Как ни возражают представительницы писательской профессии против термина «женская проза» – термин продолжает существовать, сборники продолжают выходить, чему свидетельство – "Тринадцать фантазий о любви" (Издательства Олимп, Астрель, 2009).В обыденной жизни женщина отличается от мужчины тем, что после краткой свободы в молодости обнаруживает себя в тупике быта. Надо ли напоминать, что обед готовится полдня, а съедается за полчаса? Фу, как нехудожественно. Гораздо выразительнее, например, ситуация, когда человек посреди штормового моря вычерпывает воду из пробитой шлюпки и каждую минуту борется за то, чтобы в следующую минуту не пойти ко дну. А это и есть быт, как его ни облегчай при помощи микроволновок и стиральных машин. Как если матроса в шлюпке снабдить, вместо жестянки из-под галет, автоматической водочерпалкой с программным управлением. Волны все равно ходят черными горами, и морская вода с шипением рвется в пробоину.Возможно, женщина именно через быт подходит очень близко к пониманию катастрофичности бытия. Есть и другая особенность. Злодейка-природа устроила так, что женщине на биологическом уровне вменена любовь: к ребенку, к отцу ребенка, к пожилой матери, в которой женщина видит себя в будущем. В жизни каждой женщины есть несколько человек, чья болезнь и смерть ей страшнее собственной болезни и смерти. Эти люди далеко не всегда отвечают женщине взаимностью. Почти всякая женщина может вырабатывать любовь автономно – и это драма, достойная писательского пера. Через какое-то время выработка любви прекращается, источник пересыхает – и это трагедия, из которой может вырасти большая проза.В сборнике "Тринадцать фантазий о любви" затронуто несколько по-настоящему важных болевых точек. В рассказе Майи Кучерской «Кукуша» героиня искушаема соблазном свободы от бремени повседневной жизни: свободы «подпольной», наркотической, внутри себя самой оправданной – но разрушительной для ее семьи и для миропорядка в целом. Героиня рассказа Светланы Василенко «Елка, или Веселый летчик» одна растит сына, просит мир о чуде, а когда чудо случается – цинично, в интересах своего детеныша, его использует. В повести Ирины Горюновой «Божьи куклы» главная героиня оказывается не просто в тупике, но в мешке, завязанном крепким узлом. Узел, как это часто бывает, затянулся в детстве: из-за того, что девочке не подарили куклу, она сама стала куклой. В повести работает несколько «камер»: тупик «снят» глазами опустившегося мужа, неврастеника-сына, лапочки-дочки – последняя благоразумно вырастила в себе эгоистку и единственная выжила, но стала самой мертвой из всех представленных в повести существ. Марина Палей как-то неожиданно, пройдя большим кругом, вернулась к пронзительности своей ранней «Кабирии». Ее небольшая повесть «Сказки Андерсена» – о потере новорожденного ребенка. Наверное, такое нельзя описать «от лица» осиротевшей матери: получатся не слова, а только крик. Писательница находит необходимую для слов дистанцию: история рассказана от лица медсестры-практикантки, для которой пережитое близко, но все-таки вчуже – страшная и волшебная сказка.Разумеется, мои комментарии к текстам сборника страдают упрощением. Майю Кучерскую нельзя понять вне ее напряженного диалога с православием. Светлану Василенко нельзя воспринять вне самой материи ее мастерской прозы. И все-таки позволю себе еще одно замечание о женской свободе. Свобода девическая, до-бытовая часто оказывается разочарованием и бременем – об этом в сборнике можно прочитать у Аллы Юрьевой (повесть «Апельсин в юбке»). А самые свободные женщины – это старухи. Мир старух по-настоящему еще никем не описан. Со стороны он предстает областью мрачной, областью болезней, заброшенности, нищеты. Но очень может быть, что там есть свой свет, свой карнавал, и веселые бабки-ежки, отбатрачившие свое по жизни, лихо добывают копейку и совсем неплохо развлекаются. Рассказ Натальи Ключаревой «Расцветали яблони и груши» про бойкую бабку Катьку – может быть, самый оптимистический в сборнике. И просто этот рассказ – очень хороший. Письмо светлым по черному отличается от письма черным по белому: буквы должны быть крупнее. Возможно, именно здесь – своеобразие и путь молодой писательницы Ключаревой.Сборник, как и положено, разнообразен. Тут присутствует интеллектуальная, сложная проза Валерии Нарбиковой, и шокирующий эксперимент Софьи Куприяшиной, и повесть об интеллигенте с замахом на культурологию Екатерины Донец, и горький, констатирующий неутешительные для творческих личностей истины опыт Ольги Татариновой. Есть еще два маленьких, но ограненных камушка: рассказы Натальи Рубановой и Алисы Поникаровской. Есть, между прочим, и мой рассказ. Сборник устроен так, что каждому читателю понравится не более половины текстов. Остальные понравятся потом.В наши рыночные времена аннотации должно превратиться в инструкцию по использованию – какие вкладываются в упаковки с лекарством и в коробки с купленным электронным устройством. Идя на шаг впереди прогресса, даю рекомендации отдельно женщинам и отдельно мужчинам. Итак, читатель, если вы – женщина, то просто откройте книгу и начните с любого произведения: везде написано про вас. Употребляйте по тексту в день, чтобы оставить время на послевкусие. Если же вы мужчина, то ни в коем случае не отдавайте сборник жене, а сначала загляните в него сами. Уверяю вас – поймете про женщин больше, чем это возможно из личного житейского опыта.Ольга СЛАВНИКОВА