Золотой треугольник Константина Паустовского

Фотография Марлен Дитрих, преклонившей колени перед похожим на седого орла классиком, обошла в свое время мировую прессу. Паустовский был трижды номинирован на Нобелевскую премию, но в первый раз ему перешел дорогу Шолохов, во второй — эксперты засомневались в психологической глубине и социальном пафосе его творчества (мало критиковал советскую действительность), в третий — помешала смерть.

В советской литературе был еще один орлиного вида классик — Константин Федин. Но если его, беспомощно руководившего Союзом писателей СССР, называли «чучелом орла», то про Паустовского так сказать никто не смел. Он хоть и получал ордена и премии, ухитрился практически ничего не написать о Сталине и величии КПСС. Иван Соколов-Микитов в письмах, правда, критиковал Паустовского за то, что тот выбрал безопасный, «медоносный» путь в литературе, то есть писал в основном о природе и красотах окружающего мира, а не о страдании, мечтах и надеждах, существующих в этом мире людей.

Это было так и не так. Предками Паустовского были поляки-католики, исступленно ненавидящие Российскую империю, неоднократно против нее восстающие. Детство и юность писатель провел в специфической среде. После ужасов революции и скитаний по вздыбленной, «кровью умытой» (Артем Веселый) России в его творчестве произошло концептуальное раздвоение: Паустовский всей душой полюбил природу — моря, горы, леса, пустыни и солончаки России (СССР), но не принял форму ее социального устройства. Он любил все, где не было людей. Паустовский «эмигрировал» в «Кара-Бугаз» (название одного из его романов) — в бесконечные путешествия, дебри Мещеры, яркие воспоминания о прожитом (многотомная эпопея «Повесть о жизни»), в рассуждения о сущности и смысле писательского труда (роман «Золотая роза»). Поэзия странствий глушила в его прозе социальную сторону жизни. Паустовский любил природу сильнее, чем советского человека.

Мировое признание пришло к Константину Паустовскому в середине 1950-х годов / Фото: https://ru.wikipedia.org

При этом он оставался выдающимся мастером слова. Его ранний роман о Первой мировой войне «Романтики» по внутреннему напряжению и чистоте стиля ничем не уступает произведениям Олдингтона «Смерть героя» и Хемингуэя «Прощай, оружие».

В годы «оттепели» Паустовский примкнул к либеральному лагерю творческой интеллигенции, подписывал письма Брежневу против реабилитации Сталина, выступал в защиту Даниэля и Синявского, Солженицына, режиссера Юрия Любимова. Долгие годы преподавал в Литературном институте, учил писательскому мастерству Юрия Бондарева, Григория Бакланова, Юрия Трифонова, Владимира Тендрякова, других ставших известными и популярными литераторов. Стиль Паустовского ощущается в романе Трифонова «Утоление жажды», в описаниях природы у Юрия Бондарева, в «корневой» прозе Тендрякова.

Составленный Паустовским литературный альманах «Тарусские страницы», куда он включил таких полузапретных авторов, как Марина Цветаева, Николай Заболоцкий, Наум Коржавин, Владимир Максимов, Юрий Казаков, Надежда Мандельштам, вызвал гнев партийного руководства. Часть тиража пустили под нож, но в истории советской литературы альманах остался наряду с «Одним днем Ивана Денисовича» символом краткого периода послесталинского свободомыслия.

Константин Паустовский — писатель романтической традиции в русской литературе. В современной прозе эта традиция почти незаметна, но она продолжает жить в людях. Особенно молодых, ищущих свое место в воспетом Паустовским треугольнике: человек — мир — природа.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции