«Можно много рассуждать о вере, добре, гуманизме. Но вот если сейчас, прямо в этой комнате, отключить кислород, как мы себя поведем?» – спросил Иван Вырыпаев у журналистов на «Кинотавре» в ответ на очередные обвинения в «ниспровержении христианских ценностей» в его фильме «Кислород».Вопрос, конечно, интересный. Я на полном «серьезе» допускаю, что кто-то продолжит говорить об этих, несомненно, важных для человечества вещах. Мало того – до последнего останется добрым и гуманным. Но в себе я в этом смысле не до конца уверена. И поэтому, будучи убежденной противницей насилия, я могу понять Санька из маленького провинциального городка, который для того, чтобы дышать, взял кислородную лопату и убил свою некислородную жену. Ведь ему сказали «не убей», а кислорода вдоволь не предоставили. Или, может, чего-то важного не объяснили.И, может, именно это и попытался сделать Иван Вырыпаев, экранизируя свой одноименный культовый спектакль. Получилось воистину завораживающее кино.[b][i]«Не убей» – потому что больно[/i]– Иван, несмотря на то что на «Кинотавре» вам помимо наград за музыку и режиссуру вручили «Белого слона» от Гильдии киноведов и кинокритиков, у прессы к вам все-таки были определенные претензии. Одни представители СМИ обвинили вас в «ниспровержении христианских ценностей», другие – в том, что вы дерзко взяли на себя смелость их проповедовать. Какая из претензий вам ближе?[/b]– Ни та и ни другая – в «Кислороде» нет ни богохульства, ни проповедничества.По крайней мере мне так кажется, и я очень переживаю, когда мне говорят, что я «проповедую». В этом нет даже элемента проповедничества. Я ни в коем случае не хотел проповедовать. Так же, как и ниспровергать. Да, я не исповедую христианство, я буддист, но я очень люблю христианство, я вырос на христианских ценностях.«Кислород» для меня как раз попытка «оживить» эти ценности, осмыслить их, еще раз задуматься. Потому что мы многое воспринимаем на автомате, не вникая в смысл.Говорим «не убей» – а почему «не убей»? Потому что потом могут убить тебя? Только поэтому? Но ведь это неправильно, это подмена истинного. «Не убей» – потому что живое существо, потому что больно. И тебе потом тоже будет больно.И мы говорим «не убей», но ведь убиваем. Животных же убиваем – тех же коров, например. Говорим «не убей», но включаем телевизор – и на День ракетных войск патриарх чуть ли не призывает запускать ракеты.Убиваем мусульман вместо того, чтобы начать с ними диалог. То есть «не убей», но если ситуация не вписывается в нашу, грубо говоря, концепцию, то мы убиваем. У нас все время получается «не убей, но…», «не укради, но…» Очень много «но». Я не хочу никого осуждать – у меня нет такого права, но вот эти «но»… И они для меня самого вопрос, я сам не знаю на них ответа. Герой «Кислорода» пытается эти ответы найти.[b]– Сейчас стало модным говорить о своем православии, демонстративно ходить в церковь, к месту и не к месту креститься. Вот только в повседневной жизни некоторые православные часто забывают и о десяти заповедях, и о прочих декларируемых ими ценностях.[/b]– В том-то и дело. Мне кажется, самая большая проблема сейчас в нашей жизни – отсутствие сакрального. Истинной духовной работы.Мы слишком легко говорим о важных вещах, разбрасываемся словами. Говорим «я верующий», не совсем даже понимая, что это такое. Мне кажется, подобные высказывания должны быть осмысленными, не хотелось бы, чтобы такие вещи произносились впустую. А осмыслить можно, на мой взгляд, через сомнение. Только сомневаясь, ища ответы на свои вопросы, можно прийти к чему-то настоящему, освободиться от религиозного лицемерия. Вообще от любого лицемерия.[b]– Вам часто по жизни приходится с лицемерием сталкиваться?[/b]– Вокруг много фальши, очень хочется самому не фальшивить. Хочется, чтобы было больше настоящего. Во всем: от еды до… всего. Хочется воспринимать мир не головой – сердцем. Ощущать его. А везде очень много концепций. В театре, в жизни – везде. Мы живем концепциями, а это же все неправильно, не по-настоящему. Я ведь, например, не могу концептуально дышать. Я либо дышу, и, следовательно, живу, либо не дышу.[b][i]Без травы и грибов[/i]– До того как вы решили снять фильм «Кислород», ваш одноименный спектакль уже прожил довольно большой срок, вызвал жаркие споры, получил массу призов. За это время вы успели дебютировать в кино с «Эйфорией», опять же со спорами, восторгами и призами. Почему решили вернуться к «Кислороду»?[/b]– Я хотел снять этот фильм, еще когда ставил спектакль. Но тогда у меня не было таких возможностей – ни финансовых, ни профессиональных. Ведь это технологически очень сложное кино, «Эйфория» гораздо проще для реализации. А потом я подумал, что «Кислород» может стать тем фильмом, который какомуто числу людей может быть нужен. И мне показалось: это даже хорошо, что прошло довольно много времени после спектакля. Эта дистанция позволила мне поновому взглянуть на многие вещи, посмотреть на них отстраненно. Я не герой этого текста, я не курю траву, не живу этой субкультурной жизнью. Этот фильм не про меня. Но темы, которые поднимаются, меня и сейчас волнуют. Мне кажется – это важно.[b]– Кстати, о «субкультурной жизни». Те, кто фильм не принял, высказывались в духе того, что сделан он явно не без участия травы и специфических «грибов из Санкт-Петербурга», о которых в «Кислороде» тоже шла речь.[/b]– Ничего подобного не было. Кстати, сушеные грибы из Санкт-Петербурга действительно существуют, и мы даже хотели сделать с ними продакт-плейсмент.Но выпускающая их компания отказалась от нашего предложения. Они тоже подумали, что речь идет о наркотиках. И совершенно напрасно.[b][i]Кино – это долго и мучительно[/i]– На роль Саши из маленького провинциального городка вы позвали вашего земляка, молодого актера из Иркутска Алексея Филимонова, хотя в спектакле играли сами. Правда, Алексей очень похож на вас – поэтому его позвали?[/b]– Алексей – очень хороший актер, а то, что он похож на меня, получилось совершенно случайно. Может, конечно, таким образом сыграло мое подсознание? Специально я не искал похожего на себя актера. Филимонов самодостаточен, и, может быть, это не он похож на меня, а я на него.[b]– Легко ли было работать с польской красавицей Каролиной Грушкой? Не возникало «трудностей перевода»?[/b]– Работалось просто замечательно. Каролина волшебная! Нам с ней невероятно повезло. И она давала нам уроки профессионализма – Каролина еще до начала съемок выучила весь текст, что стало для нас приятным сюрпризом. И всегда приходила на съемки вовремя – что для российских актеров тоже удивительно.[b]– Когда вы собираетесь снимать свою третью картину?[/b]– Я пока еще ничего не знаю. Уже знаю, о чем хочу снимать, но еще не понимаю как – пока нет ни продюсеров, ни денег. Их надо немного – бюджет не слишком большой, – но пока и их нет. Вообще, кино – это непростая штука. Отнимает огромное количество сил и времени, приходится решать массу проблем, не все из которых связаны с творчеством. Но, наверное, снимать я все-таки буду.