Гарри Табачник: У Гагарина были ясные глаза и удивительная улыбка

В 60-е годы прошлого века журналист Гарри Табачник неоднократно встречался с первыми советскими космонавтами. Кстати, работал он в те времена и в «Вечерке». В 70-е годы был вынужден уехать из СССР, но продолжает писать и работать. Журналист рассказал о встречах с первой шестеркой космонавтов и предоставил «Вечерке» ранее не публиковавшиеся кадры с первой конференции Юрия Гагарина в Доме ученых из своего архива.

— Гарри Давидович, вы были одним из первых журналистов, взявших интервью у Юрия Гагарина. При каких обстоятельствах это произошло?

— Я в то время работал в чешской газете «Смена», и меня пригласили на первую пресс-конференцию Юрия Гагарина в Центральном доме ученых в Москве 15 апреля 1961 года. Но тогда лично поговорить не получилось. Уж очень много было желающих задать вопросы Юрию Алексеевичу. А параллельно я работал в журнале «Молодой колхозник», от которого получил задание сразу же после полета первого космонавта поехать в Гжатск, где жила тогда его семья.

Я вышел из поезда на вокзал Гжатска, спросил, где дом Гагарина, и мне его сразу же показали. Он был недалеко от вокзала. И я его вижу, а добраться не могу, передо мной не просто распутица, а настоящее грязевое озеро. Снег сошел, и буквально все затопило.

Тогда встречавший меня представитель обкома комсомола по телефону вызвал уазик, который и доставил меня прямо до дома. Встречали меня мама и сестра первого космонавта. Я их, естественно, расспрашивал о том, каким был Юрий Гагарин в детстве. И они довольно охотно отвечали. Рассказали, что он был очень настырным, если за что-то брался, то уже не отступал. И с годами это его качество характера только развивалось.

— Как же все-таки состоялась ваша встреча тет-а-тет?

— Внештатно я еще работал в только что созданном телецентре на Шаболовке. Журналист Юрий Фокин делал там передачу «Эстафета новостей», для которой и я добывал сюжеты. И вот прихожу я на эфир, а там в гостевой комнате своей очереди дожидается Юрий Гагарин. Я подсел к нему и рассказал, как ездил в Гжатск к его семье. Он все это заинтересованно выслушал.

— Каким Юрий Гагарин был в общении?

— Он внимательно и с истинным интересом расспрашивал, откуда мы берем сюжеты. Сказал, что у нас какой-то особый нюх на новости. А я как раз сделал сюжет о Касьяне Голейзовском, модном в то время хореографе. Чтобы продемонстрировать его стиль как балетмейстера, я привел в студию несколько балерин, показавших поставленные маэстро миниатюры. Гагарину очень понравилось, он специально остался, чтобы посмотреть всю программу. Еще мне запомнилась его удивительная улыбка. Он совершенно не страдал звездной болезнью, оставался абсолютно «своим» парнем. У Гагарина были очень ясные глаза, которые открыто и прямо смотрели на собеседника. А еще я запомнил шрам у него на лбу. Несмотря на свой статус, он продолжал участвовать в испытаниях самолетов, а там всякое случалось.

Первый космонавт планеты Юрий Гагарин выступает на пресс-конференции в Доме ученых 15 апреля 1961 года. Фото из личного архива Гарри Табачника / Фото: Личный архив Гарри Табачника

— С кем еще из первых наших космонавтов вам довелось общаться?

— Ближе всего мы сошлись с космонавтом № 2 Германом Титовым. У нас установились доверительные, добрые отношения. А после полетов Николаева и Терешковой встречался я и с ними. Первый раз в МГУ. А потом Валентина Терешкова под 8 Марта приходила ко мне на радио в передачу «Немного обо всем плюс музыка». Но о полете мы почти не разговаривали, да и вряд ли бы она тогда рассказала правду, как ей было страшно, как она кричала и звала маму. Это мне много позже рассказали в Звездном. Она вообще была и остается очень сдержанным человеком. Был у меня на передаче и Герман Титов. Его я расспрашивал, какие цветы он дарит жене...

— И что он ответил, какие цветы дарил жене?

— Обязательно мимозу.

— Все ли ответы на вопросы в результате публиковались или что-то оставалось за кадром, потому что не прошло цензуру?

— Спросить можно было все, но мы сами занимались самоцензурой. Так, сегодня я бы спросил Германа Титова, собирается ли он еще раз в космос. А тогда мне это даже в голову не приходило — это же секретная информация, государственная тайна! Я и о Сергее Павловиче Королеве узнал уже после его смерти, хотя в Звездном городке бывал не раз. Но спрашивать о генеральном конструкторе было запрещено, а мы табу и не пытались нарушить.

— Если бы это было возможно, какие вопросы вы бы сегодня задали своим знаменитым собеседникам?

— Если бы я встретился с Королевым, то обязательно расспросил бы его про «Шарашку», лабораторию, где осужденные по политической статье и чудом не расстрелянные ковали победу в Великой Отечественной войне и готовились к завоеванию космоса. Я бы спросил, как он все это выдержал, каким было его психологическое состояние в то время.

Гагарина я бы сегодня спросил о первом полете, он ведь понимал, что еды в капсуле хватит максимум на 10 часов. А что дальше, если неудача и аппарат выйдет из управления? Расспросил бы и о том, как он после приземления на попутке добирался до базы. Да много о чем хотелось бы его теперь расспросить.

А еще я бы очень хотел снова встретиться с Германом Титовым. Он мне часто делал намеки, а я как-то не вслушивался, о чем теперь очень жалею. Это ведь он должен был стать космонавтом № 1. Но Королеву не понравилось имя Герман — «какое-то нерусское». Но Титов потом всегда говорил, что он не второй, а первый, кто прожил в космосе какое-то время, а не просто сделал виток вокруг Земли.