Хозяйственные дела тяжелым бременем ложатся на плечи активных работников Московского управления. Планы, постановления, решения, запреты, выработка правил... Охватить весь перечень повседневной работы управцев и думцев из года в год, из века в век, ясное дело – невозможно. Но, имея некоторый интерес к прошедшим событиям, просмотреть, прочитать о небольшой части разного рода городских дел начала ХХ века, думаю, не составит особого труда. Предлагаю короткую их хронику, отраженную на давно пожелтевших страницах периодических изданий.[b]Осень 1900 года[/b]В октябре заведующим санитарною частью Москвы А. Г.Петровским был поднят вопрос об организации в городе врачебной помощи на дому. Выработка проекта по этому вопросу была поручена особой управской комиссии, которая должна была подготовить о том доклад. Доклад необходимо было представить во Врачебный совет. В случае одобрения он поступал на рассмотрение Городской думы. Предполагалось, что “врачебная помощь на дому будет оказываться исключительно бедным людям”, например, “в случаях хронических страданий, когда лечение требует продолжительного времени”.Москвичей оповестили, что с 4 ноября кремлевские Троицкие ворота будут открыты “исключительно для пешеходов”. В проезде разным видам транспорта здесь было отказано.А 7 ноября Городская дума известила москвичей о том, что она удовлетворила ходатайство Императорского московского археологического общества о разрешении ему поставить памятник первому русскому печатнику “диакону Ивану Федорову” в сквере у Китайской стены против Рождественской улицы.Через десять дней прошло сообщение Городской управы, касавшееся уличного информирования: в Москве должны появиться новые вывески с названиями улиц “взамен старых, часто замазываемых штукатурками”.Вывески должны “укрепляться на угольных домах уличных перекрестков на особых треугольных железных рычагах и таким образом, что одну и ту же вывеску можно будет видеть со стороны двух улиц”. А еще через день москвичи узнали, что центральным вокзалом железных дорог будет считаться Николаевский (нынешний Ленинградский).[b]Весна 1902 года[/b]Владельцы автомобилей для получения права езды на машинах по Москве, были обязаны “заручиться особым разрешением”, то есть – иметь специальный документ. Московский обер-полицмейстер дал разъяснение о том, что “не только владельцы автомобилей, но и “вожатые”, управляющие ходом автомобилей, обязаны иметь особое разрешение и представлять удостоверение от московского клуба автомобилистов об умении управлять автомобилем”. Одновременно с тем автомобили должны снабжаться “номером”, выдаваемым из Городской управы.Духовенство столичных кладбищ заметило, что на могилах стали появляться надгробные памятники в “декадентском стиле” с изображением сирен, демонов и прочих аллегорических персонажей, также и прочих чужеродных символических знаков. В начале мая оно обратилось с ходатайством к властям о недопущении установки на кладбищах памятников и решеток с изображениями, не соответствующими религиозно-нравственному духу православия.Той же весной Городская управа распорядилась закрывать Кокоревский бульвар, (расположенный вдоль берега Водоотводного канала на Острове, между Чугунным и Малым Каменным мостами), ежедневно в 11 часов вечера.Причиной тому послужили частые ночные безобразия. В дореволюционное время почти все московские бульвары были огорожены решетками с замками на калитках. За порядком и чистотой на бульварах следили специально нанимаемые сторожа.[b]1910 год[/b]По поводу сохранения общественного и государственного порядка в Москве 6 июня московский градоначальник издал обязательные постановления. В одном из них говорилось о дворниках и ночных сторожах. Определялось, что в каждом доме должен быть “дворник для очередного дежурства и для исполнения обязанностей по надзору за внешним порядком и общественной безопасностью”.Уличное дежурство домовых дворников распределялось и назначалось местной полицией. С разрешения градоначальника дозволялось нескольким домовладельцам иметь одного общего дворника.По части уличного надзора домашние дворники находились в полном подчинении полиции, приказания которой должны были ими беспрекословно исполняться.Лица, нанимавшие дворников, не могли давать им во время дежурства поручения, которые могли препятствовать тем своевременно выходить по назначению полиции на дежурство, мешать исполнению каких-либо других приказаний полиции, направленных на дело внешнего надзора за порядком и общественной безопасностью.(Видимо, эти постановления можно рассматривать еще и как начало, или предтечу, правил для будущих народных дружинников.) Участковый пристав мог требовать от домовладельца или арендатора дома увольнения незадачливого дворника или замены его другим. Хозяева обязаны были в течение трех суток исполнить этот полицейский приказ.К тому же домовладельцам Москвы вменялось в обязанности с 1 апреля по 10 августа с 23 часов до 5 часов утра, а с 10 августа по 1 апреля с 20 часов до 6 часов утра на каждой улице, площади, в каждом переулке или проезде, по всем набережным рек и Обводного (Водоотводного) канала, на близлежащей территории, кроме дворников, иметь и ночных сторожей, составлявших наружный дозор по поручению полиции.Дворники и ночные сторожа на время дежурства во всех местностях снабжались свистками и имели на своих шапках бляхи установленного образца.[b]1911 год[/b]21 апреля московский домовладелец Д. А. Манухин подал в Городскую управу предложение о том, чтобы вагоны трамваев направлялись не по правой стороне рельсовых линий, а по левой, как это было принято на некоторых российских железных дорогах (например, на “Московско-Казанской”). По его мнению, такое нововведение может “послужить к упорядочению уличного движения в Москве и обезопасить движение экипажей, так как освободит кучеров и извозчиков от необходимости постоянно оглядываться, чтобы не быть настигнутыми трамваем: перед их глазами будут только встречные вагоны”.[b]1913 год[/b]В конце апреля градоначальник обратился в городское управление с предложением издать обязательные постановления, воспрещающие хранение в жилых помещениях гостиниц и меблированных комнат легковоспламеняющихся веществ, как то: пороха, бензина, фейерверков, изделий из целлулоида. Также – сильно горящих предметов: кисеи, кружев, лент, т. п. Поводом для такого предложения послужило то, что “в Москву как в торговый центр съезжаются коммивояжеры с образцами самых разных товаров”. Конечно, для их размещения нужны помещения, изолированные от жилых.В апреле Думская комиссия по внешнему благоустройству города Москвы “признала необходимым устроить в этом же году новые скверы на Елоховской и Кудринской площадях”.Одновременно с тем прошло еще сообщение о недавно открытом у Никитских ворот “Электрическом театре Унион”. Этот театр “за короткое время завоевал симпатии москвичей, которые очень охотно посещают его”. Далее шла информация: “Сейчас там демонстрируется монопольная картина “Человек и хищный зверь”. Фильм пользовался “колоссальным успехом”.Мало того, 28 апреля написали, что Городская управа “задалась целью составить Кинематографический музей из лент, относящихся к разным событиям городской жизни”. В то время делать несанкционированные фотографии на улицах, в общественных местах, на предприятиях властями было запрещено. И Городская управа, дав разрешение фирме Ханжонкова “производить снимки в разных городских учреждениях”, обусловила, чтобы “ленты поступали в продажу после одобрения Управы и чтобы 4 экземпляра каждой из них были бесплатно предоставлены Управе для будущего музея”. (То есть был поставлен вопрос о лицензионности продукции и об обязательном бесплатном ее экземпляре. Аналогичное право получения книжного экземпляра в недавнее время имели все центральные публичные библиотеки. Но ныне оно повсеместно нарушается.) В первых числах июня Городская управа подписала доклад об образовании комиссии “для осмотра и испытания автомобилей и для экзаменов шофферов”. В состав этой комиссии предполагалось включить: гласных Городской думы по избранию, не менее пяти городских инженеров, в том числе один – в качестве непременного члена. Причем последний освобождался бы от других обязанностей по городскому управлению и за свой труд в комиссии получал бы годовое жалованье в размере 2,4 тысячи рублей. Остальные городские инженеры получали бы по 10 рублей за каждый день участия в комиссии.Кроме того, в состав комиссии должны войти два представителя от Первого русского автомобильного клуба и от Московского автомобильного общества. Общее годовое содержание этой комиссии составило бы до 7 тысяч рублей. Этот расход предполагалось покрыть “взиманием платы за экзамены с самих шофферов”. Оплата экзаменов устанавливалась “в силу тех соображений, что Москва является поставщиком “шофферов” на всю Россию и что имеющий такое свидетельство получает право извлекать из своего ремесла существенные выгоды”. Плата была определена в размере 5 рублей за первый экзамен и 3 рубля за каждый последующий.[b]1916 год[/b]Из опубликованных “Правил при пользовании телефонным сообщением”: “Абонентам и всем вообще лицам воспрещается передавать по телефону сведения, содержание которых противно законам, общественному порядку, нравственности и неприлично по выражениям, а также предоставлять установленные у них аппараты в пользование посторонних лиц за плату… Все переговоры… должны производиться вполне вежливо… К пользованию телефоном не допускаются лица, находящиеся в нетрезвом состоянии… Во время грозы действие телефона прекращается”.