Они снимают откровенно

[b]Одной из самых ожидаемых премьер проходящего сейчас в Москве международного кинофестиваля «Лики любви» стал французский конкурсный фильм «Анатомия ада», снятый режиссером Катрин Брейя по ее же роману «Порнократия». Катрин Брейя уже известна нашим зрителям по фильму «Романс», принятому российским зрителем без особого шума.[/b]А вот во Франции он произвел шокирующее впечатление откровенностью сексуальных сцен – а ведь французская публика видала виды… В чем же тут дело?Наверное, не надо путать эротическое кино, в том или ином виде существовавшее с самого изобретения «седьмого искусства» и ныне всем давно привычное, с фильмами о сексе, пытающимися всерьез проанализировать загадку пола.История таких фильмов как раз совсем молода. В свое время впечатление шока было у западной, да потом и у нашей публики от фильмов Нагисы Осима «Империя чувств» и Бернардо Бертолуччи «Последнее танго в Париже». Эти фильмы никак не эротические, они сняты не для развлечения и совсем не похожи на фотографии из «Плейбоя».Откровенность сексуальных сцен в них совсем не случайна, она составляет суть всего произведения, его смысл. Но до недавнего времени всерьез говорить о сексе было прерогативой режиссеров-мужчин… И вот во французском кинематографе и литературе случился «женский прорыв». Его обсуждает французская пресса. В чем причина того, что эстафету перехватили женщины? Так ли круто изменилось общество за последние двадцать лет, необратимы ли те очевидные изменения, какие претерпела традиционная мораль, и, наконец, трудно ли женщине снимать откровенный секс?Об этом на страницах журнала «Пари-матч» рассуждают самые скандальные женщины-режиссеры французского кино – Катрин Брейя и Анн Фонтейн, снявшая тоже нашумевший фильм «Натали…». Он вскоре выйдет в российский прокат, как и новый фильм.[b]Катрин Брейя[/b]. Это позволяет надеяться, что диалог, который «Вечерка» перепечатывает с незначительными сокращениями, будет небезынтересен читателю.[b]Пари-матч. Оба ваших фильма можно напрямую назвать сексуальными. Но если «Анатомия ада» – фильм более зрелищный, то «Натали» – скорее «разговорный»…[/b][b]Анн Фонтэйн[/b]. Писатели – особенно такие, как Флобер, Стендаль, – всегда вдохновляли меня больше, чем кинематографисты… Мне это необходимо – оттачивать свою впечатлительность, наблюдательность. Не зацикливаться на одном только изображении секса, а стремиться к большей тонкости. Что предпочесть – шокировать зрителя напрямую или косвенно? Я предпочитаю идти не напролом, а в обход, тем самым провоцируя зрителя на самоанализ, чтобы он бросил взгляд вглубь самого себя.[b]Катрин Брейя[/b]. Кино – это не просто способ рассказать какую-нибудь историю. В «Анатомии ада» я искала поэтический язык, квазиметафизический, когда образы имеют двойной смысл. Пуританские наклонности, которые очень сильны во мне, всячески мешали этому. Но ведь если ты не пуританин, тебя такие проблемы не трогают вовсе! Я старалась снимать сексуальные сцены так, словно их в кино до меня еще не было, не как порнографический объект, а скорее посмотреть на это девственным взглядом. Я хотела показать, откуда взялся мир.[b]А.Ф.[/b] А теперь, по-моему, тебе некуда дальше идти![b]ПМ. Французские режиссеры-мужчины не такие смелые, они отстают от вас в откровенности изображения женского желания и наслаждения в любви.К.Б.[/b] Мужчины любят толковать о низшей роли женщин потому, что для них очень важно подчеркивать ощущение своего пола. Вместо того чтобы идентифицировать себя с мышлением, что сразу стало бы их сильной стороной, они предпочитают хвастаться своими жизненными соками. Но человеческая сексуальность во много раз сложнее, чем сексуальность животных. Именно мужчины подвергают всяческой цензуре тот факт, что как только мужчина начинает испытывать к женщине сексуальное влечение, большая часть его силы самца от него уходит, зато приходит чувство, эмоция. В этом и есть его человеческое.[b]А.Ф.[/b] Женщины овладевают темой человеческой сексуальности потому, что сексуальность есть важная часть их жизни. Нам, женщинам-режиссерам, сегодня бесчестно превращать творчество в конкуренцию! Мы вовсе не ставим целью поверхностно раздуть проблему. Грубое и буквальное изображение секса не способно и не будет способно поднять завесу над той тайной пола, с которой каждое живое существо по определению сталкивается лицом к лицу.[b]К.Б. [/b]Но именно поэтому и надо показывать все это. Снимать секс, это все равно что увеличивать пространство тайны. Я хочу материализовывать запретное, чтобы понять, почему оно запретное. Я снимаю вуайеристское кино, чтобы заставить зрителя эмоционально прочувствовать то, что он отвергает. Прикасаясь к запрету, я побуждаю бороться против него.[b]ПМ. С каким чувством вы снимаете любовный акт? И как уговорить актера сниматься обнаженным?А.Ф.[/b] Не нужно говорить: вот в этой сцене сыграй серьезно, а там не старайся, там только твой голый зад мелькнет… Голый зад – тоже эмоция зрителя, я не вижу тут разницы. Интересно, что Эмманюэль Беар с большим трудом согласилась произносить на съемках откровенные до непристойности реплики, которые ей пришлось говорить по сценарию, а вот откровенные постельные сцены сыграла легко, без смущения. Это всегда на грани. Творчество сродни сексу. Снимать актеров – тоже акт эротический.[b]К.Б.[/b] Да, это все равно что заниматься любовью с собственным фильмом. Я сказала одной актрисе, которая была готова на реальный половой акт перед камерой: «Напрасно вы думаете, что это так необходимо, не старайтесь зря, в кадре будет только ваше лицо». А вот для актеров вступить в интимную связь перед камерой – проблема гораздо большая. Попадая в мир табу, запретов, при съемке сексуальных сцен начинаешь иметь дело с пространством любовного исступления. Словно берешь штурмом священное. И тут внутренний свет, излучаемый актерами, совершенно затмевает порнографичность сцен. Полное экстатического восторга, серафическое лицо женского сексуального наслаждения есть и самое прекрасное женское лицо вообще![b]ПМ. Что нового привносят в съемочный процесс режиссеры-женщины?А.Ф. [/b]У женщин более свободное поле для исследований. Они, может быть, рассудочнее в вопросах сексуального свойства, но зато они предоставляют всему идти своим чередом! В моих предыдущих фильмах речь шла о мужчинах. И вот я впервые в жизни пытаюсь глубоко проникнуть в женское. Мне симпатично это ощущение раздвоения, я могу балансировать на грани полов. Мне никогда не нравилось быть женщиной, но я сама выстроила в себе женское. Когда мне было двенадцать, я думала, что лучше бы родилась мальчиком. Я хотела спрятать грудь. Я занималась классическим танцем, который делает с человеческим телом все что угодно. Имели значение и проблемы материнства. Мне говорили: «Если ты будешь гулять с мальчиками, ты рискуешь забеременеть». И я жила в стыде и страхе. И потом эти унижающие мужские взгляды на улице, низводящие женщину до объекта вожделения. Все это я и пыталась инструментализировать…[b]К.Б.[/b] Да, женский режиссерский взгляд действительно отличается стыдливостью. Что до меня, то я родилась как будто сразу в этом теле. Я чувствовала себя созданной для счастья, лазила по деревьям, дралась с мальчишками. У меня никогда не возникало желания иметь мужской член, никакого чувства неудобства от его отсутствия, о котором говорил Фрейд. В одиннадцать лет я еще ничего не испытывала к мальчикам, а грудь у меня уже была 90! Но наступает время, и вдруг понимаешь, что у тебя есть тело и что существуют правила игры, и что ты объект желания, да просто сексуального вожделения, и вот тебе уже говорят, что ты нуждаешься в защите от себя самой… Да, тут есть проблема для обсуждения, насчет стыдливости.[b]ПМ. Какая часть вас самих присутствует в ваших фильмах?А.Ф. [/b]Я чувствую себя орудием для конструирования персонажей. Сюжет интересен, когда его темная слепая часть становится действием. В сущности, именно это самое волнующее – приобретать в кинематографе тот опыт, которого у тебя нет в жизни. Я интересуюсь персонажами, у которых трудности, половое безразличие, иногда желание умереть. Вот говорят о женской фригидности, но ведь это передается им от мужчин. Чарльз Берлинг, игравший у меня мужчину, безразличного и эмоционально, и сексуально, – вот, может быть, немного я сама. Я никогда не присутствую в своих фильмах буквально. Придумывать истории – это помогает мне перенести диктат реальности, принуждающий женщину стремиться к первенству и в сексуальном плане, и в профессиональном, и так далее. Несмотря на мою жизненную силу, я пессимистка.[b]К.Б.[/b] А я умею направить свое собственное бессознательное, что меня очень радует, ибо именно эта, слепая часть сознания и создает фильм. Я много думала о своем фильме «Романс», пытаясь приспособить его к самой себе. Понять, что в нем было от моего бессознательного, что было мной. И однажды я вдруг почувствовала, что эти попытки изменили меня. Больше в роли жертвы я быть не хочу.