Заслуженный учитель РФ Лев Соболев: Я предпочитаю на уроке диалог

Современную систему образования часто сравнивают с советской. И споры вокруг нововведений, наверное, утихнут еще не скоро. Одних смущает помолодевший педагогический состав, других, напротив, радует этот прилив свежих сил. Тема «Так ли страшен ЕГЭ, как его малюют» снова и снова вызывает острейшие дискуссии, смысл которых уже сложно уловить.

А вопрос: «Можно ли привить ребенку любовь к чтению?» — и вовсе стал идентичен классическому «Кто виноват и что делать?» Кому, как не педагогу с сорокалетним стажем, знать ответ на эти вопросы.

....Пока шла от площади Победы на эту встречу, приглядывалась: дорога вроде та же, что и — страшно сказать! — 35 лет назад, когда бежала по ней девчонкой на уроки в родную 67-ю школу советского образца мимо палатки с обожаемыми пончиками по пять копеек за штуку.

А в голове, как и много лет назад, снова уйма вопросов. И, кажется, опять спешу на урок к моему учителю, Льву Иосифовичу Соболеву, который, сколько бы лет ни прошло, для своих учеников никогда не станет бывшим.

— Лев Иосифович, вы начали работать учителем русского языка и литературы в советские годы. Какое время для вас, педагога, проще — тогда или сейчас?

— Нынешнее, конечно. Потому что не нужно врать. Исчезла необходимость двоемыслия, когда мы говорим одно, а подразумеваем другое. В советское время гуманитарные науки были тесно связаны с идеологией. Как-то во время урока по Толстому одна девочка прислала мне записку, в которой спрашивала, не кажется ли мне, что Солженицын — самый заметный продолжатель классика. Прочесть эту записку в классе было рискованно — Солженицын уже был выслан из страны. А сейчас вместо «Поднятой целины» в школьной программе есть «Мастер и Маргарита» Булгакова, тот же Солженицын… Это совсем другой уровень разговора. А я предпочитаю на уроке диалог, а не монолог. Но не все дети сегодня к разговору готовы. Помнишь, однажды на уроке в вашем классе я сказал про одного из учеников: «Не трожьте его, не надо, пускай человек поспит»? На перемене ко мне подошла Таня и спросила: «А вы действительно очень любите Галича?» Сразу стало ясно, что мы понимаем друг друга сразу, с одной цитаты. Сейчас этого ощущения нет. Но пусть уж лучше его не будет, но не будет и тотальной лжи.

— А вам не обидно, что сейчас такого понимания с полуслова, с одной фразы сейчас с учениками уже нет?

— Понимаешь, когда 35 лет назад твои родители или я в магазине видели без очереди копченую колбасу и покупали ее, это было неожиданным везением. Но сейчас-то покупка колбасы такой радости уже не доставляет. Время другое, и дети сегодня, естественно, другие. Конечно, они тоже мимикрируют, как и любой из нас, но делают это по-разному и по-своему. Одни — не теряя достоинства, а у других вообще этого понятия нет. Они, как и вы в свое время, порой жульничают, пытаются списать, чего-то не учат, что-то не читают… Все это старо как мир, но на это жаловаться — как сетовать, что не все к десятому классу усвоили гегелевскую диалектику.

— В наше время основой знаний были книги. А у современных школьников появился интернет. Вы чувствуете конкуренцию?

— Я воспринимаю интернет как помощника. У меня появилась возможность выкладывать в открытом доступе свои лекции, уроки, в том числе и на своем сайте. Ребята сами их находят, не далее как 30 минут назад одна ученица попросила меня выложить статью о Толстом. Интернет дает дополнительные возможности для образования, и те, кому оно нужно, этим охотно пользуются.

— А социальные сети? Это же совсем другая манера общения.

— Да, конечно. Но спорить и восставать, как и против всего остального, приобретенного в последнее время, на мой взгляд, нелепо. Ну сидят они за компьютерной игрой, в соцсетях… Какая разница, на что отвлекаться? Людей, которые бы маниакально учились, согласись, всегда мало. Вспомни, сколько среди вас было обаятельных лентяев и лентяек. Большинство класса! Просто есть люди, которые очень быстро все схватывают, а есть те, кому нужно раскачаться. Я очень не люблю делать замечания по поведению. Поскольку я не классный руководитель, то могу себе эту роскошь позволить. С вами мне приходилось это делать: то Анна Павловна на вас жалуется, то еще кто-нибудь. А сейчас, когда вижу, что кто-то тычет пальчиком в телефон, разговаривает, говорю: «Я подожду, чтобы вам не мешать, но мне неприятно делать вам замечания. Вы же заявляете: «Мам, сегодня буду ночевать у подруги, потому что я уже взрослая», почему же на уроке ведете себя как малышка, ничего не соображающая? Раз «взрослая», отвечайте за свое поведение, ведите себя достойно и прилично».

— Вы говорили нам, что Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Пастернак, Булгаков должны стать нашими собеседниками, им есть что сказать. А современные дети способны их услышать?

— Сегодня мои ученики писали проверочную работу по третьему тому «Войны и мира». Надеюсь, я ответил на твой вопрос? Но всем ли сегодня надо осваивать классическую литературу в полном объеме, не уверен. Воспринять поэзию, например Блока, ничуть не проще, чем живопись, балет… И ведь знакомство с изобразительным искусством преподается в школе факультативно. А если человек не хочет вникать в литературу, то что? Железной метлой всех загоним в счастье? Не получится.

— Но научить читать можно?

— Если ученик не очень будет сопротивляться, не только можно, но и нужно. Только уметь и любить читать — не одно и то же. Гоголевский Петрушка читать любил, ему нравилось, что из букв складываются слова, но ему было все равно, что читать — молитвослов, газету или роман. Сегодня на уроке я говорил с учениками о Льве Толстом. И один мальчик остался на перемене, чтобы высказаться, что его смущает в толстовских исторических описаниях. Пусть он один, ну десять таких в классе. Все равно важно, что кому-то это сегодня нужно. Совершенно необязательно соглашаться с автором, которого мы читаем, и совсем необязательно его любить. Конечно, приятно, если дети полюбят Толстого, Некрасова, Маяковского или Блока. Но пока от них требуется только одно: попытаться понять. И оценивается именно степень понимания, которая, разумеется, зависит от знания текста и размышлений над ним. Критерий очень четкий.

Третьего дня я получил письмо от своей выпускницы 1990 года. Она защитила магистерскую диссертацию и прислала мне ее с таким текстом: «Спасибо вам за то, что вы научили меня всему. Мне очень пригодилось то, чему вы учили во время занятий…» Не для того, чтобы похвалиться, тебе это читаю. Просто пока мы учим детей, еще неизвестно, что будет дальше. А потом выясняется, что семечко проросло.

— Наверное, сегодня вашим ученикам сдавать экзамены проще, чем нам. Единый государственный экзамен, приобретение современной школы, многое для учащихся упростил. А на ваш взгляд, ЕГЭ — это зло или благо?

— На сегодняшний день, думаю, это лучше чем то, что было в советские годы.

— Лучше?!

— Пойми: одно дело, когда мы оцениваем себя сами. Разумеется, мы пристрастны. И если, допустим, Наташа отвечает плохо, а два года она хорошо училась, учителя будут всячески ерзать, чтобы ее вытянуть. А здесь пришел человек, который Наташу знает только по ее экзаменационной работе. Разумеется, он тоже субъективен. И то, что мне может показаться верным, он может отметить как ошибку. С этим ничего не поделаешь.

Литература — не математика. Но то, что нас оценивают другие, — это главное. Тестовая часть ЕГЭ действительно примитивна, но я думаю, это сделано сознательно. Когда ЕГЭ только ввели, то по его результатам у нас было 24 процента неуспевающих. Это много. За такие результаты, естественно, стали тюкать. Поэтому теперь вопросы тестовой части ЕГЭ стали проще. Например, такие: «Как называется описание внешности персонажа?», «А описание природы?»

— Легко: портрет, пейзаж… А сочинение, которое предусмотрено в экзамене по литературе и русскому языку, сегодня написать проще или сложнее? Знаю, многих старшеклассников очень волнует вопрос: как быть, если попадешь на проверяющего, который не разделяет твои взгляды?

— Далеко не все эксперты, которые проверяют ЕГЭ, дуболомы! Если человек пишет работу по Шолохову и заявляет, что герой — ничтожество, потому что он не убил ни одного немца, то это значит, что автор сочинения не понимает произведение. С другой стороны, у Любимова на Таганке был спектакль «Преступление и наказание», который заканчивался фразой из школьного сочинения: «Молодец, Раскольников, что убил старуху! Жаль, что попался!» Это этическая ошибка. Но, возможно, кто-нибудь из экспертов, разбирая это сочинение, скажет, что это оригинальный взгляд и его надо поощрить. Всякое может быть.

— В современной системе образования поменялись и правила поступления в вузы. Но стали ли равными возможности у абитуриентов?

— Одни, чьи родители могут себе позволить платное отделение в вузе, теперь вообще не волнуются. Другие идут проторенной дорожкой: буду заниматься с репетитором из вуза и точно поступлю. И ребенок четыре раза в неделю ездит с конвертиком на другой конец города. И только потом до некоторых, далеко не до всех, доходит, что они могли бы все это получить здесь, в школе — бесплатно и без далеких путешествий.

— Это выбор родителей. А вы пытаетесь им объяснить, что это напрасная трата сил?

— Их не удается переубедить. Раньше приезжал на родительские собрания, чтобы эти нехитрые банальности сообщить. Но ничего не меняется. И у вас так было: кто-то и тогда мне признавался, что ему противно и неинтересно ездить к репетитору, но маму не победить.

— Вы много лет ставите со своими учениками спектакли. Мы ведь в период репетиций из школы не вылезали! Спорили до хрипоты, и каждый пытался не просто сыграть, а понять, что играешь. Помните, в девятом классе мы ставили «Нечего на зеркало пенять» по «Ревизору», а в десятом — шекспировский «Все, что любовью названо людьми»?

— В 1977 году мы поставили получасовой маленький спектакль, театральную пародию под названием «Итальянец в Калинове». Такой иронический отклик на «Грозу» Островского. Эта музыкальная пародия была первым спектаклем, потом все стало более серьезно. Спектакли мы ставили каждый год до 2013 года. А потом был пятилетний перерыв. Мне показалось, что желающих попасть на сцену и так слишком много. Но в прошлом году спектакли возродились благодаря моей ученице, Екатерине Демиденко, она сейчас тоже преподает русский язык и литературу в нашей гимназии. Катя попросила помочь ей поставить спектакль, отказать я ей, конечно, не мог. И за осенние каникулы написал композицию по Цветаевой. И мы ее сыграли. А в этом году поставили «Федру».

Театр многое дает. Серьезная пьеса — это прежде всего воспитание чувств и сильное расширение своих психологических знаний, возможностей. То есть ты начинаешь чувствовать за другого человека, начинаешь ощущать себя в шкуре этого другого. А в комедиях ты должен перевоплотиться в представителя иного времени, и сделать это нужно искрометно, весело, убедительно, что тоже многих увлекает. А еще театр — это совместное действо, которое многих увлекает. Это способность почувствовать себя в другой шкуре, когда любая девочка образца XXI века может перевоплотиться... в Марию Стюарт.

— Престиж и авторитет учителя раньше были в большем почете?

— Не уверен… День открытых дверей в советские годы: открывается дверь, входит женщина и спрашивает: «Простите, это вы обслуживаете 10-й «В»?» Было это не в 2019-м, а в 1985-м году. Недавно меня спрашивали, как я отношусь к высказыванию министра образования Васильевой о том, что нужно возвращать престиж учителя. Но его нельзя возродить на голом месте! В каждой школе есть учителя, уроки которых проходят при таком диком шуме, что мимо пройти нельзя. Но и сказать, что все вдруг перестали с уважением относиться к учителю, не могу.

— А требования к современному учителю поменялись?

— Набор необходимых качеств педагога всегда был довольно большим. И есть условия, без которых работать с детьми просто нельзя. Если ты пришел работать в школу лишь для того, чтобы самоутвердиться, то толку, скорее всего, не будет. И если ты утром прочитал учебник, а днем на уроках его излагаешь, то грош тебе цена. И если ты знаешь свой предмет отлично, но тебе скучно смотреть на учеников и совершенно неинтересно, что они думают, то тогда тебе тоже в школе делать нечего. Образование — это контакт с учеником, коммуникация. Учитель, который приходит на урок самоутверждаться или… Помнишь, в «Недоросле» Фонвизина Вральман говорит Стародуму: «Кучер никому не нужен, и поэтому я пошел в учителя!» Таким я не завидую.

— Помните свой первый урок?

— Когда я впервые пришел в 10-й класс, на столе лежали шоколадка и листок со стихотворением: «Мы дерзкими прослыли: сказать не стыдно нам, что крылышки спалили иным учителям. Но вас сегодня мирно ждем, нежности полны, не страшно нам начальство, уроки нам нужны». Оно хранится у меня до сих пор. Девочка, которая его написала, сейчас работает в школе «Интеллектуал», преподает русский язык и литературу. А в нашей школе работают четыре моих ученика.

— Вы даете своим ученикам, которые стали учителями, профессиональные советы?

— Когда они спрашивают. Но приходить, надувать щеки: мол, мы в ваши годы… Нет, конечно. У меня накопился громадный литературоведческий материал, и когда они просят, делюсь им.

— Лев Иосифович, а научить быть настоящим учителем можно?

— Это тоже зависит от того, хочешь ты того или нет. Я пришел работать в школу, будучи аспирантом, выпускником филологического факультета МГУ. Дети меня не понимали, я их не понимал… В нашу, 67-ю школу, в которой уже тогда был гуманитарный класс, пришел 18 января 1976 года. Никакую педагогическую литературу не читал. Это все надо самому брюхом попробовать. Потому что чужих отмычек не бывает.

ДОСЬЕ

Лев Иосифович Соболев — педагог с более чем сорокалетним стажем, вырастивший не одно поколение любящих и понимающих классическую литературу москвичей. Работает в столичной гимназии № 1567 учителем русского языка и литературы по собственным программам в гуманитарных классах. Лев Иосифович привлекает учащихся интересным и глубоким подходом к литературному произведению, уважительным отношением к личности каждого ученика. Основная сфера научного интереса — русская литература второй половины XIX века. Л.И.Соболев — составитель и комментатор сборников произведений А. С. Пушкина, Л.Н. Толстого, автор «Путеводителя к книге «Война и мир».