Пять историй ветеранов, которые глядели в лицо врага

После форсирования Днепра нас прижали танки 

Вениамину Пискареву 29 мая исполнится 94 года. Форсирование Днепра, операция «Багратион», война с Японией: простому пехотинцу пришлось побывать в страшных боях. Про свою жизнь Вениамин Александрович Пискарев рассказывает скупо.

— Родился в Старом Осколе. Когда мне было 16, отца перевели в Воронеж. В 1941 году семья эвакуировалась в город Ирбит Свердловской области. Там работал слесарем на заводе. 22 августа 1943-го ушел добровольцем на фронт.

После короткой учебы в среднем училище в Cвердловске Пискарев попал в 18-ю мотобригаду 1-го Украинского фронта. Сразу в самое пекло.

— После форсирования Днепра немецкие танки нас здорово подавили. Я попал в эту мясорубку, — говорит ветеран. — Пулеметной очередью меня ранило в руку, бедро и контузило. Помню, после боя кто-то из похоронной команды ногой меня пихнул: «Готов». А я: «Эй, я живой...» Четыре месяца я потом лежал в госпитале.

В феврале 1944 года Пискарева распределили в 160-ю стрелковую дивизию на 1-й Белорусский. В ее составе, получив звание сержанта и будучи командиром пулеметного расчета, он участвовал в операции «Багратион».

— Освобождали Белоруссию. Чудом я остался живой, — продолжает фронтовик. — За участие в операции «Багратион» 1 сентября 1944 года из рук маршала Константина Рокоссовского я получил орден Славы.

После того как Сталин приказал собрать в действующих частях солдат и сержантов со средним образованием и направить на учебу, Вениамин Пискарев сел за парту Московского высшего инженерного училища. Курсантом он встретил Победу и участвовал в Параде на Красной площади 24 июня 1945 года.

— Мы начали готовиться к Параду в январе. Много маршировали. В день Парада шел дождь, — вспоминает Вениамин Александрович, — то прекращался, то начинался снова. Мы промокли. Думали, что Сталин отменит Парад.

Почти сразу после победного шествия училище Пискарева закрыли, а курсантов распределили кого куда. Вениамин попал на Дальний Восток. В жизнь 20-летнего курсанта снова вернулась война. На этот раз с Японией.

— Я ехал во Владивосток и думал: немцы не убили, убьют японцы, — вспоминает фронтовик. — Но пронесло. Все вооружение Западного фронта было стянуто на Дальний Восток. Мы японцев задавили за два часа.

Демобилизовавшись, Вениамин Песков отучился в Воронежском строительном институте, после аспирантуры защитил диссертацию и перебрался в Москву, где долгие годы работал доцентом кафедры в Московском архитектурном институте. А ушел из-за давней контузии: вдруг стал заикаться на лекциях и терять сознание. После вердикта врачей — «больше никаких публичных выступлений» — работал заведующим лабораторией ВНИИЖелезобетон, замдиректора ДРСУ «Северное», строившего в 1970-х годах МКАД. И на пенсию вышел аж в 85 лет.

— Мне 94, но до сих мне снится война, — признается Вениамин Александрович. — Знаете, я кричу во сне.

Долго снились братские могилы

Когда началась война, Николаю Ярко было 15 лет. Отец ушел на фронт с первым призывом, так что главным мужчиной в семье, состоящей из мамы, бабушки и двух младших братьев, пришлось становиться ему.

Как все его односельчане, работал в колхозе — сеял и убирал хлеб, причем последнюю жатву запомнил на всю жизнь:

— В 1942 году в нашей станице началась оккупация. Перед появлением фашистов был приказ поджечь элеватор, чтобы врагу ничего не досталось. Как сейчас помню этот день: 7 августа, поля только-только убрали, весь хлеб был уже на элеваторе, и мы, подростки, чтобы хоть что-то спасти из огня и помочь семьям не сгинуть голодной смертью, набрали себе зерна. А на обратном пути услышали звук «рамы» — так называли тогда немецкие самолеты-разведчики «Фокке-Вульф». Противный такой гул был, ни с чем его не спутаешь. Началась бомбежка, все побежали. В метре от меня несся мальчишка-одногодка, но до укрытия добежать не смог — осколком пробило грудь насквозь. Сколько лет прошло, а эта картина все еще у меня перед глазами…

Ветеран Великой Отечественной войны Николай Ярко  / Фото: Личный архив

Потом жизнь Коли еще несколько раз висела на волоске. И когда соседка, выслуживаясь перед немцами, доложила о комсомольце в комендатуру (из фашистского подвала его вызволила пионервожатая, знавшая немецкий — уговорила как-то коменданта отпустить пацана), и когда после освобождения станицы пришлось ее разминировать:

— Когда нас освободили, всех подростков сразу мобилизовали на разминирование. Провели ускоренный инструктаж — и вперед. А там почти три километра сплошного минного поля! О том, как расстарались фашисты, я потом даже в книге «Битва за Кавказ» у генерал-лейтенанта Гречко прочитал. Он был командующим 61-й армией и тоже запомнил нашу станицу Старовеличковскую. Бои за нее шли целую неделю, погибло больше 600 наших, и мы потом укладывали их в братские могилы. Тоже снились мне долго…

В 44-м Колю призвали в армию. Но сапером, вопреки приобретенным навыкам, он не стал — выучился на радиста:

— В ноябре отправили нас в армянский Ленинакан. Там наши части уже сидели в окопах на границе с Турцией, ждали команды — Сталин потребовал от турок вернуть земли, захваченные во время Первой мировой. Слава богу, тогда верхам хватило ума образумиться. Но четыре с лишним года пришлось мне там отслужить. Знаете, я ведь никогда не хотел быть военным. Но — судьба. Наш год рождения попал в последний военный призыв, которому досталось служить дольше всех — 5-7 лет. Потом в военное училище позвали, потом в Генштаб. Так без малого 40 лет военной связи и отдал в итоге...

КСТАТИ

«Голубая линия» — условное наименование рубежей обороны немецких войск на краснодарско-таманском направлении в 1943 году. За всю войну было только три сравнимых по протяженности рубежей обороны (линии Мажино и Маннергейма). На Кубани она включала 577 закрытых огневых сооружений, 37,5 км минных полей с плотностью 2500 мин на 1 км, 87 км проволочных заграждений, 12 км лесных завалов.

Кто считал эти сбитые самолеты...

Первую бомбежку Нина Георгиевна Сумина и сегодня видит, будто не прошло 78 лет. 22 июня бомбы упали в 100 метрах от лаборатории электростанции, где работала 17-летняя Нина. Помнит она, как столы с оборудованием подпрыгнули, как упала она на пол и пролежала до позднего вечера. Зато на фронте уже было не страшно.

Ветеран Великой Отечественной войны Нина Георгиевна Сумина / Фото: Михаил Подобед, «Вечерняя Москва»

В 1942 году Сумину вместе с прежними одноклассницами направили в городок Резекне, под Ригой. Вместе с летчиками и зенитчиками небо над Латвией защищали станции орудийной наводки «Сон-2».

До 1943 года, пока СССР не наладил собственное производство, умную технику поставляли британские и американские союзники. Независимо от погодных условий и времени суток, оборудование станций точно вычисляло воздушные цели, например вражеские самолеты. Вот девчоночьи бригады станций и передавали координаты фашистских «летунов» зенитным батареям. Нину Георгиевну, как самую боевую, сразу же назначили старшей. Вспоминая бои, Сумина перебирает награды на парадном кителе.

Среди прочих — орден Великой Отечественной войны. На вопрос, сколько же всего удалось уничтожить с ее помощью фашистских самолетов, ветеран задумчиво улыбается:

— Да кто их считал? Приноровились быстро: угол, место, азимут цели… Город Резекне находился у передовой. Дежурства под бесконечными бомбежками девушки проводили в ставшей им домом станции. С однополчанами встречались в столовой.

— Мы всегда делились с летчиками хлебом. Пайка им хватало лишь на то, чтобы ноги не протянуть, — говорит Сумина. Когда фашистов из Прибалтики выбили, война для бригады Суминой неожиданно продолжилась на Дальнем Востоке. На несколько месяцев на побережье озера Байкал переехала станция «Сон-2».

— Японские самолеты наши города тоже бомбили, а мы и их координаты точно вычисляли, — не без гордости говорит Нина Григорьевна, всматриваясь в фотографии своих боевых подруг в ее стареньком семейном альбоме.

ИСТОРИЯ

Первые масштабные работы в области радиолокации в СССР начались в 1930-е годы. До войны были изготовлены опытные образцы — зенитные радиоискатели «Буря», Б2, Б3, «Мимас», дальномер «Стрелец», станция орудийной наводки «Зенит». Однако именно «Сон-2» зарекомендовала себя как эффективное средство целеуказания. На базе импортных станций было налажено отечественное производство. Всего в годы войны было выпущено 124 станции.

Я была воспитана суровыми «черными бушлатами»

На войне фронтовыми дорогами шли и хрупкие девушки. И шли геройски... Для Валентины Лихачевой (тогда еще Сеповой) война началась осенью 1941-го — во время бомбежки родного Новороссийска 14-летняя девушка осталась сиротой.

— Я скрывалась от милиции, чтобы меня не отправили в детдом, — вспоминает Валентина Семеновна. — А потом случайно встретила одного из командиров морской пехоты, уходившего с десантом на Малую землю, и попросилась на фронт.

Но он меня не взял, и тогда я сама пробралась в порт и спряталась на корабле перед отплытием. Вылезла, когда корабль был уже в море. Так — в платьице, тапочках и с маленьким портфелем с документами — я пошла на фронт. Морпехи сначала разозлились, но ведь не разворачивать же корабль — и они записали меня в состав части. Мне было 15, и в документах мне прибавили два года, а с меня взяли клятву, что до конца войны никому не расскажу об этом.

Ветеран Великой Отечественной войны Валентина Семеновна Лихачева / Фото: Михаил Воробьев для «Вечерней Москвы»

— Потом была Малая земля, — продолжает Валентина Лихачева. — Там сильные мужчины гибли сотнями, как я осталась жива, постоянно ползая по передовой, — до сих пор не понимаю. Там же мне вручили первую медаль — «За отвагу». Вручал Брежнев, он тогда был полковником, а я вместо радости плакала от обиды — ведь он крутил мне дырку под медаль на только что выданной гимнастерке.

Брежнев, как узнал причину моих слез, приказал выдать мне еще пару гимнастерок. Но таких моментов, по словам ветерана, было мало. В основном война запомнилась Валентине Семеновне как тяжкая работа в трудных условиях — спали на сырой земле, укрывшись шинелями, таскали на себе под огнем до 20 килограммов снаряжения.

— Я полтора года провела в морской пехоте, когда была подростком, — говорит ветеран. — А ведь это время становления характера. Моряки, «черные бушлаты», меня учили: не врать, держать данное слово, быть доброй и отзывчивой, понимать цену товарищества. Можно сказать, что я воспитана морской пехотой...

От беспартийного комсорга до зенитчика-снайпера

Генрих Анненков, как и все мальчишки 1940-х, рвался на фронт с первых дней войны, но попал в армию только в 1943 году. Парень из Курска, переживший оккупацию, получил повестку после освобождения города.

— Сначала нас оставили при военкомате, — вспоминает ветеран. — Но через пару месяцев новобранцев построили и спросили, кто что умеет. А мой друг, вместе с которым мы пошли в военкомат, любил охоту на птиц и хорошо стрелял. Вот благодаря этому нас и взяли в зенитчики. Если бы попал в пехоту, не знаю, что бы делал...

Я быстро стал лучшим заряжающим, у меня было меньше всего перекосов в части. Мы участвовали в битве на Курской дуге. Потом я стал командиром орудия, а поскольку людей вечно не хватало, то освоил и специальность наводчика. Я был отличником боевой подготовки и комсоргом батареи, но беспартийным. Это сильно озадачивало политсостав части: как так — комсомольский вожак и беспартийный? — Несколько раз уходил от смерти, — продолжает вспоминать Генрих Антонович.

Генрих Анненков после войны  / Фото: Личный архив

— В 1944-м мы были в составе зенитного бронепоезда, и пришлось нам отражать налет немецких бомбардировщиков на одну из станций в Польше. Мы быстро по ним пристрелялись и сбили несколько штук, в ответ немцы сбросили бомбы по нам. Особые бомбы, они взрывались в воздухе и выстреливали вокруг себя тучи мелких осколков. Вся эта шрапнель молотила по крышам домов и выбивала фонтанчики пыли из земли. По фонтанчикам мы и поняли, как нам повезло, — зона поражения осколков не дошла до нас всего 20 метров... Уже под конец войны мы участвовали в осаде Бреслау, там наши позиции были совсем близко к передовой — до нас даже долетали шальные пули. Под Бреслау мой расчет сбил два немецких транспортника на глазах у нашего командования. Мне дали орден. Потом сбили еще один, он упал на минном поле. Надо было сходить к нему за подтверждением. Мне говорили: не ходи, конец войны, один орден у тебя уже есть, зачем рисковать? И я не пошел. Считаю, что и правильно.

ИНТЕРЕСНЫЙ ФАКТ

В тыловых подразделениях обеспечения, в том числе в зенитных частях ПВО, часто не хватало людей. Поэтому туда брали даже женщин. Так, в расчете Генриха Анненкова в конце войны было четыре человека, из которых два новобранца и одна девушка. В истории Великой Отечественной есть много случаев, когда целые дивизионы зенитной артиллерии комплектовались женщинами и лишь командиром ставили мужчину из кадровых офицеров.