Неотвратимый знак судьбы

Как прекрасно все начиналось и как печально закончилось. Недаром в народе говорят: «Всякому свое счастье, в чужое счастье не заедешь»... 14 ноября 1894 года состоялась церемония бракосочетания престолонаследника Николая с Дармштадтской принцессой Аликс, а через два года, после кончины Александра III и коронации Николая II, Александра Федоровна, так теперь ее звали, официально стала считаться русской императрицей.Не заставили себя ждать и дети, одна за другой родились дочери Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, а вот сына не было. Не было, и все тут! Не помогали ни молитвы, ни припарки, ни заморские снадобья. А сын был нужен, нужен позарез! И тут случилось чудо, не иначе как Бог услышал мольбы Александры и ее мужа: 30 июля 1904 года императрица родила сына.– Ваше Величество, – доложил придворный акушер Отт, – Ваш сын – настоящий богатырь: вес – 4 килограмма 660 граммов и рост – 58 сантиметров.Николай II бросился к жене, но в спальню его не пустили. Тогда он метнулся в кабинет и дрожащей рукой сделал памятную запись в дневнике: «30 июля. Пятница. Незабвенный, великий для нас день, в который так явно нас посетила милость Божья. У Аликс родился сын, которого при молитве нарекли Алексеем. Нет слов, чтобы уметь достаточно благодарить Бога за ниспосланное нам утешение в эту годину трудных испытаний».3 августа появляется новая запись.«Аликс чувствует себя хорошо, маленький Алексей тоже. Удивительно спокойный ребенок, почти никогда не плачет».Первые признаки «царской болезни» «8 сентября. Среда. Завтракали одни. Аликс и я были очень обеспокоены кровотечением у маленького Алексея, которое продолжалось с перерывами до вечера из пуповины. Пришлось выписать лейб-педиатра Коровина и хирурга Федорова. Около 7 часов они наложили повязку. Как тяжело переживать такие минуты беспокойства!» Бедный отец, сделав в дневнике эту тревожную запись, он не подозревал, что минуты беспокойства превратятся в часы, а потом в месяцы и годы. Дня не пройдет, чтобы, забывая упоминать о делах государственных, он не обращался со своей болью к дневнику.9 сентября: «Утром опять на повязке была кровь». 11 сентября: «Слава Богу, кровотечение у дорогого Алексея кончилось». Но все чаще появляются записи о новых кровотечениях. В чем дело, что случилось, чем болен наследник? На эти вопросы врачи отвечали уклончиво и, пряча глаза, говорили, что со временем кровотечения прекратятся, что все дело в климате и, может быть, неправильном питании.Отец этому верил, а мать – мать знала, что дело не в климате и не в неправильном питании. Дело – в ней! Виновница болезни сына, и болезни неизлечимой, она, принцесса ГессенДармштадтская. Аликс прекрасно знала, что кровотечениями страдал ее отец, и прожил он очень недолго, а ее маленький брат и сыновья сестры в раннем возрасте умерли от кровотечений. Гемофилия – вот как называлась эта старуха с косой. Причем косила она только мальчиков, а девочки, будто расплачиваясь за какой-то жуткий грех своих бабушек и матерей, были переносчиками этой страшной болезни и, становясь взрослыми, награждали ею своих сыновей. Вскоре стало ясно, что причиной всех бед была английская королева Виктория, которая являлась носителем, или, как говорят медики, кондуктором, этого страшного заболевания. Аликс была внучкой Виктории и тоже стала кондуктором гемофилии.Можно, правда, предположить, что о гемофилии, которой страдают ее родственники, Аликс была осведомлена, но она не знала, что эта болезнь передается по наследству, и передается только мальчикам. Ведь дочери-то у нее были абсолютно здоровы! Но придворные думали иначе. Вот что писал об этом в своих воспоминаниях генерал-майор свиты Его величества, командир лейб-гвардии гусарского полка Владимир Воейков.«Трех лет от роду, играя в парке, цесаревич Алексей упал и получил ранение, вызвавшее кровотечение. Вызвали придворного хирурга, который применил все известные медицине средства для того, чтобы остановить кровотечение, но они результата не дали. Царица упала в обморок. Ей не нужно было слышать мнения специалистов, чтобы знать, что означало это кровотечение: это была ужасная гемофилия – наследственная болезнь мужского поколения ее рода. Здоровая кровь Романовых не могла победить больной крови Гессен-Дармштадтских, и невинный ребенок должен был страдать от той небрежности, которую проявил русский двор при выборе невесты Николая II.За одну ночь государь состарился на десять лет. Он не мог перенести мысли, что его единственный сын обречен на преждев ременную смерть или прозябание инвалида.– Неужели в Европе нет специалиста, который может вылечить моего сына? – восклицал он. – Пусть он потребует что угодно, пусть он даже на всю жизнь останется во дворце. Но Алексей должен быть спасен! Увы, но доктора дали отрицательный ответ. Они не могли вводить императора в заблуждение.– Ваше Величество должны быть осведомлены, – подвел итог консилиума лейб-хирург, – что цесаревич никогда не излечится от своей болезни. Припадки гемофилии будут повторяться, поэтому необходимо предпринять самые строгие меры, чтобы уберечь наследника от падений, порезов и даже царапин, потому что любое, даже незначительное, кровотечение может оказаться роковым.Тогда-то и появились при дворе боцман яхты «Штандарт» Андрей Деревенько и его помощник матрос Клим Нагорный. Они должны были следить за безопасностью цесаревича и носить его на руках, когда мальчик уставал и ему было трудно стоять на ногах.Для его царственных родителей жизнь потеряла всякий смысл. Мы боялись улыбнуться в их присутствии и вели себя так, как ведут себя в доме, где кто-то умер».А чуть раньше во дворце появился выпускник Лозаннского университета Пьер Жильяр, который был приглашен в качестве преподавателя французского языка к великим княжнам. Этот швейцарец со временем стал воспитателем юного Алексея и сыграл в его короткой жизни большую роль.«В феврале 1906 года я в первый раз увидел наследника, которому тогда было полтора года, – вспоминал несколько позже Жильяр. – Я заканчивал свой урок с Ольгой Николаевной, когда вошла императрица с наследником на руках. Чувствовалось, что она сияет счастьем и гордится красотой своего ребенка. И действительно, наследник был тогда самое прелестное дитя, о каком только можно мечтать, – с очаровательными белокурыми локонами, светло-голубыми большими глазами, осененными длинными, загнутыми ресницами. У него был свежий, розовый цвет лица здорового ребенка, и было видно, когда он улыбался, как обрисовываются ямки на его полных щечках. Когда я к нему приблизился, он посмотрел на меня с серьезным видом и, будто приняв хорошо обдуманное решение, протянул свою пухленькую ручку. Так мы стали друзьями!» Много лет спустя, когда Жильяр добровольно последовал за царской семьей сначала в Тобольск, а потом в Екатеринбург, когда он чудом уцелел после трагедии, разразившейся в Ипатьевском доме, и чудом же добрался до Швейцарии, этот мужественный человек вспоминал: «Со временем я был назначен не только преподавателем, но также воспитателем и наставником юного царевича, поэтому с ним и с его семьей виделся каждый божий день. Родители и сестры обожали Алексея. Когда он выздоравливал, весь дворец словно преображался. Это был луч солнца, освещавший все и всех. Алексей Николаевич был умный, сметливый и живой ребенок, в высшей степени сердечный, полный восторженности и пламенных порывов.Очень простой от природы, чуждый всякого высокомерия и тщеславия, он нисколько не кичился тем, что был наследником, и самым большим счастьем для него являлась возможность поиграть с сыновьями матроса Деревенько, мальчуганами немногим моложе его.Он глубоко преклонялся перед отцом, боготворил его и старался подражать ему во всем. Богато одаренный от природы мальчик прекрасно развивался. Но недуг задерживал его развитие, а задачу обучения делал крайне затруднительной».В августе 1915-го Николай II взял на себя руководство войсками.Через некоторое время он вызвал к себе сына, который не находил себе места от радости. Мальчик обожал военную форму, получил звание ефрейтора и был награжден Георгиевской медалью IV степени, с которой никогда не расставался. Именно этого периода и касаются воспоминания флигель-адъютанта Николая II Анатолия Мордвинова.«Мы знали, что цесаревич неизлечимо болен, но кровоизлияния на некоторое время оставили его, сведенная нога распрямилась, так что по виду и движениям Алексей Николаевич нисколько не отличался от совершенно здоровых детей его возраста. Это был изумительно красивый мальчик, стройный, изящный, смышленый и находчивый. На него нельзя было не залюбоваться, когда он шутливо становился на часы у столовой палатки государя или показывал ружейные приемы своим крошечным ружьем – даже искусный унтер-офицер из образцового полка не мог бы проделать эти упражнения сноровистее и изящнее.Наряду с внешними привлекательными качествами маленький наследник обладал, пожалуй, еще более привлекательными внутренними.У него было то, что мы, русские, привыкли называть золотым сердцем. Он легко привязывался к людям, любил их, старался всеми силами помочь, в особенности тем, кто ему казался несправедливо обиженным. Его застенчивость благодаря пребыванию в Ставке почти прошла. Несмотря на его добродушие и жалостливость, он, без всякого сомнения, обещал обладать в будущем твердым, независимым характером.– Вам будет с ним труднее справиться, чем со мной, – не без гордости сказал как-то государь одному из министров.Действительно, Алексей Николаевич обещал быть не только хорошим, но и выдающимся русским монархом».Святой черт в жизни Алексея И снова, как нельзя кстати пришлась пословица, с которой я начинал рассказ о печальной судьбе наследника русского престола: «Всякому свое счастье, в чужое счастье не заедешь». В счастье, может быть, и не заедешь, а вот в несчастье – проще простого. Именно так поступил простой сибирский мужик из села Покровского Григорий Распутин.Как только не чудил и не дурил Григорий до того, как стал самым близким и самым доверенным человеком царской семьи.Великая княгиня Анастасия, которая была женой Николая Николаевича, и ее сестра Милица совершенно случайно познакомились с Распутиным и ввели его в царский дом.Однажды у Алексея ни с того, ни с сего из носа пошла кровь, и не просто пошла, а хлынула. Чего только не делали придворные медики, кровь остановить не могли. Император не находил себе места, а императрица билась в истерике. Вызвали Распутина.– Ну, эта беда – не беда, – протяжно молвил Григорий. – То, чего не могут врачи, сможет слово Христово.С этими словами он грохнулся на колени и так истово стал бить поклоны в сторону висевшей у изголовья царевича иконы, что раскровянил себе лоб.Все замерли в оцепенении, но Григорий встряхнул их громоподобным рыком: – Всем молиться! Всем на колени! Все, включая императора, послушно опустились на колени. А Григорий достал из кармана кусок дубовой коры, потом, потребовав кипятка, разварил кору в чашке и образовавшуюся массу нанес на лицо Алексея. Не прошло и пяти минут, как кровь остановилась.– Ну, вот, – усмехнулся он, – а вы говорили – беда. Матушка, – обратился он к царице, – где бы мне руки-то помыть, а то кора затвердеет – и станут мои длани, что ветвь дубовая.Со временем Распутин вошел в такое доверие, обрел такую власть, что стал представлять угрозу не только для царской семьи, но и для государства как такового, именно в эти годы к нему прилипла кличка Святой черт.Григорий снова уехал в Покровское.И надо же так случиться, что как раз в эти дни с царевичем приключилась большая беда: возвращаясь с прогулки по озеру, он неправильно рассчитал прыжок на берег и ударился бедром о борт лодки. Сначала этому не придали значения, но через две недели в паху появилась опухоль, бедро распухло, температура подскочила чуть ли не до 40 градусов. Поспешно вызванные доктора определили кровяной нарыв, кровяную опухоль и, самое страшное, начинающееся заражение крови.Необходима немедленная операция, но ведь тогда надо делать надрез, а это значит, пойдет кровь, и ее уже не остановить – мальчик погибнет если не от заражения крови, то от ее полной потери. Тем временем царевичу становилось все хуже, опухоль стремительно росла и захватила всю нижнюю часть левой ноги. Вследствие сильного подкожного кровотечения кожа натянулась, отвердела, усилилось давление на нервные окончания, что приводило к нестерпимой боли. То ли от беспомощности, то ли для отвода глаз врачи прописали больному грязевые ванны. Как показало время – толку никакого.Стало ясно, что Алексей умирает.Чтобы подготовить страну к неизбежному концу, император пошел даже на то, что разрешил издавать бюллетень о состоянии здоровья цесаревича. Понимал это и маленький мужественный человечек. Приходя в сознание, он спрашивал у матери: «Когда я умру, это будет ничуть не больно, правда, мама?» Александра, как могла, утешала любимого сына и, стараясь его не расстраивать, не пролила ни слезинки. Чего ей это стоило, стало ясно, когда она случайно заглянула в зеркало: Александра Федоровна стала совершенно седой.Агония продолжалась почти неделю, мальчика причастили и фактически с ним попрощались. Но произошло чудо, самое настоящее чудо! После бессонной ночи бледная похудевшая и постаревшая императрица сошла в салон и на обращенные к ней тревожные вопросы со слабой улыбкой, но совершенно спокойно сказала: – Врачи не констатируют никакого улучшения, но лично я уже не беспокоюсь. Сегодня ночью я получила телеграмму от отца Григория, который, как вам известно, в Покровском. Вот что он пишет – развернула она телеграмму: «Бог воззрил на твои слезы и внял твоим молитвам. Не печалься, маленький не умрет. Твой сын будет жить». Так-то вот, господа, а вы этого посланца небес недолюбливали. Не все, не все, – заметив протестующие жесты, добавила она, – но что таковые среди вас есть, я знаю точно.Как бы то ни было, но Алексей пошел на поправку, и через две недели бегал, как ни в чем не бывало. Он даже написал отцу: «Душка мой папа! Вчера мы устроили в саду пикник: развели два костра, на одном из них пекли картошку, сели за стол и все съели. Было очень весело и тепло у костра. Если будет хорошая погода, будем это делать часто.Кланяйся всем и приезжай скорей. Любящий тебя Алексей, шалун».Обнадеживающие записи появились и в дневнике боцмана Деревенько, который пишет, как они собирали и жарили грибы, катались на шлюпке, а в плохую погоду играли в шашки и рисовали.По возвращении в Петербург Алексей стал чувствовать себя гораздо лучше и, как отмечает Жильяр, с жадностью набросился на учебники. Но однажды, после прогулки на яхте, у наследника разболелось ухо, да так сильно, что он не мог заснуть. Наученная горьким опытом, мать не стала обращаться к врачам, а велела разыскать Григория. Его нашли за городом, он был в гостях в одном аристократическом доме. Когда его позвали к телефону, Распутин показал себя во всей красе! – Что, Алешка не спит? – спросил он с растяжкой. – Почему? Ушко болит? Давай-ка, матушка, его к телефону… Здравствуй, Алешенька. Ты что же это полуночничаешь? Ушко болит? Ничего не болит. Иди сейчас же в постель и ложись спать. Ушко не болит. Не болит, говорю тебе! – повторил он с нажимом.– Спи, Алешенька, спи.Через четверть часа звонок повторился. На этот раз императрица сообщила, что Алексей спокойно заснул, и ухо у него не болит. Хозяева дома и гости только развели руками: – Как же это вы, Григорий Ефимович, по телефону? Ведь ухо-то болело и вдруг перестало.– Да какая мне разница – по телефону или не по телефону, – усмехнулся Распутин. – Раз сказал, что не болит, значит, не болит.Терновый венец царской семьи И так продолжалось до декабря 1916 года, когда недруги Святого черта всетаки смогли заманить его в ловушку и там убить – сперва отравив, потом застрелив и в довершение размозжив голову тяжелой гирей. Надо сказать, что за эти годы Распутин основательно покуролесил, позволяя себе такое, что никак бы не сошло с рук даже высокородным аристократам. Пока Григорий распутничал и бражничал, в Думе, министерских кабинетах и княжеских дворцах, зная, как он близок к царской семье и что эта близость основана на реальной помощи, которую тот оказывает наследнику престола, его, хоть и с трудом, но терпели. Но когда «царский лампадник», как его официально титуловали во дворце, полез в политику, а потом и в военные дела – без его подсказки император не мог решить, где наступать, а где отступать, участь Распутина была предрешена.23 февраля 1917 года в Петрограде свершилась революция – и к власти пришло Временное правительство. Временное правительство издало указ об аресте Николая и его семьи. Хорошо хоть, что докторам Боткину и Деревенко, а также воспитателю бывшего царевича Пьеру Жильяру разрешили остаться с семьей.Без них было бы совсем плохо, потому что здоровье Алексея стало заметно сдавать. Если же учесть, что боцмана Деревенько от семьи отлучили – а в последнее время мальчик не мог ходить, и его носили на руках, то теперь его носить было некому, и бедный Алеша круглые сутки проводил в постели.17 апреля 1918 года Николай и вся его семья оказались в печально известном доме инженера Ипатьева, который с этого момента стал называться Домом особого назначения. Тяготы переезда, дорожная тряска, невозможность выйти из саней и размять ноги так скверно подействовали на Алексея, что, добравшись до Екатеринбурга, он окончательно слег. Опухоль стала такой большой, что доктор Деревенко вынужден был наложить на нее гипс.А доктор Боткин, полагая, что среди представителей советской власти могут быть сердобольные люди, обратился к ним с письмом. Вот оно, передо мной, полное отчаяния, последнее в его жизни, письмо этого мужественного и благородного человека.«В областной исполнительный комитет, господину председателю.Как врач, уже в течение десяти лет наблюдающий за здоровьем семьи Романовых вообще, и Алексея Николаевича в частности, обращаюсь к Вам со следующей усерднейшей просьбой. Алексей Николаевич подвержен страданиям суставов под влиянием ушибов, совершенно неизбежных у мальчика его возраста, сопровождающимся выпотеванием в них жидкости и жесточайшими вследствие этого болями. День и ночь в таких случаях мальчик так невыразимо страдает, что никто из ближайших родных не в силах долго выдержать ухода за ним.Моих угасающих сил тоже не хватает.Состоящий при больном Клим Нагорный после нескольких бессонных и полных мучений ночей буквально валится с ног. Иногда ему помогают учителя Алексея Николаевича г-н Гиббс и г-н Жильяр, который уже семь лет находится при нем неотлучно и к которому Алексей Николаевич очень привязался. Оба преподавателя являются для Алексея Николаевича совершенно незаменимыми, и я как врач должен признать, что они зачастую приносят более облегчения больному, чем медицинские средства, запас которых для таких случаев, к сожалению, крайне ограничен.Ввиду всего изложенного я и решаюсь просить Вас усерднейшим ходатайством допустить гг. Жильяра и Гиббса к продолжению их самоотверженной службы при Алексее Романове. А ввиду того, что мальчик как раз сейчас находится в одном из острейших приступов своих страданий, допустить их к нему завтра же».Вы обратили внимание, как деликатно, без какого-либо намека на разглашение врачебной тайны, составлено это письмо. Ни о какой гемофилии нет и речи, все дело, оказывается, в ушибах и каком-то странном выпотевании никому не ведомой жидкости. В исполкоме письмо Боткина оставили без последствий: Жильяра и Гиббса в Дом особого назначения больше не пускали, а Боткина, прекрасно зная, что его ждет, не выпускали.Но вот наступила ночь с 16 на 17 июля 1918 года. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что это одна из самых страшных, подлых и гнусных ночей в истории нашей, умытой кровью, России.Все годы советской власти, да и некоторое время спустя, на разговоры о злодейском расстреле царской семьи было наложено табу. И лишь в самом конце трагического ХХ века поползли слухи о жуткой находке под Коптяками. После ряда экспертиз останки были признаны романовскими, а затем состоялось и их торжественное перезахоронение.14 августа 2000 года на Архиерейском соборе рассматривался вопрос о причислении Николая II и его семьи к лику святых. Решение о канонизации мучеников-страстотерпцев было принято единогласно. Причисление к лику святых означает, что Церковь свидетельствует о близости этих людей к Богу и молится им как своим покровителям.Решение собора гласит: «В последнем православном российском монархе и членах его семьи мы видим людей, искренне стремившихся воплотить в своей жизни заповеди Евангелия. В страданиях, перенесенных царской семьей в заточении с кротостью, терпением и смирением, в их мученической кончине в Екатеринбурге в ночь на 17 июля 1918 года, был явлен побеждающий зло свет Христовой веры».