Валерий Фокин покажет спектакль, посвящённый святой Ксении Петербуржской

С НЕДАВНИХ пор спектакли Александринки стали постоянными участниками фестиваля «Золотая маска». В этом году Валерий Фокин привез спектакль «Ксения. История любви» по пьесе тольяттинца Вадима Леванова, посвященный святой Ксении Петербуржской, могила которой ежедневно собирает в Питере сотни паломников.«Гений места» – дух иррационального города – очень сильно повлиял на москвича Фокина. Даже в «Ревизоре» (действие которого происходит там, «откуда три года скачи – никуда не доскачешь») возникал образ имперского великолепия Петербурга. В «Ксении» же сошлось все – один из главных мифов великого города и один из сильнейших мотивов в жизни самого режиссера. «Последние годы я все-таки стараюсь, делая какую-нибудь работу, соизмерять ее не просто со своим личным ощущением, но и с тем, как я живу. С тем, что со мной происходит. Не случайно возникли названия «Живой труп» или «Двойник» – в них есть то, что меня мучает: как себя сохранить, как остаться самим собой, как себе не изменить».Ксения Петрова, овдовевшая на двадцать шестом году жизни, раздала бедным свое состояние, объявила себя мужем Андреем Федоровичем и стала вести жизнь юродивой и святой, замаливая грехи мужа, умершего без покаяния, и всех людей. «Ксению» сыграли в Москве 3 марта, когда всех потрясла весть о гибели Юрия Степанова, и первая же сцена еще раз пребольно хлестнула по нервам – юная, почти бесплотная вдова заходится криком, узнав о гибели мужа. Вокруг толпа – чужая, равнодушная толпа «нормальных», которая так часто будет рядом, но никогда вместе. В толпе кто-то обронит, злорадно констатируя: «Без покаяния помер».Последний всплеск женского начала – и Ксения (недавняя дебютантка Янина Лакоба) принимает решение, испугавшее всех: «Андрей Федорович жив. Это Ксенюшка померла». Именно принимает решение – не спасительное безумие, не юродство – осознанный отказ от земной жизни, уход в свой личный монастырь: вольный, свободный, открытый всем ветрам, дождям и снегам, с ледяным низким небом вместо купола над головой. Шинель мужа станет ее монашеской рясой, имя мужа – именем ее крещения, «божья тварь» – ее полом.Ей страшно, когда два подвыпивших мужика решают, поиметь ее или пожалеть, и бьются до крови. Ей страшно, когда дети травят ее словами своих родителей и глядят на нее веселыми и злыми, порочными глазами.К ней липнет вся человеческая боль. Хорошо, когда телесная: самая жизнерадостная сцена – встреча с безногим и слепым. Чаще душевная. Полубезумный граф Салтыков (Сергей Паршин) стремится подать ей копеечку «из тех тридцати серебреников» – запачкать ее своей грязью.«Заслуженная» юродивая Марфушка (Светлана Смирнова) готова биться с ней насмерть за «боженьку, который меня, меня любит» – за первую степень страданий, за первую ступеньку на пороге к Царству Божьему. Но если подождать, когда сойдет ядовитая пена, выслушать до конца, до «меня батька пьяный снасильничал, я девкой еще была», можно увидеть и слезы очищения, и «душу живу». Ксения дождется.Любовница реального Андрея Федоровича (Александра Большакова) требует любви даже от мертвеца, скажет ей от имени мужа «люблю».В фигуру Ксении, отягощенной даром предвидения, как в зеркало, глядит будущее, ставшее нашим настоящим, – свидетельство чудовищной мутации народа.Очередь в Кресты ее явственно обозначает, современные паломницы («быстренько, быстренько, записочки сюда, иконки вон там можно купить – и в автобус») окончательно ее утверждают.