Любовь не спасает от диктатуры

Андрей Кончаловский впервые ставит оперу в Москве. Хотя знаменитый кинорежиссер, выпускник не только ВГИКа, но и Московской консерватории по классу фортепиано, совсем не дебютант в оперном искусстве. Его самая знатная работа — «Война и мир» Прокофьева на сцене нью-йоркской «Метрополитен-опера», где блистали Анна Нетребко и Дмитрий Хворостовский.

Когда в Москве открывается занавес, кажется, что нас ожидает роскошная опера, сделанная с голливудским размахом, который режиссеру знаком не понаслышке. Венецианское действие, окутанное в шелка, парчу и бархат (сценография англичанина Мэтта Дили, костюмы Дмитрия Андреева), разворачивается неспешно и уж слишком спокойно.

Дело в том, что в предполагаемой демонической власти Яго тут нет завораживающей силы духа и главного его оружия — обаяния. Будто баритону Антону Зараеву совсем не интересны цели своего героя. Монотонны диалоги, и монолог звучит вяло, почти сонно, без нюансов и смысловых акцентов, будто не о собственной душе.

Музыкально ситуацию не спасает и Кассио, тот, кем Яго манипулирует, хотя работа тенора Владимира Дмитрука — одна из лучших в спектакле. Безоговорочная звезда нынешней премьеры — Хибла Герзмава, чью Дездемону уже слышали в Париже и Нью-Йорке. При этом ее роль сделана совсем не по шаблону «белокурого ангела». Ее Дездемона — женщина явно гордая. В своей любви и верности к Отелло она ничего не боится и не теряет собственного «я».

Безусловно, особое внимание приковано к образу мавра. Отелло в исполнении Арсена Сагоманяна получается интересным.

Под занавес спектакля на сцене возникает бюст, олицетворяющий собирательный образ диктаторов всех времен: властолюбие убивает не только конкретного человека, оно несет смерть человечеству.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ  

Андрей Кончаловский, режиссер:

— В опере надо наслаждаться музыкой, будто ты слеп. Но если открываешь глаза, нужно, чтобы не хотелось их закрыть. Тут моей главной задачей было понять не Шекспира, а Верди, чтобы ни в коем случае не помешать музыке.