На Большой Никитской сыграли тишину

[b]КЕЙДЖ – американский композитор-экспериментатор, живописец и философ. Сейчас это мировая величина, а лет тридцать-сорок тому назад его знали в России лишь несколько элитных музыкантов — Рождественский, Шнитке, Алексей Любимов, Денисов.[/b]И в Америке, и в Европе Кейдж в те годы имел реноме «чудика», музыканта-скандалиста, «городского сумасшедшего». А вместе с тем он сотрудничал с крупнейшими американскими архитекторами, поэтами, художниками (Робертом Раушенбергом, Виллемом де Кунингом). У Кейджа немало собственных гравюр и графических рисунков. Его учитель Арнольд Шенберг говорил, что «…это не композитор, а изобретатель, но – гениальный». Кейдж и правда не имел ничего общего с привычной классико-романтической эстетикой – писал для ансамблей ударных, для «подготовленного фортепиано», между струнами которого прикреплялись кусочки резины, дерева, стекла, металла; ввел обыкновение играть на рояле пальцами струны – как на арфе. А главное – утвердил принцип алеаторики (от латинского alea – игральная кость, жребий, случайность), предполагающий мобильность и незакрепленность музыкального текста.В 1952 году Кейдж создал музыкальный аналог знаменитому «Черному квадрату» Малевича – фортепианную композицию «4.33». Это значит: четыре минуты 33 секунды… чистого молчания. Впрочем, предполагалось, что какие-то звуки в зале все же будут – откашливания слушателей, шелест программками, негромкие разговоры. Кейдж был верным последователем метафизических концепций дзенбуддизма – отсюда у него такое количество неспешных, медитативно «замедленных», порой как бы «застывших» произведений.Среди поклонников этой удивительной звуковой философии был и пианист Алексей Любимов. Впервые он сыграл музыку Кейджа еще в 1969 году. И вот сейчас, к 90-летнему юбилею композитора (и 10-летию со дня его кончины) Любимов вместе с директором популярного клуба «ДОМ» Николаем Дмитриевым, певицей и музыковедом Светланой Савенко, пианистом Михаилом Дубовым и двумя десятками молодых исполнителей провел в Малом зале консерватории кейджевский минифестиваль «Пустые слова в тишине».Впрочем, в Малом зале было лишь продолжение концерта. А начало состоялось на пленере, на Большой Никитской, прямо у ног памятника Чайковскому. Казалось, что композитор, хитровато прищурившись, посматривает на происходящее. Сначала пара дюжих молодцов выкатила на гранит кабинетный рояль. Потом Любимов присел за инструмент, приспособил на пюпитре свои наручные часы, как-то вдохновенно напрягся, застыл — и не менял позы все четыре с половиной минуты, напоминая персонажа из Музея восковых фигур мадам Тюссо. Публика (собралось человек двести) слушала эту музыку без звуков с такой же сосредоточенностью. Прохожие (естественно, никогда не слышавшие имени Кейджа) присоединялись к меломанам, пытаясь понять, что тут происходит. Наконец, знаменитые четыре с половиной минуты миновали. Раздались громовые аплодисменты.Любимов долго кланялся, поднимая над головой ноты. Вслед за этим театральным прологом последовал почти трехчасовой концерт в Малом зале – ретроспектива раннего, среднего и позднего периода творчества Кейджа.