Как обчистили министра

В жизни случается всякое: приехавший в Москву в 1868 году с частным визитом министр внутренних дел А. Е. Тимашев был обворован самым бессовестным образом. Его превосходительство поселился в квартире матушки, проживавшей на Большой Дмитровке, в доме Бартоломеуса, а на другой день по приезде, с утра пораньше, отправился к обедне в кремлевские соборы. По возвращении министр хватился маленького портфеля с бумагами, бумажника и золотого портсигара с вензелем из драгоценных камней.О происшествии было доложено московскому генерал-губернатору князю Долгорукову.Их сиятельство, вызвав к себе обер-полицмейстера графа Крейца, наговорил ему разных неприятных вещей, а затем приказал отыскать пропавшие у министра предметы во что бы то ни стало! Господин Крейц вернулся от губернатора сам не свой – это же чистый анекдот: министра внутренних дел обворовали! Созвал на совет ближайших чиновников, и один из них рекомендовал поручить розыски приставу городской части господину Хотинскому – этот сыщет! Нужно заметить, что сыском в Москве середины XIX века занимались несколько приставов, квартальных и даже полицейских писарей, но делали они это исключительно «на любительских началах», действуя кто из азарта, а кто из корыстного интереса. Про одного из таких сыщиков – Хотинского – говорили, что в Москве он может отыскать все что захочет.Обер-полицмейстер поручил передать господину приставу, что в случае успеха ему будут очень благодарны и князь Долгоруков, и министр Тимашев, и он сам, граф Крейц. Что будет в случае «неуспеха», подразумевалось само собой… Расспросив графского посланца об обстоятельствах дела, Хотинский воскликнул: «Боже ты мой! Ну чисто дети малые: набьют карманы такими ценными вещами и едут к обедне в Успенский собор, словно они от краж заговоренные! Да разве так можно в Москве-то?..» А потом еще долго кряхтел, сетовал на недальновидность поведения больших господ, но в конце концов велел передать их превосходительству, что «попробует поискать».А уже на следующее утро Хотинский лично вручил обер-полицмейстеру пропавший у министра портсигар и пустой портфель. Граф, схватив в охапку найденное, поехал с докладом к князю Долгорукову. Ко второму завтраку московские начальники явились в дом Бартоломеуса с визитом. Пораженный успехом розыска, министр, пригласив гостей к столу, велел открыть шампанское и провозгласил тост за московскую полицию, заметив, что так ловко дело розыска не поставлено даже в Лондоне, хотя тамошняя полиция славится во всем мире… Впрочем, никакого чуда в успехе Хотинского не было, просто он великолепно знал устройство московского преступного мира со всеми его законами и обычаями. Услыхав, что министра, скорее всего, обобрали в Успенском соборе, пристав стал искать среди «клюквенников», воров, совершавших кражи в церквях, шаря по карманам молящихся. Знал Хотинский и то, что подобные воры «работают артельно», а живут главным образом за Серпуховской заставой, в деревне Большие Котлы, где, впрочем, селилось множество ворья самых разных «мастей».Путь пристава лежал в деревенский трактир, содержатель которого Егор Терентьевич был ему хорошо известен. Без всяких хитростей сказав, что прислан от большого начальства, пристав сразу же спросил трактирщика, кто из котловских давеча «работал» в Успенском соборе? Егор Терентьевич, понявший, что дело важное, обратился прямо к публике в трактире – кто? Помявшись немного, ему сказали, что «из наших был Никола Цыган да Егорка Истопник». Пристав потребовал предоставить ему Цыгана и Истопника, но это оказалось непросто: Егорка «с фарта» загулял, упившись до полной невменяемости – такая уж у него была манера отдыхать! Однако Хотинскому хватило и Цыгана. Когда его привели, пристав потребовал от вора портсигар с бриллиантовой монограммой в виде государственного герба – подарок особы императорской фамилии – и портфель с бумагами. Понукаемый трактирщиком Егором Терентьевичем, Николай рассказал, что они с Егоркой, «взяв» вещи в Успенском соборе, деньги поделили, а портсигар и портфель, из которого выкинули бумаги, Истопник отнес землячке, что жила в «заведении» одной немки в Колосовом переулке.Землячка была приспособлена носить вещи к Берке – скупщику краденого: тот, уж на что плут, дал за портсигар очень много. Выручку поставили на дележ: отдали общую долю и по доле взяли себе.Хотинский дал Цыгану два часа, чтобы тот принес вещи к нему домой, посулив, что если к указанному часу вещей не будет… И показал внушительный кулак, обтянутый белой лайковой перчаткой.Два часа спустя вещи были принесены Хотинскому домой. Приняв их, пристав выдал деньги, компенсировав затраты перекупщика и «клюквенников»: репутация у московских воров для Хотинского стоила дороже.Впрочем, Хотинский вовсе не был альтруистом и эту «честность» мог окупить быстро. Всех пойманных жуликов, которых приводили в городскую часть, он принимал лично. Отпустив конвой, он, стоя у стола, покрытого доходившей до полу суконной скатертью, начинал сулить вору всевозможные кары, грозя Сибирью. Те из них, что были поопытнее, немедленно валились на колени, причитая: «Не погуби, батюшка!», кланялись в пол. И в этот самый момент они забрасывали под стол часть добычи. Пристав, поправляя складку скатерти, заглядывал под стол, и в большинстве случаев после первого же «земного поклона» все улаживалось. Но бывало, что Хотинский не унимался, продолжал кричать, и вору приходилось «кланяться» еще раз… У этой игры не было определенных правил: иной раз Хотинский на «поклон» отвечал бурей негодования и «приобщал» подношение к делу, обвинив вора в подкупе должностного лица. Это создавало ему в обществе репутацию честного человека…