[b]В огромном пурпурно-золотом зале, всегда торжественном, привыкшем к великодержавной славе, вечер памяти Улановой прошел сдержанно и достойно, без лишних официальных лиц. Под стать запомнившимся манерам великой балерины, которой так не подходила помпезность.[/b]Владимир Васильев, президент Фонда Улановой и режиссер вечера, впервые за четыре года переступил порог Большого театра с тех пор, как началась чехарда в его руководстве. Оставаясь всеобщим любимцем (иначе как «Володя» и «Катя» их с Максимовой никто между собой в приличном артистическом мире не называет), он хорошо, с верной интонацией повел торжество. Назвал шестерых юных стипендиатов фонда. И лауреатов награды «За беззаветное служение искусству танца»: Марину Семенову, Игоря Моисеева, Раису Стручкову, Ольгу Лепешинскую, Николая Фадеечева. Начиная с этого года она вручается в виде знаменитой статуэтки Ломоносовского завода, созданной 40 лет назад и отлитой ныне по модели, хранящейся в Эрмитаже.Хореографические номера в основном в исполнении артистов Большого и Мариинки чередовались с нерасхожей, часто неизвестной хроникой, уникальными фотографиями Улановой – в ролях, в меховом капюшоне, в широкополой шляпе, за книгой, на дачной скамейке… Портрет удался! Никому даже не хотелось обсуждать, что в Мариинке все-таки лучше кордебалет, зато у нас сильнее танцовщики. Каре из 36 балерин в «Симфонии до мажор» Баланчина лишало споры очевидной основы, а 24 московских лебедя были неотличимы друг от друга, и Принц почти напрасно метался по сцене…Самым же сильным визуальным впечатлением вечера остается сохраненный старой пленкой момент из «Ромео и Джульетты», когда Уланова бежит (не танцует даже!) по сцене – до сих пор перехватывает горло.Мелодии из «Нормы» («Каста дива» – Татьяна Печникова) и «Сельской чести» («Молитва» – Татьяна Смирнова; обе певицы из «Новой оперы») возвышали слова из писем, написанных когда-то Андрониковым и Образцовой, Завадским и Раневской: «Дорогая Галина Сергеевна!..», «Дорогая Галя!..» Письма читались под звуки Шопена, и эпистолярная шопениана не раздражала, как это бывает, пустой литературщиной.Ждали, конечно, заключительного номера – Адажио из «Бриллиантов» Баланчина с Ульяной Лопаткиной. Столь не похожая на Галину Сергеевну внешне, эта балерина так и притягивает самоотреченностью, какой-то будто даже жертвенностью. Пусть – да, только на сцене, а дальше зрителям, даже поклонникам доступ, слава богу, закрыт. Редко, но бывают такие артисты.Мелькнула в танце Лопаткиной и та же неразгаданная тайна, где искусство легко обгоняет ремесло, вдруг заставляет забыть о нем, остаться один на один с совершенством. В этот негромкий вечер хотелось хоть раз бурных оваций – их по праву снискала мариинская прима.16 мая, день, который чтила сама Галина Сергеевна как дату своего выпускного спектакля, теперь будет отмечаться в Москве ежегодно.