жюри»). Женщин в жюри больше, но это и понятно – ведь если раньше фестиваль проходил в морозном январе, то теперь его открытие было приурочено к 8 Марта – женскому празднику и ожиданию теплой весны.В конкурсной программе – более полутора десятков новых картин о любви, которые будут соревноваться по четырем номинациям: лучший фильм, лучший романтический дуэт, лучшая мужская и лучшая женская роли.Среди ожидаемых «хитов» – новый фильм скандально известной Катрин Брейя «Анатомия ада» по ее же роману «Порнократия». Творчество Катрин Брейя целиком посвящено сексу, она исследует природу физических отношений между мужчиной и женщиной и, заметим, вызывает своей смелостью неоднозначное отношение даже в известной свободными кинонравами Франции. Увидят зрители и сербский фильм о любви – надо надеяться, это станет приятной неожиданностью, ведь мы привыкли к тому, что вести из Сербии редко бывают хорошими. На информационных просмотрах фестиваля будут показаны новые фильмы мастеров итальянского кино – «Делай это!» Тинто Брасса и «Мечтатели» Бернардо Бертолуччи.А открылись «Лики…» новым фильмом Сергея Соловьева «О любви» по произведениям Чехова. Собственно, он уже не совсем новый – снят был год назад, переведен на цифровое изображение, и тут-то, как объяснил Сергей Соловьев, «мы почувствовали, как из картины ушла душа… и целый год занимались тем, что пытались вдохнуть ее вновь».Эффект, хорошо известный любителям симфонической музыки, объяснил Соловьев: современный диск точно фиксируетзвучание, а вот дрожание воздуха вокруг звучащего инструмента, то есть то самое, что создает атмосферу живого исполнения, отпечатывается только на виниловой пластинке. Впрочем, вряд ли эта точка зрения абсолютна, но она безусловно приложима к новому фильму Соловьева, чрезвычайно красивому пластически, в котором большое место занимают и атмосфера трепетной свежести утра, и поэзия глухой, но уютной усадьбы, и даже цвет речной волны. «Фильм именно о ликах любви, – сказал режиссер. – Может быть, не так высокопарно – не о ликах, а о лицах любви, иногда даже о физиономиях любви… о ее многоликости». Три произведения, разностильных и разножанровых – рассказы «Доктор» и «Володя» и водевиль «Медведь», неожиданно прозвучавший у Соловьева очень грустной нотой, – режиссер объединил в кинороман о любовных страстях в чеховских «уездных сумерках».Любовные истории великолепно разыграны актерами Евгенией Крюковой и Александром Абдуловым, Александром Збруевым и Татьяной Друбич.Но это лишь самые первые фестивальные лики любви…
Развлечения
Сказ о сентиментальном кровососе
[b]Корни вампирской темы – наши, родные, славянские. Сам Пушкин, бывало, наслушавшись сказок Арины Родионовны да начитавшись французских книжек про сербскую экзотику, писывал в молодости… Но это уже так старо! После копполовского «Дракулы» мы даже успели забыть, что настоящий царь вампиров граф Дракула – родился в Румынии, так по-голливудски изысканно он обработан. История кино знает упырей и российских, и английских, и японских. А вот с появлением фильма «Эффект близнецов» еще и гонконгских.[/b]Вот уже громко объявлено, что фильм режиссера Данте Лама закрывает тему и освежает жанр. «Мы долго ждали, когда всему этому придет конец. И вот Данте Лам смешал, вывернул и обесчестил привычные и любимые до слез штампы киновампирской темы…»Что ж такое происходит в Гонконге? А в Гонконге поселилось племя вампиров. Забавно, что эти мерзкие твари все с внешностью европейцев, а руководит ими страшный красноглазый Герцог. Иногда он подозрительно похож на английского премьер-министра, что, впрочем, наверняка непреднамеренно. Герцогу нужна магическая книга, позволяющая увеличить вампирскую силу в сотни раз, а для этого необходимо найти последнего принца-вампира, проживающего на территории Гонконга. И вот тут-то случается заминка. Принц в фильме – единственный вампир азиатского происхождения, и тот из бывших: давно «завязал», подобрел и всей душой полюбил мир людей. Кровь больше не пьет, предпочитая голодать, а ко всему прочему еще и влюбляется в очаровательную девушку, которая принадлежит к Лиге истребителей вампиров (если дело дошло до того, что понадобилась целая лига, то, надо полагать, вампиры и вправду сильно достали гонконгцев). Естественно, что архетип темы остается вполне традиционным: любовь невинной души спасает сентиментального кровососа, а Герцогу вбивают осиновый кол в самое сердце… Кровь льется рекой, вампиры стремительно выпускают зубы, гоняют на мотоциклах и летают, как черные комары, а традиционный чеснок (европейская культура считает, что вампиры не выносят чесночного запаха) заменен более привычной для Азии банановой пищевой добавкой: это противоядие от укуса. Так что зрителей ждет развлечение на полную катушку, и особенно приятно, что балансировать на той грани идиотизма, какую предполагает столь рискованный поворот темы, помогает изрядная доля здорового юмора, вполне органично контрапунктирующего с мистикой. Пародийно-пиаровский момент выглядит еще яснее, если сказать, что фильм-то называется «Эффект близнецов» только потому, что две главные женские роли сыграли «Близнецы» – так называется известный на всю Юго-Восточную Азию молодежный дуэт, который, наверное, гонконгцы каждый вечер видят по телевизору в рекламе «Кока-колы». Ну как тут относиться всерьез? Да и не надо! Ведь кинематограф «вампирской темы» делал все, чтобы эту тему окультурить или, точнее сказать, «оцивилизовать». Фантазия режиссеров, обращавшихся к теме нечисти, достойна всяческого восхищения. В галерее киномонстров есть теперь и человекопингвин, одержимый стремлением доказать миру, что «не в канализации родился», и Дух помоек, запоминающийся понятным желанием помыться на элитном курорте для нечистой силы. Сохраняется высокий спрос и на романтические замки, завывания ветра, гремящие цепями привидения, волков-оборотней и прочие утонченности. В «Эффекте близнецов» кровь, например, пьют не торопясь, неспешно причмокивая, из бокальчиков – вот сейчас начнут оценивать букет. Зато когда разбушевавшихся кровососов насильно накормили транквилизаторами, они начинают дергаться и пританцовывать в такт песенке этих самых «Близнецов» – и становятся такими симпатичными и человечными… чем не рок-звезды семидесятых? Все для зрителя – и, ничего не скажешь, действительно весело. Ведь не пугают, а только развлекают. Коммерческое кино есть умелая щекотка нервов… По иронии судьбы (а, хочется думать, отнюдь не по мистическому совпадению) как раз в те дни, когда прокатная фирма рассылала приглашения на премьеру фильма о нашествии на Гонконг жутких вампиров, на новостной ленте Интернета промелькнуло малозаметное сообщение. В маленьком румынском городке (почти деревне, несколько домов под палящим солнцем, на одной стороне – погост, на другой – колокольня) случилось кощунство.Жители вырыли из могилы недавно умершего 73-летнего старика, вырезали сердце и сожгли, а прах сожрали. Полиции, которая в этих краях, наверное, доселе и не бывала, местные жители объяснили на голубом глазу, что старик был вампиром и пил их кровь, выходя по ночам из могилы… Изложенное сухим протокольным языком сообщение из Румынии заставляет-таки вспомнить и настоящие традиции «вампиризма», и родину этого жуткого поверья, когда-то и в самом деле наводившего ужас на весь славянский мир, а ныне так лихо переработанного коммерческим кино, что первобытный страх незаметно превратился в респектабельный смех. И вот от такого наглядного ощущения невероятного разрыва коммерческого кино с реальностью действительно может стать жутковато. Вряд ли жители маленького румынского городка увлекаются фильмами вроде «Эффекта близнецов»… Но это уже другая история, хотя и тоже удивительная и так похожая на сказку.
Развлечения
Катрин Денев вышивать гладью не собирается
[b]Появившись в конференц-зале с опозданием на сорок минут, после паузы, отданной фотографам, Денев магическим образом сумела задать тон разговору с аудиторией: корректная дистанция, простота без фамильярности. На все подобающие такому случаю вопросы давала подобающие короткие ответы.[/b]Культурные отношения России и Франции имеют давние и глубокие традиции. Денев любит русский кинематограф. Есть много общего во вкусах французов и русских. Недавно она видела фильм «Возвращение» – прекрасный, лиричный, волнующий. Любит бывать в России. Но страну можно хорошо узнать, только если снимаешься, живешь в ней 8–10 недель.– Мне здесь многие режиссеры говорят: «Очень хочется снять фильм с вами!» Но конкретных предложений пока нет. Кто им сказал, что я отвечу отказом?Денев хорошо помнит восхитительный, по ее словам, вечер после съемок в картине Режиса Варнье «Восток–Запад», который она провела с Олегом Меньшиковым и Сергеем Бодровым.Потрясена гибелью Сергея.О взаимоотношениях актеров и критиков высказала мудрую мысль: конечно, журналисты должны общаться с актерами и режиссерами, говорить с ними. Но тесные, дружеские отношения лишают пишущих людей объективности. Много важного о себе она узнает не из описаний ее жизни и поступков, а из критики фильмов, в которых снималась.Был задан вопрос об ее отношении к многосерийным телефильмам. Ведь недавно, сыграв в «Опасных связях», она закончила съемки в сериале «Мари Бонапарт».– «Мари Бонапарт» для меня – второй мой опыт работы в телевизионном кино. Обычно актеры, работающие для телевидения, так плотно заняты, что у них не остается времени для других фильмов или театра. У меня такого графика не было, я работала в том же режиме, как работаю в «большом» кино. Мне кажется, фильм «Мари Бонапарт» получился. Хочется, чтобы его увидели и в России.[b]– Какие книги вы читаете?[/b]– Времени на чтение почти не остается. Читаю то, что требуется по моей профессии, – новые сценарии. Много журнальной прессы о цветах, по ботанике, которой очень интересуюсь. Может, когда стану еще старше, перечитаю Пруста.Зная, что во Франции всех незамужних актрис вне зависимости от возраста называют «мадемуазель», у меня все же, видно, из почтения, сорвалось с языка:[b]– Мадам Денев, в заглавии книги два фильма, отсылающие читателей к режиссеру-классику Жаку Деми и молодому Франсуа Озону. Вы следите за появлением новых имен во французской режиссуре?[/b]– Когда я снималась в «Шербурских зонтиках», Деми не был классиком. Более авангардного режиссера-экспериментатора я не встречала. А новых имен во французском кино много, могу предложить целый список.[b]– Этим январем мне посчастливилось в Париже каждое утро видеть передачи с вашим участием о ремесленных и реставрационных мастерских французских замков. Традиционные французские ремесла – ткачей, мебельщиков – интересуют вас лично или только как телеведущую?[/b]– Я взялась представлять этот проект, потому что реставрацией, ремеслами занимаются очень простые и очень трудолюбивые люди. Скромные, умные. Они все делают с большим вдохновением. Рассказывать о них было одно удовольствие.[b]– Не появилось ли у вас желание заняться золотым шитьем и научиться вышивать гладью?[/b]– Нет. Это очень трудная, тяжелая работа.Любопытен был ответ на вопрос о машинах:– Наверное, машины я люблю даже больше, чем отдаю себе этом отчет. Я всегда ездила на хороших машинах. Недавно у меня был прекрасный «Мерседес». Но не успела я им насладиться, как его украли. Сейчас я купила новый, такой же красивый. Но, если бы у меня была возможность, я хотела бы, чтобы машину мне нарисовал итальянец, механизм сконструировал немец, всю внутреннюю отделку придумал англичанин.Ясное дело, о русских умельцах ни слова...По поводу творческих планов:– Через семь недель начнутся съемки в новом фильме Андре Тишине. Это будет картина любви. Он и она когда-то любили друг друга. Они встречаются спустя много лет после разрыва – рождается новая любовь. Возрождение любви тоже возможно.[b]– Бывает ли, что мадемуазель Денев злится, бьет посуду, вазы?[/b]– Я вазы не бью. Поскольку обычно я резко двигаюсь, они так часто падают и разбиваются. Но я могу говорить очень злые вещи. Кстати, меня очень удивляет, когда меня называют холодной. Может, тому причиной моя не очень подвижная мимика и то, что я блондинка.Удивил всех на пресс-конференции один фотокорреспондент: сказав, что он хочет сделать подарок кинозвезде, запел «Подмосковные вечера». После минутной оторопи зал стал ему подпевать…А Катрин Денев рассмеялась и изрекла:– Такое возможно только России!
Развлечения
Интриги Сиамского двора
[b]Когда аннотация к новому фильму начинается с того, что в съемках участвовали 160 слонов, это уже впечатляет. Слоны в кинематографе редкость. Но это еще не самое интересное в истории съемок идущего в нашем прокате таиландского исторического колосса «Легенда о Суриотай».[/b]«Фильм был профинансирован и широко поддержан королевой Таиланда в целях ознакомления нового поколения тайцев с их историей», «королева сама присутствовала в первый день съемок, в которых участвовали несколько тысяч офицеров и солдат королевской армии и военно-морского флота» – слоганы говорят сами за себя: перед нами кино того рода, которое было весьма распространено и у нас в советские времена и от которого мы успели отвыкнуть, – кино государственно-патриотического значения.Если добавить, что режиссер фильма Чатри Чалерм Юкол – настоящий тайский принц (то есть не понаслышке знает предмет, о котором снимает кино), а проект принадлежит самому постановщику «Крестного отца» Копполе, то отпадают последние сомнения: этот фильм – акция столь же художественная, сколь и политическая.Тем не менее нам, воспитанным на европейских легендах, трудновато представить себе, что означают хитросплетения азиатской истории, их причудливая связь с современностью, которая хоть и сильно отличается экономически, но, по многим свидетельствам, не слишком изменилась психологически. Восток есть восток, от нас он далек, и реальные события XVI века, о коих иногда взволнованно, а иногда нарочито тяжеловесно повествует фильм, могут найти у большинства из нас отклик лишь как авантюрная приключенческая драма.Между тем сама легенда о Суриотай не отличается особенной авантюрностью. Это типичная для любой древней цивилизации героическая легенда о смутном времени, такие есть и в русской истории. В эпоху междоусобиц, интриг и жестокой борьбы за трон, когда власть в Сиаме оказалась в руках беспринципной и подлой куртизанки, отравившей мужа-короля и возведшей на трон своего любовника, именно прекрасной Суриотай, жене наследного принца Тьена, суждено было оказаться мудрее всех – заняв место на обочине политической жизни, вдали от интриг, она в нужный момент нашла способ остановить кровопролитие и спасла страну, дав ей мир. Героизация образа Суриотай связана и с ее последним часом – когда на Сиам снизошел наконец покой после междоусобных войн, королевство тут же осадил бирманский царь. Суриотай, в то время уже королева Сиама, не смогла остаться в стороне. Надев мужские доспехи, она отправилась на поле боя и сражалась с врагами, как простой военачальник. Там и погибла. А вот легенда дожила до наших дней и теперь нашла отражение в кино. И отражена она так же, как была сложена – без мистики, без работы «на публику». Без особых полутонов, как и положено исторической легенде. Серьезно и строго.Вот потому-то так тяжеловесен ритм этого фильма, такой непривычный после обильно заливавших экраны томатной пастой южнокорейских исторических боевиков о восточных единоборствах. Ведь это не приключенческий боевик, а историческая хроника – пожалуй, именно так, по-шекспировски можно определить жанр. И авторов, соответственно, интересует не авантюрность сюжета, а патриотическая верность своей музе – Истории.Добавим к этому, что – безотносительно, нравится фильм или нет, – главное в нем все-таки не слоны (которых немного) и не батальные побоища (которых много, как в любой исторической хронике). Исторический колорит, умело переданный актерами, впечатляющие типажи и всегда любопытная южно-азиатская экзотика, отражающая непривычный, пугающий и манящий менталитет, в любом случае представляют определенный интерес для зрителя. А зритель заинтересованный теперь поймет, что кинематограф Юго-Восточной Азии вовсе не так уж однороден, как может показаться. Еще пять-шесть лет назад мы ведь и вовсе ничего о нем не знали.Так что если сейчас можно почувствовать, чем южнокорейское кино отличается от таиландского, а таиландское – от китайского или тайваньского, то это уже очень большой прогресс.
Развлечения
Канатоходцы после дождя
[b]Года два назад, когда я брал интервью у Фернандо Аррабаля, то задал ему вопрос: что вы могли бы сказать тем, кто в советские годы изо всех сил противился постановкам ваших пьес и переводам ваших произведений?[/b]“Я написал огромное количество пьес для театра, маленьких и больших. Целых двадцать два тома за пятьдесят с лишним лет! – возмутился Аррабаль. – Там можно найти пьесы на любой вкус – надо просто их прочесть”.И хотя сегодня уже можно прочесть и многочисленные интервью, и целых два романа Фернандо Аррабаля по русски (оба вышли в издательстве “Текст”), – с пьесами, а тем более театральными постановками дела обстоят намного хуже. А ведь Аррабаль – прежде всего человек театра, крупный драматург, младший наследник Ионеско и Беккета, широко известный на западе основатель “панического театра”. Французские критики называют его “нежным садистом” или “садистическим лириком” – как кому больше нравится. Но это все же не более чем модный комплимент, уводящий в сторону от истины – ибо на самом-то деле Фернандо Аррабаль – тонкий поэт и философ сцены, сумевший сказать свое, во многом новое слово в европейском театре.Его судьба необычна. Отец, лейтенант испанской гвардии, был арестован франкистами в первые дни Гражданской войны и пропал без вести. Сам Фернандо бежал во Францию, где и состоялся как художник. Франко запретил его пьесы и, рассказывает он, “саму его личность”.Писатель очень гордится этим: только несколько испанских фамилий при франкизме было запрещено даже произносить вслух – Фернандо Аррабаль оказался в компании с Пабло Пикассо и Долорес Ибаррури. Образ исчезнувшего отца часто возникал в его творчестве. Но это не единственная “визитная карточка” писателя. Нередко его герои – люди с некоторой “ущербинкой” или персонажи экзотические, например КингКонг или абиссинский император, что позволило критикам назвать его “Гойей в литературе и Сальвадором Дали в кинематографе”: как режиссер он снял семь фильмов по своим романам и пьесам. Постоянный романтический мотив Аррабаля – бродячие актеры, канатоходцы, паяцы, выпавшие из мира благополучных, рассудительных, философствующих людей. Ихто отношения с миром, во многом окрашенные привкусом безысходного абсурда, и любит анализировать Аррабаль.В этом смысле одна из самых знаменитых его пьес “Фандо и Лис”, премьера которой состоялась в театре-студии “Человек”, что в Скатертном переулке, вполне типична для всего его творчества. Постоянные персонажи писателя – пара бродячих акробатов. Фандо грубоват, хотя иногда он проявляет настоящую нежность с любящей его парализованной красавицей Лис. Об их прошлом не сказано ни слова, но, зная художественный мир Аррабаля, легко предположить, что когда-то Лис упала с трапеции, выступая перед уличной толпой, и вот теперь Фандо вынужден таскать ее за собой, ухаживать за ней. Это не слишком радует его, и он частенько ее бьет. И все-таки они любят друг друга и оба так хотят в страну Тар… Туда же направляются и трое философствующих субъектов, случайно встречающихся с ними на дороге. Но ни им, ни Фандо не дано найти туда путь. А нежная любящая Лис падает жертвой яростной вспышки любимого: Фандо по своему обыкновению избил ее за то, что она случайно сломала его барабан – а что за фигляр без барабана? Мир сказки пересекается с миром Кафки – и эту особенность творчества Аррабаля точно раскрывает режиссура Людмилы Рошкован, обходящаяся самыми непритязательными эффектами – игрой то голубоватого, то яркого света, сценическим кругом, да еще качелями и табуреткой, символизирующей инвалидную коляску Лис.В спектакле передано многое из всего по-иберийски сложного, уникального психологического мира Аррабаля, где нежная лирика стремительно сменяется грозовым предчувствием драмы, а трагический взрыв также быстро переходит в сардоническую усмешку. Легкость текстов Аррабаля вполне может ввести в заблуждение – на самом деле играть эти причудливые, гротескные образы, конечно же, неимоверно трудно. Актер Сергей Качанов тонко передает и мягкость несчастного Фандо, и его резкую грубость простого “мачо”, вдруг сменяющуюся мечтательностью, рожденной памятью о большой когда-то любви… Особенно тонка работа актрисы Милены Цховреба, сумевшей наполнить подлинной жизнью сложнейший, почти бесплотный и типично аррабалевский образ Лис.За тридцатилетнюю историю театра-студии “Человек” это уже второе обращение к драматургии Аррабаля: десять лет назад Людмилой Рошкован был поставлен спектакль по его пьесе “Молитва”. Радио России когда-то поставило радиоспектакль по антивоенной пьесе “Ужин” с участием Зиновия Гердта… Увы, этим, кажется, исчерпывается знакомство российского театрального зрителя с творчеством крупнейшего франко-испанского драматурга. А ведь он написал целых двадцать два тома пьес на любой вкус – надо просто их перевести и прочесть…
Развлечения
Кровавые крылья бабочки
[b]“Меняется все”, – гласит рекламный слоган к фильму “Эффект бабочки”. Собственно, это и есть самый краткий пересказ запутанного сюжета, начинающегося в тот момент, когда маленький Эван не в меру искренне выполнил задание учительницы: нарисовать, кем же он хочет стать в будущем. И вот, пока другие дети рисовали себя космонавтами или вожатыми летних кемпингов, Эван старательно изобразил крутого мужика с окровавленным ножом, в ногах у которого валяется труп.[/b]С этого все и началось. Мальчика затаскали по психиатрам, заставили вести дневник и довели до того, что выросший Эван поступил учиться на психологический факультет. И тут, анализируя собственный детский дневник в парапсихологических категориях, он обнаруживает в себе и своих друзьях неприятнейшие наклонности. И к убийствам, и к садизму – его лучший друг в детстве заживо сжег любимую собачку, а дерется исключительно с помощью железной палицы и совсем не до первой крови. А сам он не то убил подружку детства и напрочь об этом позабыл (бывает же и такое!), не то пустил под откос всю ее молодую жизнь…События фильма развиваются, кажется, только в сослагательном наклонении, пока не понимаешь, что это в своем роде фантастическая мистика: Эван, оказывается, может при помощи своего дневника возвращаться в прошлое. И пытается его исправить.Тема действительно вполне философская. Что авторы и внушают зрителю изо всех сил и с самого первого кадра – эпиграфа, взятого из восточной мудрости: если на одном конце света бабочка взмахнула крылом, то нечему удивляться, что на другом краю внезапно случилось землетрясение… Изящество цитаты, однако, – единственное, что в таком искусстве есть изящного. Философия тонкого Востока для авторов такой же декор, как и чудеса современной психологии. Потому что и “круто завернутый” сюжет, и стремительный монтаж, и съемки “с руки”, и неплохая работа с актерами преследуют одну, но заменившую все остальное цель: удивить. Любой ценой! Понять легко – фильм ставили совсем молодые люди.Джонатан Макки Грубер и Эрик Бресс – дебютанты в большом кино. Шесть лет искали они денег на постановку любимого сценария, питаясь одной лапшой. “Все, что мы пишем, – заявляет Бресс, – должно быть не только чем-то свежим и оригинальным, но и принципиально новым”. “Когда мы пишем, – добавляет Грубер, – мы постоянно спрашиваем себя, видели ли мы уже это в кино? И если видели, начинаем писать всю сцену заново, с чистого листа”. Вот такие амбиции у талантливых ребят, заинтересовавшихся садистическими мотивами в поведении детей. Так вот – видели мы все это. И не просто видели, а в самой что ни на есть американской киноклассике. Первый, кто приходит на ум, сам “король саспенса” Альфред Хичкок, ибо способы создания напряжения на экране очень напоминают его модернизированные методы. Второе – это длинная череда мягких “ужастиков”, отцом которых был знаменитый “Изгоняющий дьявола”, он же “Экзорцист” – фильм о том, как мировое зло вселилось в милашку школьного возраста, в свое время произведший фурор в США. И похоже, что именно фурор послужил примером для создателей “Эффекта бабочки” скорее, чем сам отнюдь не лишенный кинодостоинств фильм. Потому что сценарий-то непоследователен, сыроват, а основное достоинство фильма – как раз та самая молодежная лихость, с которой неопытные, но полные энтузиазма юные режиссеры берутся за самые трудные задачи, желая “удивить”. То, что получается из этого обычная вторичная мешанина, авторов, как правило, не обескураживает. Лишь бы смотрели! Ну и правильно. Боги, в конце концов, горшки только обжигают, а вот черпают из них потом самые обыкновенные ремесленники.Раз уж заговорили о философии, то философией и закончим. Ибо есть, есть у нас, россиян, редкий повод порадоваться. Фильм напоминает нам, что при всех наших бедах проблемы российских детей – всего-то нищета, беспризорность и несогласованность школьных учебников истории с Министерством образования. А вот американские школьники давно уже пуляют из настоящих пистолетов по настоящим учителям только за то, что те поставили им двойку по поведению.Но если поразмыслить еще более философски – глобализация и вправду стремительно стирает границы и сокращает расстояния, и кто ж ее знает, эту Америку, каких она там у себя разводит бабочек.
Развлечения
Маленький большой клоун
[b]“Его считали клоуном. Он был рыцарем”, – написал Илья Эренбург в самый разгар Второй мировой войны, приблизительно тогда же, когда уже знаменитый Чарльз Спенсер Чаплин добавил к своей мировой славе маленькую, но изящную краску, обвинив Гитлера в том, что тот украл маленькие усики у его персонажа и, сняв свою великую ленту “Диктатор”, издевательски сопоставил фюрера с нелепым евреем-парикмахером, высмеяв первого и сочувствуя второму.[/b]Слава Чаплина так велика, что, кажется, все знают все и о нем, и о персонаже первой, дозвуковой половины его творчества – смешном человечке в котелке и с тросточкой по имени Чарли. Защитник маленького человека, невероятно смешной и невероятно глубокий, сумевший соединить клоунаду с философией, а из балагана, каким был кинематограф 90 лет назад, сотворить великое искусство… Впервые Чаплин появился в кадре зимой 1914 года. О том, в каких обстоятельствах кинематограф становился искусством, можно судить по его дебюту.Фильм “Зарабатывая на жизнь” снимал бывший кондуктор омнибуса, эмигрант из Вены, который, приехав в Америку, нахально выдал себя за опытного постановщика французской кинофирмы “Пате”. Да ведь и Чаплин тоже был приезжим – англичанином, говорившим с чудовищным лондонским акцентом, за который его открыто недолюбливали коллеги. Чтобы сотворить первый в его жизни “кинообраз”, ему пришлось использовать аксессуары совсем разных комиков. Огромная шляпа и широченные штаны образовали такое уморительное соседство с тесным пиджачком, что пришлось еще и облагораживать персонаж, наклеив ему большущие висячие усы. К будущему Чарли, прославившему Чаплина, все это не имело никакого отношения: в своем первом киноопусе гениальный артист играл плутоватого мерзавца без гроша в кармане, не только обманывающего своего приятеля, но еще и отбивающего у него невесту. Любопытно, что в середине 20-х, когда Европа уже была полна фильмов с настоящим Чарли – а они начали появляться пару лет спустя, – фильм, в котором герой Чаплина впервые появился в большой шляпе и в под стать ей висячих британских усах, шел в нашем прокате под названием “Чарли счастлив”.Такой многоликой стала маска маленького смешного человечка, что и первый блин – усатый плут – воспринимался сочувствующей публикой на ура…А вот сразу после выхода дебют Чаплина никакого успеха не имел. Почему? Быть может, потому, что продюсер – тот самый бывший кондуктор – безжалостно вырезал множество сцен, где Чаплин проявил инициативу и недюжинный комедийный талант. Узнав об этом, Чаплин взбесился и потребовал с ним считаться. И с ним стали считаться. Так и появился настоящий Чарли – тот самый, из “Цирка” и “Золотой лихорадки”, “Огней большого города” и “Новых времен”, – классический и всегда новый, веселый и всегда грустный спутник всего двадцатого столетия, так и не произнесший на экране ни одного слова: его способом общения с миром навсегда остался понятный всякому язык пантомимы.Такая вот трогательная ностальгическая деталь, без которой не обходится ни один юбилей.
Развлечения
Открой Судьбе дверь
[b]В конце 40-х у молодого студента (а ныне крупного писателя социально-критического направления, наследника Теодора Драйзера в американской литературе) Филипа Рота случился романчик с чернокожей девушкой. У нее были светлокожие родственники, и много позже Филип Рот признался, как его потрясли тогда слова подружки: “Эти люди навсегда потеряны для нашей семьи”. Почему же? Потому что они, светлокожие афроамериканцы, имели возможность скрыть свою расовую принадлежность, чтобы прожить жизнь белыми. Только так перед ними открывался мир американской мечты, в те годы наглухо закрытый для черных.[/b]Роман Рота, по которому снят выходящий в прокат фильм “Запятнанная репутация”, – как раз история человека, порвавшего с темнокожей родней и сделавшего головокружительную карьеру профессора литературы. В те годы Америка была сегрегированной страной, уточняет Филип Рот, и так поступали многие… Профессор Колеман Синк всю жизнь успешно выдавал себя за еврея. Однажды, проверяя явку студентов на его лекцию, он слегка возмутился постоянным отсутствием двоих и публично пошутил, назвав их “чернушками” – на языке старомодных филологов это означает “невидимки”, “призраки”. Но два нерадивых студента, как на грех, оказались афроамериканцами и подали в суд. Профессор в ярости ушел из колледжа, и в тот же день его жена умерла от сердечного приступа.Казалось бы, этого уже достаточно, чтобы считать произошедшее наказанием судьбы. Но Филип Рот – и вслед за ним постановщик фильма Роберт Бентон – подчеркивают, что имеют дело с Судьбой с большой буквы, модификацией античной трагической судьбы. Ибо именно такое, почти смешное проявление ненавидимой профессором американской политкорректности послужило причиной встречи, круто изменившей жизнь Синка и закончившейся его гибелью.Еще так недавно преуспевавший ученый, оказавшись вдовцом не у дел, влюбляется в опустившуюся женщину, которую всю жизнь преследовали несчастья. Влюбляется всерьез и вынужден вникать в ее страшную историю с мужем – ветераном вьетнамской войны и двумя детьми, сгоревшими в пожаре. И мир благоустроенной и спокойной Америки, куда пробился-таки афроамериканец, скрывший свое происхождение, сталкивается с миром совсем иной Америки – жестоким, неустроенным миром агрессии.Это столкновение катализирует воспоминания профессора о своей молодости, разрыве с семьей, о неискупимой жертве, принесенной во имя карьеры. Сложность и жизненность сюжета в том, что иначе было нельзя. Отец Колемана всю жизнь проработал официантом в поездах.Возможно, он бы понял сына. Но мать и братья не одобрили его отказа от своей расы. И история, случившаяся с профессором на закате его дней, действительно выглядит возмездием за тяжкий грех отказа от своей идентичности – в том самом, античном смысле.Знаменитый Энтони Хопкинс изо всех сил играет этот поединок сильного, недюжинно одаренного, жадного до жизни стареющего мужчины с настигающим его роком. Одного не понимает профессор Силк – что человеку послабее его жестокая жизнь с легкостью переламывает хребет, как и случилось с его любовью Фонией (прекрасная работа Николь Кидман)… Но, эпизод за эпизодом обрастая тяжелой “социалкой” – тут и вьетнамский синдром, и педофилия в американской “глубинке”, и невидимые, но непереходимые социальные барьеры, – трагическая и строгая линия Судьбы утрачивает прямую остроту… И к финалу героев ведет все-таки не изначальная трагическая вина, а свойственная мелодраме цепь эффектных сюжетных ходов.Режиссер фильма Роберт Бентон – один из старейших мастеров кино США. Он приложил руку к созданию великих фильмов, например, писал сценарий знаменитого “Бонни и Клайд”, но его негромкая слава постановщика основана на мягкой мелодраме “Крамер против Крамера”.И наши, российские, зрители обратили в свое время внимание на неторопливую, изящную режиссуру “Крамера”, такую органичную для исследования семейных проблем и любовных перипетий. В “Запятнанной репутации” Бентон не изменил себе. История, так поразившая Филипа Рота, что он написал по ней трагический социально-критический портрет Америки последнего полувека, у Бентона выглядит скорее любовной мелодрамой с эффектным довеском в виде пакета наболевших социальных проблем. Впрочем, это не слишком большой недостаток – фильм захватывает, смотрится легко, и элементы социальной критики вполне мирно разбавляют доставшийся от романа нарочитый психологизм.
Развлечения
Ад для смелых и злых
[b]Ну и толстяк же этот врач!.. Чем-то похож на Геринга: одутловатое, немного щенячье лицо с обвислыми щеками, еще больше расплывающееся под козырьком фашистской фуражки. Разве такому место на фронте, на передовой, там, где рвутся снаряды?.. Правда, сам он так не думает и, едва прибыв в часть, доверительно признается начальнику: “Говорят, что толстяки глупые и трусливые. Так вот – я смелый и злой!..” И не понять ему, за что озверевший от страха, постоянного зрелища смерти, от войны молодой подтянутый офицер в ответ дает ему по зубам.[/b]Действие фильма “Последний поезд” – дебюта в большом кино Алексея Алексеевича Германа (так в титрах: режиссер – сын прославленного Алексея Германа-старшего) – разворачивается в оккупированной фашистскими силами зоне. Собственно, “фашистские силы” – это в фильме растерявшиеся усталые люди или просто агрессивные мародеры, а “оккупированная зона” – обычная заснеженная русская степь. Скупая, черно-белая эстетика отсылает и к фильмам Германа-старшего, и к кинематографу бывших соцстран 60-х годов, нередко беспощадному к зрителю в своем максималистском стремлении отобразить зверскую сущность фашизма. Тяжела для восприятия и тщательно продуманная фонограмма: ее лейтмотив – кашель всех персонажей, надсадный, тяжелый, или привычное хрипловатое подкашливание: от зимнего русского холода не укрыться нигде. И только на финальном титре, где говорится о смерти центрального персонажа, – несколько светлых аккордов старинного клавесина.А история совсем проста и разворачивается в течение одного дня: приехал из Германии расквартированный во фронтовую часть врач, а война-то, похоже, проиграна. Тут как в аду. Можно повесить горстку партизан (таких “партизан” в советском кино еще не бывало: какой-то зав. сельским клубом, с пистолетом-то не умеющий обращаться, и две миловидные девушки), но и самим оккупантам не вырваться из этого морозного поля, вроде бескрайнего – но куда ни пойдешь, кривая все равно выведет либо на партизан, либо на фашистов. Потому что – война. Этот сперва веселый, а потом хмурый толстяк-врач ничего общего с Герингом не имеет. Он действительно человек добрый.Просто, как выразился сам режиссер, представляя фильм на правозащитном фестивале “Сталкер”, в 1933-м его угораздило проголосовать не за ту партию – и вот как все обернулось, вот он черт знает где, в диком краю, непонятно зачем… На нашем экране еще не звучала так пронзительно тема всеобщей деморализации, какую несет с собой война. И неосознаваемых, судорожных каких-то попыток остаться человеком, прикрывшись воспоминаниями о сытой мирной жизни… Все растеряны. Врач приехал сюда не убивать, а лечить раненых, – но первое, с чем он сталкивается в этом царстве холодной смерти, это с усталостью людей от убийств. С такой же растерянностью в душе живет и умирает его случайный приятель на час – бывший скромный австрийский почтмейстер… И партизаны совсем не похожи на привычных, экранных – не благородные мстители народной войны, а растерянные селяне, которым жизнь просто не оставила иного выхода.Режиссером смоделирована ситуация, в которой виноватых нет. И потому органичным кажется душераздирающий финал, когда умирающая на снегу русская партизанка в последнюю минуту агонии судорожно хватается за мягкую руку немецкого врача – просто уходящая жизнь в последний раз хочет ощутить земное, человеческое тепло.Сколько было в советские годы антивоенных книг, фильмов да просто выступлений, клеймивших всевозможных агрессоров. Но такое ясное ощущение бессмысленной преступности и трагического абсурда ЛЮБОЙ войны, пожалуй, на нашем экране впервые.
Развлечения
Эдуард Тополь: Давайте встретимся в ресторане Дома кино. Там есть окрошка
[b]Договариваясь о встрече по телефону, Эдуард Тополь сказал: “Давайте встретимся в ресторане Дома кино. Там можно взять окрошку… Вы меня опознаете? Нет? Ну тогда спросите у любой официантки – она вам покажет…” Возвращаются полузабытые голоса семидесятых – того далекого времени, когда расцвела новая московская богема, ломились от зрителей Таганка и “Современник”, советское кино набрало новое – и во многом критическое – дыхание, а по Москве ходили кассеты с песнями Галича. Время расцвета нового, неофициального искусства, появления новых имен, новых талантов. И – время окончательного расставания с иллюзиями о “социализме с человеческим лицом”, о возможности преодолеть сталинизм в рамках существующей системы…[/b] Повод встречи с Эдуардом Тополем – выход в издательстве АСТ всех трех томов его трилогии “Любимые и ненавистные” – об эмиграции из СССР, а точнее, как написал сам автор, “Эмигрантской трилогии о русско-еврейской любви, ненависти и сексе”. “Книги Тополя, – написано в издательском анонсе – талантливая, всеобъемлющая, драматическая и комическая энциклопедия жизни в советской и постсоветской России”.Необыкновенная живость и правдивость деталей, черный юмор, меткость диалогов, склонность к шаржу и гротеску плюс увлекательнейшие сюжеты – возможно, в этом секрет того оглушительного успеха, который Тополь снискал как на Западе, так и здесь, в России.Но – странное дело! – его книги часто раздражают вовсе не тем, что они в таком смешном и гротескном виде изображают нашу жизнь. Эдуард Тополь, пожалуй, единственный из русскоязычных писателей-эмигрантов, намеренно выбрал для работы область литературы массовой, популярной – то, что принято называть “низкими жанрами”. И сумел сказать легко и просто многое, что писатели с более высокими устремлениями мечтают, наверное, сказать очень серьезно.[b]– Вы сами считаете себя человеком семидесятых годов? [/b]– А я не знаю, каких я годов. Последнее время мне нравится бравировать тем, что я уже старый. Но это все-таки кокетство. Считаю, что прожил три жизни: одну – до отъезда, вторую – в эмиграции до того, как меня стали печатать в России. Тогда я просто десять лет жил на другой планете. Я писал для американского читателя – по-русски, но чувствуя себя экскурсоводом для Америки в том, что такое Советская Россия. И писать мне приходилось в таком стиле, чтобы все легко переводилось на английский. Переводили-то меня прекрасные переводчики. Но когда я посмотрел переводы своих романов, у меня волосы встали дыбом. Русский язык любит играть инверсией. А английское мышление отличается некоторой твердокаменностью, в нем есть определенный стандарт. Я читал себя по-английски и изумлялся: что тут напереводили! Слова-то вроде все мои, а смысл… А потом понял: отсутствие инверсии, вот что меняет смысл! И третья жизнь для меня началась, когда открылась Россия и у меня появился читатель, которому не надо объяснять, что такое минералка, шестерка, крыша, с ним можно общаться подтекстом, к которому мы все привычны..Моя цель – писать доходчиво. Не изображать из себя, Боже упаси, никакого умного и философствующего субъекта.[b]– А насколько два героя вашей трилогии автобиографичны? [/b]– Честно говоря, мне трудно отделить тут правду от вымысла, я не могу сейчас сказать точно, что придумано, а что автобиографично. Замысел этой трилогии родился еще в те годы, когда я решал, уезжать ли мне из СССР. Правда, я не думал о трилогии, а собирался просто написать роман… [b]– А в каком году вы уехали? Почему?[/b] – Я уехал в 1978-м. Но раздумывал об этом еще с 1974-го. В 1978-м окончательное решение подсказал мне Моссовет. Союз кинематографистов написал туда огромное письмо о том, какой я замечательный драматург, лауреат премии “Алая гвоздика”, ну и так далее… Поводом была острая необходимость получить хоть какое-нибудь жилье в Москве с правом на прописку. Я ведь родился в Баку, в большой семье, прописан был у дедушки, а в Москве, несмотря на то что был уже известный драматург, своего жилья так и не имел. И вот с этим письмом от СК к Промыслову (председатель Мосгорисполкома – Д. С.) пошел консультант моего фильма “Несовершеннолетние” Борис Тихонович Шумилин, первый заместитель Щелокова.Я ему сказал, что я, член творческих союзов и автор семи фильмов, жилья своего в Москве до сих пор не имею, а мне уже сорок лет и пора жениться. А Промыслов отдал это письмо комиссии старых большевиков при Моссовете, и они дружно проголосовали против: зачем им нужно, чтобы какой-то еврей имел право купить квартиру в Москве? [b]– А официальный повод отказа? [/b]– А никакого. Что вы думаете, они будут объяснять? Просто приехал ко мне очень расстроенный Шумилин, долго извинялся и говорит: давай мы тебя под Москвой пропишем. Я вспылил: что я вам тут – человек второго сорта, вы меня за черту оседлости, за 101-й километр услать хотите? Это была первая причина того, что я решил ехать. А вторая – так совпало, что две мои картины в это время положили на полку: “Любовь с первого взгляда” и “Ошибки юности”. А в это время и слева, и справа уезжали все. Незадолго до этого я провожал в Шереметьево Галича… [b]– Ваши книги снискали на Западе такой успех, какой трудно сравнить с книгами других русскоязычных авторов… [/b]– Я был сравним даже с популярными американскими писателями. Насчет российских не берусь судить – в силу того, что у меня не было московской прописки, я всегда был вне писательской тусовки. То есть в киношной тусовке я, конечно, был: Союз кинематографистов – это мой дом, я каждый день обедал в этом ресторане, и восемьдесят процентов моей личной жизни в России прошло через Дом кино. Но в писательскую среду, слава богу, так и не попал. Поэтому я ни с кем не соревнуюсь. Были у меня периоды успеха и спада. Но ведь так у всех. Вот мне прислали японские газеты, где обо мне написано. А я ни слова по-японски не понимаю! Зачем мне эти газеты? [b]– Как бы вы сами определили жанр, в котором работаете? [/b]– На Западе есть такое всеобъемлющее жанровое определение – триллер.[b]– Вы с ним согласны? [/b]– Честно говоря, такое строгое деление – вот это детектив, а это политический триллер – мне не кажется правильным. “Красная площадь” – что это, детектив или политический триллер? Моя задача в том, чтобы, начав читать, вы не могли закрыть книгу до последней фразы, а какой это жанр – не так уж важно. Я в этом смысле производное советского школьного воспитания: как говорил Гегель, форма должна быть содержательна, а содержание оформлено. Но в Америке я был серьезно наказан за такие суждения. Там если человек написал успешный детектив, он должен всю жизнь писать детективы. Малейший шаг в сторону карается жестоко – если хочешь писать что-нибудь другое, пиши под другим именем. Я этого не знал, и стоило мне издать “Завтра в России” – это ведь никакой не детектив, – меня тут же “сбросили”.[b]– Сейчас после долгих запретов стала модной еврейская тема. Звучит она и в первом романе вашей трилогии – в истории хазарского каганата, которой “прослоены” современные сцены… На меня из-за этого приема повеяло советской литературой 70-х годов. “Экскурсы” в историю были в большой моде у хороших писателей советского “масскульта”, их использовали и братья Вайнеры, и братья Стругацкие, и Кир Булычев… Что это – попытка убежать от цензурных рогаток, возможность сказать что-то новое? Почему именно в советской литературе этот незатейливый прием был так моден?[/b] – Если уж я “зацепил” русскоеврейскую тему, то должен был узнать об этом как можно больше. Я очень многое прочитал на тему хазарского каганата и порусски, и по-английски, в романе у меня есть подлинные тексты древнего хрониста ибн-Фадлана – немного подработанные, конечно, я убрал архаизмы, но постарался сохранить стилистику, арабскую вязь. Мне было чертовски интересно все это читать, и я думаю, что найдутся и читатели, которым это будет так же интересно. Поэтому я включил это в интригу. Вот, кстати, вышла нашумевшая книга Солженицына “Евреи в России: двести лет вместе”. Почему двести лет? Потому что автору так удобно, ведь книга очень тенденциозная. На самом деле еще в Киевской Руси жила тысяча евреев, просто тогда они назывались — хазары. Не все об этом знают. Вот я и применил этот прием. Мне не важно, у кого это есть и кто им впервые воспользовался. Мы все пользуемся тем, что изобрели до нас. Главное, чтобы получилось то, что ты хочешь… [b]– Вы прославились способностью предсказывать политическое будущее. Можете ли вы представить себе невероятную ситуацию, просто чудо – после Брежнева приходит к власти не Андропов, а какая-то относительно либеральная фигура – скажем, условный Горбачев, и в восьмидесятые годы все развивается по другому сценарию: почти отменена цензура, развиваются кооперативы… Каким было бы в этом случае лицо этой страны к сегодняшнему дню? [/b]– Однажды я, восьмилетний мальчик, возвращался из школы в городе Полтаве, где мы тогда жили. Возле дома ко мне подбежала цыганка, взяла за руку и сказала: мальчик, дай погадаю! И предсказала всю мою жизнь: что я уеду в Америку, что у меня будет две жены и двое детей. Потом коршуном выскочила мама и вырвала из цыганских рук. Я долго смеялся – я был таким правоверным пионером, что даже отказывался учить английский, ведь это был язык империалистов. Видите – нет никакого “если бы да кабы”! Я ни одну книгу не писал так долго, как роман “Завтра в России”, где предсказан путч, изоляция Горбачева, состав ГКЧП. Знаете, почему? Жена говорила мне: только не устраивай в России гражданскую войну! И я два раза начинал роман сначала, чтобы не устраивать гражданскую войну. Но все равно получалось так, как получалось… Наверное, все, что происходило в истории, другого варианта не имело.[b]– Жанр триллера в России сейчас становится все разнообразнее. Вот не так давно вышла книга Александра Ольбика “Президент”. Там действуют Путин, Волошин, Патрушев, они лично выполняют спецоперацию в Чечне. Что это – жанр так властно и бесцеремонно вторгается в реальную жизнь? Или это попытка организовать бестселлер? Ольбик обмолвился, что это для тиражей… [/b]– Ну вот он сам и сказал, зачем он так сделал. В принципе это допускается – в Америке большим успехом пользовалась книга “Убить Киссинджера”. Политический триллер, ну и что? Но у меня бы не поднялась рука написать “Убить Иванова” или, допустим. “Убить Рушайло”. Это все значимые сегодня фигуры.[b]– Не преследует ли вас в Америке чувство эмигрантской бездомности, о котором так любила говорить советская пропаганда? [/b]– Что такое бездомность? Это что я не владею домом? Ну да.Но эмигранты там живут не на улице, а в квартирах. Другое дело, что качество и расположение квартир зависят от заработка… [b]– Я имел в виду не наличие документов о владении частной собственностью, а то, что в душе.[/b]– Могу вам сказать одно: характер – это судьба. Я как здесь ничего не имел, так и там ничего не имею. Кроме одного – возможности снять квартиру, где я хочу: там прописка не нужна.Так случилось в моей жизни, что я не собственник и никогда им не был. Я не заработал миллиона, но ведь я не за этим и ехал! Я писатель и ехал для того, чтобы написать вот эти книги. И я их написал.
Общество
Триумф? Да! Но сперва - капремонт
[b]Пожалуй, впервые в истории русского искусства картины русских художников передаются в дар русскому провинциальному музею… в резиденции посла Италии – шутили гости, собравшиеся там в честь этого редкого события. А его причиной послужило событие очень громкое – прошедший недавно 50-е венецианский биеннале, где картины русских художников вызвали восхищение итальянцев.[/b]Попытку сформулировать новый художественный контекст России последних лет Виктор Мизиано, художественный руководитель российского павильона на биеннале, называет «возвращением художника». Художник больше не хочет быть чем-то большим, чем он есть, не ищет реализации в масс-медиа, Интернете или в самой реальности. Он возвращается к самому себе.Наверное, поэтому картины, представленные в Венеции, так смело соединяют постмодерн с совсем недавними традициями социалистического реализма. Например, соединяя новаторскую живопись с традициями советской юмористической карикатуры, как это делает Константин Звездочетов, традиции лирического авангарда 60-х – как Валерий Кошляков, монументальную «комсомольскую» живопись с элементами «сюра», как Владимир Дубосарский и Александр Виноградов, или переплавляя советские традиции в суперсовременные инсталляции – как Сергей Братков. Теперь, после венецианского триумфа, их работы переедут в Самарский областной художественный музей.Кстати, не секрет, что российский павильон в Венеции не ремонтировался еще с давних советских времен. Поэтому 50-й биеннале ознаменовался еще и тем отрадным фактом, что впервые генеральным спонсором выступила негосударственная организация – Банк Москвы, чье участие помогло не только самой экспозиции, но и – наконец-то! – ремонту российского павильона.О том, как рождается любовь к живописи, рассказал директор Департамента по рекламе и связям с общественностью Банка Москвы Михаил Каменский: «Лет десять назад я был в гостях у своего друга, известного коллекционера Соломона Шустера. И был так поражен богатством его коллекции и ее разнообразием, что спросил: а что в этих произведениях общего, коллекционного? Шустер ответил просто: я собираю все, что поразило мое воображение. И такой подход к искусству нам близок».Наконец, почему все-таки работы после венецианского триумфа отданы именно Самаре? «Мы имеем от Министерства культуры специальное финансирование тех работ русских художников, которые приглашаются на международные выставки, – уточнил Виктор Мизиано, – с условием, что часть этих работ уходит в государственное собрание». А именно Самарский художественный музей выбрали сами художники – ведь это очень уважаемый в стране музей, существующий с 1887 года, и любому живописцу лестно «висеть» в одном здании с работами Боровиковского, Брюллова, Куинджи и даже Тенирса.
Развлечения
За пригоршню евро
[b]Поистине тема продажности полиции стала национальной во французском кино. Но если в хорошо известных нам и уже давнишних “Продажных” (в прокате они назывались “Откройте, полиция!”) акцент был авантюрно-комедийный, то в новом фильме “Расплата” (а на самом деле маловыразительное для непосвященных “Табарес и Гомес”) все чуть-чуть по-другому. И это самое “чуть-чуть” дает представление о некоторых процессах современного французского кино – каким бы странным это ни казалось для такого “ширпотребного” и, казалось бы, вненационального жанра, как полицейский триллер.[/b]Итак, знакомятся Табарес и Гомес – два молодых полицейских, волею начальства оказавшиеся в одной обойме борьбы с преступностью в Марселе – южном портовом городе, славном по всей Франции примерно так же, как Ростов-папа по матушке-России.Преступники там, говорят в народе, абсолютно все: кто взятки берет, кто убийства совершает, а кто просто смотрит и говорит: видел и доложу кому надо, если вы мне не отстегнете некую сумму евро.В полном соответствии с такими представлениями и выстроен сюжет фильма. Табарес живет у крутого дяди, который – вариант маленького дона Корлеоне – держит в лапах с уже притупившимися, но еще острыми когтями весь мир марсельских игорных домов. “Думаешь, ты крутой? – ехидно спрашивает его новый напарник. – Не тебя боятся, а твоего дядю!” И добавляет: вот я, мол, никаких взяток не беру – мечтаю искренне помочь своей стране, и точка! Напуганный Табарес наивно соглашается. Пока не выясняется, что Гомес взяточник покруче всякого, “Билл Гейтс” среди коррумпированных служителей порядка: шантажирует мафию только по-крупному и поэтому живет в шикарном доме с бассейном, которому и миллионер позавидует.Собственно, остальные перипетии пересказывать смысла нет. Он, смысл, заключается в том, что шантажирующие крупных беловоротничковых бандюг полицейские – отнюдь не самое большое зло для общества, помешанного на деньгах. А вот их насквозь гнилой начальник, заключивший с мафией договор и покрывающий ее самые черные дела… Это уже круто. И подлежит расследованию. Чем и занимаются друзья под неусыпным оком службы внутренней безопасности уголовной полиции, которая и присваивает себе все лавры закончившейся операции, выступая по общенациональному телевидению.Но то лавры… А круглая сумма евриков, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор, достается им, продажным плохишам. Отнестись к этому лучше всего снисходительно: ну, обманули маленькие мерзавцы больших, ну и молодцы. Как-никак жанр.И вот, упомянув о жанре, мы вступили на зыбкую почву политики. Ибо пока вся европейская пресса жужжит о стремительном ухудшении отношений между Францией и США, а французские власти принимают законы, ограничивающие во Франции американский кинопрокат, французские режиссеры все более открыто подражают американским образцам. То есть, конечно, с подтекстом “и мы можем так же!” Но французский подтекст, хотя и есть, полностью забивается американской манерой режиссуры. И грубоватым американским юмором, где комикование непременно с оружием. Как мало все это напоминает блистательный, жизнерадостный юмор французский. Как мало это напоминает богатейшие традиции французского уголовно-полицейского фильма с его обязательной темой крепкой мужской дружбы, спасающей героев среди волчьего круга. Но все-таки немножко напоминает – ведь так и задумано: чтобы немножко пофранцузски, но модернизировано на манер американцев. Не то гибрид, не то симбиоз… И получается, что вроде умирает в прекрасной французской кинокультуре большой и хороший жанр. Отчего так? А дело, видимо, в банальном зрительском спросе…Так что, пока власти сопротивляются американскому культурному влиянию, зрители охотно радуются французским суррогатам натуральных американских продуктов.Что ж тогда на зеркало пенять, если с таким удовольствием в это зеркало глядишь.
Развлечения
Золотые кусочки Эльдорадо
[b]В 1492 году корабль Христофора Колумба достиг берегов Америки. А уже в 1500м испанские корабли начали отплывать обратно в Европу с грузом, который в цивилизованном мире стоил гораздо больше, чем среди индейских племен, ценивших мастера и духовный свет, который в него вдохнули боги, куда выше, чем само его изделие. Так в Европу попало индейское золото.[/b]Сегодня Колумбия – страна, названная в честь первооткрывателя Америки – активно занимается пропагандой своего исторического наследия. Так что открытие в Институте Сервантеса выставки “Доколумбово золото Колумбии” только начинает знакомить москвичей с индейскими древностями.Выставка совсем небольшая и представляет 71 копию золотых предметов, оригиналы которых побывали… в могилах. Погребавшие вождей и знатных членов племени индейцы клали в гробницу золотые изображения духов: приготовившаяся к прыжку лягушка, неведомый дух древности, или изображения маленьких золотых человечков со смешно оттопыренными ушками.Ювелиров – золотых дел мастеров в доколумбовой Америке называли властителями огня, ведь они имели дело и с плавкой, и с обжигом, а для древнего человека – так попросту с самими богами, определявшими всю жизнь племени.Испанцы, приплывшие на неведомые земли, придумали легенду об Эльдорадо – стране из чистого золота, с золотыми горами, золотыми озерами, золотым лесом. В сопроводительной брошюрке к выставке рассказывается одна из версий происхождения этой легенды. Недалеко от нынешней столицы Колумбии – Боготы испанские конкистадоры вышли к озеру, на берегах которого жило неведомое племя. Старые вожди этого племени, приготовившись к смерти, натирали все тело золотой пылью и доплывали на плоту до центра озера, чтобы погрузиться в воду. А приближенные бросали вслед уходившему вождю золотые предметы, чтобы там, в мире духов, знали, что умерший был великим вождем.Европейцы искали это утонувшее золото триста лет. В середине XIX века терпение жадных цивилизаторов Америки лопнуло, и озеро было осушено. Но на дне не оказалось золота – Эльдорадо так и не открыло своей тайны… Те маленькие, но ослепительно золотые фигурки, что привезли в Москву колумбийские гости, – всего лишь отсвет величайшего блеска, крохотный осколок потерянного чуда. Но даже по ним можно составить представление о том, каким было Эльдорадо, ослепившее испанских пришельцев.[i]Адрес Института Сервантеса: Новинский бульвар, 20А, стр. 1-2[/i].
Развлечения
Кармен на фоне Кармен
[b]Жила себе на юге Испании обычная цыганка. Как все цыганки, промышляла мошенничеством и контрабандой. И вот сперва один француз, написав о ней повесть, прогремевшую на весь мир, сотворил из нее знойную роковую женщину (писатель Проспер Мериме, со дня рождения которого в этом году исполняется двести лет), а немного спустя второй, композитор Жорж Бизе, написал на этот сюжет еще более блестящую, роскошную оперу. Так обычная андалузская уличная красотка в рваном платье и ободранных туфельках завоевала ведущие театральные сцены всего мира.[/b]А уж что началось с изобретением кинематографа! Образ Кармен эксплуатировали и Америка, и почти вся Европа. Почти, потому что родина Кармен Испания к теме хотя и обращалась, но все как-то необычно. Что и понятно, ведь что для француза или американца экзотика, то для испанца повседневность.Потому и знаменитый на весь мир режиссер Карлос Саура лет пятнадцать назад сделал не экранизацию, а скорее современную версию с участием не менее знаменитого танцовщика фламенко Антонио Гадеса.Фильм Сауры имел большой успех в нашем прокате, его наверняка помнят многие. Но от текста Мериме в том фильме было не так уж много, его очарование заключалось, скорее, в потрясающих танцах.Такое длинное предисловие понадобилось, чтобы сказать: наконец-то появилась настоящая испанская экранизация “Кармен”. Ее снял старейший режиссер Висенте Аранда – киноманы знают его по таким фильмам, как “Любовники”, “Объектив”, “Хуана Безумная”, а на Московском кинофестивале Испанию однажды представляла его драма “Турецкая страсть”.Успешный исследователь современных нравов и в то же время не менее успешный постановщик исторических мелодрам, Аранда обладает хотя и непривычно тяжеловатым для испанца, но изысканным режиссерским почерком. В его творчестве прослеживается интерес к эротике. Что ж еще нужно для удачной экранизации “Кармен”?! Любители новеллы Мериме ничего нового у Аранды не найдут.Но наверняка получат удовольствие от пышности постановки, изящного цветового решения, красивых исторических пейзажей Андалусии и экзотических костюмов. И тут нельзя не воздать должное определяющим фигурам среди многочисленных создателей фильма, – представителям профессии совершенно закадровой и не имеющей своих знаменитостей.Дизайнер фильма Бенджамин Фернандес и дизайнер по костюмам Ивонн Блэйк – профессионалы высочайшего класса. Фернандес оформлял суперколоссы вроде “Доктора Живаго”, “Конана-Варвара” или недавнего “Гладиатора”, а Ивонн Блэйк разрабатывала костюмы и к “Николаю и Александре”, и к фильмам поскромнее, но не менее изысканным. Таким, как, например, классические “451 по Фаренгейту” Франсуа Трюффо или комедийные “Четыре мушкетера” Ричарда Лестера. Своей впечатляющей пышностью и изысканным вкусом новая “Кармен” обязана их труду.Что касается актеров, то это тот самый случай, когда нельзя сказать про них ни одного плохого слова. Но и восторженного писка они никак не заслуживают.Все роли сыграны добротно, в том числе, конечно, и Кармен. Восходящая звезда испанского кино Пас Вега играет в полном соответствии с текстом Мериме (которого, кстати, тоже вполне добротно сыграл актер Хай Бенедикт).Вот только взрывного андалузского темперамента, которым наполнена история падения королевского лейтенанта, безнадежно влюбившегося в простую работницу сигарной фабрики, в фильме не хватает. Подчас ловишь себя на мысли, что с таким же вот злобным ожесточением, с каким герои Мериме хватались за ножи, персонажи фильма откусывают и выплевывают концы своих сигар. Впрочем, это ведь тоже историческая экзотика. Как и здание старой сигарной фабрики – его теперь показывают гостям Севильи из окна автобуса: здесь работала Кармен…Вот что интересно: дважды крупные испанские кинорежиссеры, земляки легендарной героини Мериме, обратились к ее истории. Но как по-разному! Карлос Саура безжалостно осовременил жестокую старинную мелодраму, отыскав в ней модернистскую связь с нравами нынешней испанской богемы. И, наоборот, Висенте Аранда истребляет малейшие намеки на современность, с педантичной преданностью классике воссоздавая малейшие черточки старинного быта, а также традиции старой, описательной, реалистической литературы.
Развлечения
И Маяковский был примерный мальчик!..
[b]Свежие зарубежные фильмы мы теперь смотрим почти одновременно с Западом. И воспринимаем в большинстве случаев примерно так же. Однако новый английский фильм “Сильвия” рассказывает о людях, хорошо известных западной интеллигенции (они уже своего рода классики) и почти совсем не известных у нас. Так что от разницы в восприятии тут никуда не уйдешь.[/b]Сильвию Плат называют одной из крупнейших англоязычных поэтесс двадцатого века. Прославившись неожиданной, изумившей современников образностью своих произведений, она прожила всего тридцать один год и покончила с собой, не пережив сложных проблем супружества с поэтом Тэдом Хьюзом, тоже крупным англоязычным автором.А начиналось все так красиво и романтично: американка, пишущая стихи, приезжает в Британию и там, в молодежной богемной среде, влюбляется в локальную “звезду” – красавца и знатока поэзии, ответившего ей взаимностью. Они заключают брак, у них появляется двое детей.И все бы хорошо, но Тэд слишком уж большой донжуан, а верная Сильвия слишком уж ранимая, поэтическая натура. Поэтому, сперва выгнав мужа за бесконечные измены, она не смогла пережить разлуки и в конце концов предпочла смерть, отравившись газом.Так в фильме. Красиво. Романтично. Душещипательно. С хорошими работами актеров Гвинет Пэлтроу и Дэниэла Крейга, добросовестно изобразивших интеллигентскую любовную историю. И как-то очень по-английски – в том смысле, что достаточно откровенные сексуальные сцены уживаются с неизвестно откуда взявшимся авторским ханжеством, вызывающим неприятное чувство.Оба поэта у нас почти неизвестны. Поэтому упрямому зрителю, решившему разобраться, откуда же это неприятное чувство взялось, пришлось бы собирать информацию по крупицам. Но даже из этих крупиц вырисовывается совсем другая история, чем та, что предлагается зрителю фильма.Итак, отец Сильвии Плат, тот самый, о котором в фильме вспоминают не иначе, как с умилением, потому что никому ничего плохого не сделал, а только разводил себе пчел да преподавал энтомологию, – как пишут ее биографы, – был строгого нрава, и девочка, сызмальства писавшая стихи и печатавшаяся в местных журналах, то и дело впадала в депрессию.Все кончилось попыткой самоубийства, и тогда ее матери – той самой пожилой даме, которая в фильме выглядит столь мудрой и заботливой – не пришло в голову ничего лучше, чем сдать дочь в психушку, объявив тежелобольной и потребовав лечения электрошоком. После чего депрессия Сильвии стала постоянной и такой тяжелой, что родители, видимо, попросту избавились от нее, отправив в Британию.Конец пятидесятых. До сексуальной революции еще далековато, но в молодежной среде Европы нравы становятся все свободнее. В Британии Сильвия пишет много возмущенных стихов о двойных стандартах общества, позволяющего мужчине иметь много сексуальных связей, но осуждающего за это женщину. Соответственно она и поступает.А встреча с Тэдом была обычным знакомством на обычной вечеринке молодых дарований. Наконец, любопытнейший факт, значение которого не ускользнет от тех, кто знаком с причудливостью западной поэзии ушедшего столетия. Шокировавшие публику сюрреалистической смелостью поэтические образы Сильвия Плат во многом черпала… в той самой психушке, где, живя в Америке, подрабатывала секретарем. Она любила проводить там дни и ночи, расспрашивая пациентов об их снах и кошмарах.Образ смелой, энергичной, свободной от предрассудков поэтессы – и как же он далек от романтичной англичанки, сыгранной Гвинет Пэлтроу! Тэд Хьюз, в фильме выглядящий классическим “ловцом дамских юбок”, был крупным поэтом, его ценил Томас Стернс Элиот. Если верить биографам, в их браке провоцирующей скандалы стороной всегда была Сильвия Плат – видимо, к времени разрыва уже тяжело больная женщина, все силы которой уходили на неравную борьбу с наступавшей депрессией.А вот Тэд был вполне здоров. Прекрасно образованный человек, он был поэтом-эстетом, его отличало стремление к классической ясности. Актер Дэниэл Крейг и играет молодого, полного сил мужчину, умного, темпераментного, талантливого. И только в одном сыгранного им человека невозможно заподозрить – в том, что это один из крупнейших английских поэтов последнего полувека.Боже, упаси читателя воспринять эту рецензию как попытку кого-то разоблачить или с умным видом уличить в неточностях и намеренном передергивании фактов. Оставим ученость ученым. Но скажем очевидное: неблагодарное это дело – подгонять биографии крупных художников к запросам коммерческого кинематографа. Поневоле богомазом окажешься. Так что строго судить, видимо, не стоит.Но думается, что поклонникам этой вполне красивой любовной истории нелишне будет узнать, что в реальности судьбы Сильвии и Тэда были куда более бурными, богемными, удивительными. Их любовь унес оглушительный вихрь большой и настоящей Поэзии, а не тихо журчащий ручеек мещанской мелодрамы.
Развлечения
Чисто европейское убийство
[b]“Если бы всей Франции не было известно, что речь идет о реальных событиях, ни один издатель не поверил бы моему роману и не рискнул бы его напечатать”, – сказал французский писатель Эмманюэль Каррер, представляя русское издание своего романа “Изверг” (издательство “Флюид”, перевод Н. Хотинской), а на следующий день выступая после московского просмотра экранизации его книги в Музее кино.[/b]Фильм Николь Гарсия “Изверг” вряд ли выйдет в широкий прокат. Это тяжелое, серьезное кино, от которого успели отвыкнуть многие зрители. И роман, и фильм пытаются разобраться в психологических причинах захлестнувшей Европу преступности, часто не замечаемой или замечаемой в самый последний момент, когда все самое страшное уже произошло.Эту чудовищную историю Каррер не придумал. Она произошла в действительности. Во Франции, лет десять назад, некий очень благополучный месье ни с того ни с сего убил жену и двоих маленьких детей. Затем поехал к отцу и матери и тоже убил обоих. Потом попытался убить любовницу. После чего вернулся к мертвым детям и мертвой жене и поджег дом.Месье спасли. Выяснилось, что этот человек всю жизнь успешно лгал. Началось с того, что, провалившись на экзаменах в Медицинском институте, он не смог сказать об этом родителям, не желая их расстраивать. После этого он женился, и жена была уверена, что муж успешно устроился в медицинский научный центр. Он приглашал туда и тестя, и друзей, поджидая их на входе и радушно приглашая в столовую. Когда говорил жене, что уезжает в командировку, то просто снимал номер в отеле возле аэропорта.Целью всего этого были деньги: говоря всем, что кроме научной работы занимается долгосрочными капиталовложениями, этот человек собирал у всех капиталы (которые ему – вот что значит стабильность государства! – с удовольствием отдавали) и жил на них, что называется, “на широкую ногу”.Внимание: на суде он заявил, что создал-таки нормальную жизнь жене и детям. Жили “не хуже других”. На жуткое массовое убийство он решился потому, что был уже почти разоблачен и боялся (!), что нежно любившие его близкие не перенесут его позора.Реальный человек, совершивший эти убийства, был физически крепок, почти толст, любил поесть, побыть душой стола.Последний штрих, чтобы с омерзением и ужасом отвернуться от “жалкого лепета оправданья”, который он нес своему адвокату.Всем наврал, всех обобрал, всех убил, а ведь как страдает! Как трудно думать иначе. Но Эмманюэль Каррер и постановщик фильма Николь Гарсия попробовали расслышать в его доводах отзвук хронических общественных болезней. Поэтому отвратительного убийцу играет Даниэль Отей – субтильный, одухотворенный артист с тонким, нервным, интеллигентным обликом. От этого, впрочем, этот человек становится еще страшнее.Но и проблема высвечивается ярче. Две основные мысли – пронзительный лейтмотив произведения: “изверг” сидит внутри персонажа, этот изверг – Дьявол, понуждающий его врать и врать, хотя сам по себе ничем не примечательный, симпатичный француз действительно – да, да! – любит и жену, и детей, и родителей.Настает даже момент, когда он и деньги брать больше не хочет, судорожно придумывая, как теперь выпутаться. Но преисподняя лжи, прикинувшейся любовью к ближним (не хотел расстраивать!), уже живет в нем. Не надо было поддаваться соблазну.Вторая мысль: как могли близкие не видеть, не чувствовать сплошную ложь и мошенничество, на которых усилиями этого человека построена их жизнь? Здесь звучит социальный мотив разобщенности людей в современном мире, их глубинного равнодушия друг к другу при показной корректности, вошедшей в моду и являющейся показателем хорошего тона.Фильм “Изверг” – из тех немногих произведений современного западного кино, что пытаются проанализировать нынешнее состояние общества, исходя из его традиционных ценностей – религиозных, социальных, нравственных. Тех самых, экзамен по которым, согласно католической теологии, каждый из нас сдает ежечасно. И которого с малых лет не сдал убийца, послуживший прототипом Эмманюэлю Карреру.Кстати, официальная статистика гласит, что самые наглые, самые безумные преступления в современной Западной Европе совершают вовсе не выродки, не упыри в человеческом образе, а обыкновенные, серые люди, на которых в толпе вовсе и не обратишь внимания, а то и спросишь у них дорогу к метро.
Развлечения
Простые истины
[i][b]– Антон Павлович Чехов незадолго до смерти говорил, что из всех средств, облегчающих боль, добрым словом может вспомнить только героин.– А Чехов-то, кстати, тоже был из наших, из ростовских![/i](Из фильма «Простые вещи»)[/b]…Жил-был человек самый обыкновенный. Если не сказать – скучный. Обычный обитатель обыкновенной коммуналки, в которой живет с женой, дочерью и соседом-кавказцем, а семью кормит не слишком успешной в сегодняшней жизни профессией: он врач-анестезиолог в больнице – тоже не совсем престижной клиники. Книг Сергей Маслов не читает, в театр не ходит. И даже коллеги ему честно говорят: «Тебе, Маслов, думать вредно!» Герой фильма «Простые вещи» умудряется плыть по течению, ни о чем не задумываясь, даже если после шальной рюмки отбирают права (обидно-то как!), а дочь уходит из дома неизвестно с кем. Неприятности сыплются на его бедную голову дождем. А он из неунывающих. И правильно – вот судьба, кажется, подбрасывает удачу: по рекомендации одного из своих пациентов он сможет подхалтурить на обезболивающих уколах смертельно больному старику. И плевать, что старик этот капризный и вздорный: медиков судьба и не с такими сводит.Но старик оказался не просто вздорным. Он куда сложнее. Переживший свою славу, актер Журавлев пережил еще и собственные мечты, собственные ценности. Вся эта сложная психология – в подтексте, в одной фразе персонажа: «Я старался прожить так, чтобы мне никто не был нужен. А теперь вот я никому не нужен...» Что же делать? Умереть. И Журавлев просит симпатичного парня, приходящего вколоть ему обезболивающее, тихо умертвить его, предлагая неплохое вознаграждение, которое могло бы решить проблемы Сергея Маслова.Что у них общего – у одинокого эгоистичного старого интеллигента, с жесткой и точной иронией сыгранного Леонидом Броневым, и у неудачливого врача, которому нечего ждать от жизни? Что вообще в сегодняшнем быту объединяет людей? Мягкая, почти чеховская интонация фильма вступает в контрапункт с очевидным и жестоким ответом: всерьез – ничего.Вот тут самое время вспомнить, как фильм называется. Потому что простые вещи, во все времена накрепко склеивавшие глобальный человеческий муравейник – это любовь, дружба, бескорыстная человеческая поддержка. Это и есть та палочка-выручалочка, которую автор сценария и режиссер Алексей Попогребский бросает обоим персонажам, коль скоро их роднит-таки одно весьма неприятное чувство бессмысленности собственного бытия.Фильм «Простые вещи» – не просто об этике эвтаназии, он о материях тонких. И хорош прежде всего подзабытым нашим кино изяществом психологического подтекста. И еще – вниманием к обыденной стороне жизни. Умением с сочувственным вниманием присмотреться к ее кажущейся суетливой простоте, рассказать о самых обыкновенных людях без суда (тот же герой Сергей – вовсе не ангел, обычный мужик, ходящий от жены «налево»), гнева и пристрастия, но с пониманием и симпатией.Особенно хорош Сергей Пускепалис в роли Сергея Маслова. Вот уж непростая задача для актера – просто сыграть «простого человека» с обыкновенным «простым» характером и «простой» жизнью. Пускепалис справился с ней блестяще, сумев органично соединить иронию по отношению к персонажу с нескрываемой симпатией к нему. Это артист (воспитанник знаменитой «Мастерской Петра Фоменко», а сейчас еще и главный режиссер Магнитогорского театра) бесспорно, многообещающий. Очень заслуженно он назван лучшим актером на завершившемся «Кинотавре»…Как Попогребский – лучшим режиссером. Ведь «Простые вещи» – по сути, глоток свежего воздуха в безвоздушном и темном отечественном кинопространстве…
Развлечения
Кем же был Воланд?
[b]Отечественная кинодокументалистика держит высокий уровень. Увы, это пока трудновато сказать о нашем игровом кино – несмотря на весь пиар с участием представителей власти. Зато за кино документальное зрителям «Сталкера» остается только порадоваться.[/b]Фильм Евгения Цымбала «Красный Сион» рассказывает неизвестную историю, причем в самом прямом смысле слова. Во второй половине 1920-х в Крыму была предпринята попытка построения советской еврейской сельскохозяйственной коммуны.Евреи никогда не имели собственной земли – вот советская власть, которую они горячо поддержали, и дала им ее… Из этой затеи, как и из большинства затей большевиков, вышел один только кровавый и трагический кошмар. А ведь у истоков коммуны стояли и Шкловский с Маяковским, сделавшие документальный фильм о ней – редчайшие кадры из него вошли в «Красный Сион», и Соломон Михоэлс, приветствовавший эту идею. Интереснейшие и совершенно неизвестные исторические факты проиллюстрированы редкой хроникой и умным, грустным комментарием, который читает Эммануил Виторган.Наше документальное кино еще пару лет назад взрывалось гневом и болью, концентрируя внимание на острейших проблемах современной России. Похоже, ситуация в стране действительно меняется к лучшему – теперь кинематографисты все больше находят вкус в осмыслении трагического прошлого. Чаще всего – через судьбы мастеров культуры, в которых до последних лет очень многое искажалось или сознательно замалчивалось официальным искусствоведением. Скупой по выразительным средствам и светлый по интонации фильм Ларисы Шаламовой «Острова» об одной из мрачнейших судеб сталинской эпохи – судьбе Варлама Шаламова, автора «Колымских рассказов», прошедшего ГУЛАГ и умершего в психиатрической больнице под надзором КГБ.Фильм «Александр Зиновьев. Завещание» непритязателен по выразительным средствам, авторы как бы спрятались за фигурой бодрого старика на лавочке, рассказывающего о своем невероятном жизненном пути. Но рассказ так интересен, старый философ так колоритен, что это, в сущности, простое киноинтервью смотришь не отрываясь.Очень интересен фильм Никиты Воронова «Москва – Батум». Едва ли фанаты Михаила Булгакова, привыкшие считать его фрондером с фигой в кармане, отнесутся к этой работе равнодушно. Создатели фильма попытались, опираясь на факты из биографии автора «Мастера и Маргариты», осмыслить большого писателя (у которого и вправду отнюдь не самая кошмарная судьба для его эпохи) как неудачную «креатуру» вождя народов.И великого маэстро эпохи социализма из него сделать не удалось, и сам он сломался в неравной борьбе. В таком ракурсе иначе воспринимается и шедевр Булгакова – образ Воланда: не Бог и не Дьявол, а вершитель судеб, вождь, манихейская смесь Добра и Зла, управляющий людьми словно куклами на ниточке. Кто был прототипом, объяснять излишне.Очарователен и фильм «Юз, джаз, Ирка и пес» (автор сценария и режиссер Сергей Мирошниченко) – о Юзе Алешковском, бывшем воре и настоящем поэте, вечном беглеце от советского уюта, нашедшем себя в уюте американском и обустроившим свой быт в Штатах во вкусе подмосковного дачника. Приятно отметить разную интонацию этой документальной киносерии «ЖЗЛ», богатство ее эмоциональной палитры – боль и гнев сменяются горьким смехом, и пафос все чаще пафос сменяют аналитические, философские нотки. Возможно, это предвестие действительно серьезного осмысления нашего трагического прошлого.
Развлечения
Эксклюзивы
Вечерка ТВ
Приметы и советы
Проще, чем кажется
Мнения
Михаил Щипанов
Михаил Щипанов

Карабахский синдром

Виктория Филатова
Виктория Филатова

Бабушки, живущие в сети

Ольга Кузьмина  
Ольга Кузьмина  

Клуб нелюбви к бедняге ноябрю

Екатерина Рощина
Екатерина Рощина

Без эпатажа и драйва

Все мнения
О проекте
▲
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.