Фаворит императрицы: каким был Семен Зорич
Семен Гаврилович Зорич — не то чтобы авантюрист, но обязательный участник всех значимых авантюр на своем веку, не то чтобы ловелас, но любимый фаворит Екатерины II, осыпавшей его бриллиантами, званиями и деньгами.
Екатерина говорила о Зориче, что он — хороший человек, делавший плохие дела, но и героические тоже, будучи при этом... трусоват. Впрочем, эти слова доносит до нас молва — в архивах я эту цитату не встречал.
...Екатерина II изнемогала от духоты — ах, этот ужасный июль! Ах, Петербург, вставший на болотах, — здесь невозможно дышать. Какая тоска, майн Готт!
Она прогуливалась по тропинкам Летнего сада. Широкая тень дарила прохладу, но не успокоение. Камеристка и камердинер с сундучком, где на льду остужалось шампанское, почтительно держались позади.
Внезапно до уха Екатерины донесся могучий храп. Государыня заглянула в боковую тропинку и узрела на скамейке бравого молодца громадного роста и внешности загулявшего ангела.
Орден Святого Георгия подрагивал на груди секундмайора. Пошла трещинами скамейка, где он прикорнул.
Екатерина отступила назад. Махнула веером спутнице.
— Узнать, кто таков... Лейбмедику Роджерсону — молодца осмотреть. Испытаешь... сама испытаешь, коли здоров…
И зарумянившаяся Екатерина осушила бокал. Ах, эта несносная, несносная жара! Было июля 1775 года восьмое число.
— Позволь, государыня, представить тебе моего нового адъютанта, — Светлейший князь Григорий Александрович Потемкин, фаворит и всесильный деятель, склонился к ушку Екатерины. — Зорич Семен, только что из турецкого плена, пять лет у супостатов томился. Чудеса героизма при обороне Прута выказал.
Екатерина подняла глаза на рослого офицера и вдруг затуманилась.
— Слыхала я, Гриша, что он не только шашкой мастер махать… И она принужденно засмеялась. Потому что утром июля девятого числа две пробир-фрейлины пали к ее ногам, умоляя избавить их от неистового секунд-майора, в лапах которого продолжала оставаться камеристка государыни, испытывавшая нового любовника, и на помощь к которой они так неосторожно прибыли и вот… Еле сбежали, пока он охлаждался прямо из бутылки.
— Седьмой бутылки, моя госпожа… — прошептал камердинер. Зорич склонился в глубоком поклоне.
— Встаньте, подполковник! — приказала Екатерина.
Потемкин поднял недоуменную бровь.
— Ах, жара... Полковник! Конечно, полковник! — засмеялась государыня.
— Как вам, полковник, петербургские погоды после Стамбула? Не ищете ли тени в моем саду, храбрый герой?
Зорич открыл рот, но Потемкин замахал руками: молчи, молчи!
— Он же рубака , mon amour, — прошептал он. — Ляпнет по недоумству — пол-Европы будет зубоскалить…
Семен Зорич в ту же ночь занял апартаменты во дворце, из которых был изгнан предыдущий амант государыни — Завадовский.
Утром Екатерина пожаловала полковнику на обзаведение хозяйством 20 тысяч рублей. Еще 80 тысяч — для устройства поместья.
— Как это у тебя поместий сроду не бывало, mon cher?! — удивилась государыня. — У тебя теперь на 120 тыщ рублев земель в Лифляндии, да душ там полторы тысячи.
Зорич в тот же день приехал к Потемкину и поднес тому эти самые сто тысяч рублей в дар за столь счастливо обернувшееся знакомство с государыней. Потемкин удивился, но взял. Ведь от чистого же сердца подарок…
Зорич же, по обыкновению, остался без гроша. Ему не привыкать — уже к вечеру выиграл в штосс (карточная игра — прим. «ВМ») пару тысяч — экая недолга быть без гроша! Да тут же и спустил — останавливаться вовремя он не умел.
Здесь отвлечемся. Что значили эти суммы в те туманные времена?
Много значили. Богатство, истинное, головокружительное богатство в России начиналось от владения тысячью душами. Серьезную обеспеченность, безбедную жизнь в столицах доставляли душ четыреста.
У большинства же служивого дворянства, не гвардейского, а армейского, либо не было за душой ничего, кроме жалованья, либо — родительская деревенька да душ осьмнадцать-двадцать-пятьдесят…
Семен Зорич был родом серб и происходил из высокого рода Наранджичей. Был привезен в Россию усыновившим его (за гибелью родного отца) дядей, офицером Максимом Зоричем. В девять лет был зачислен в гусары. К пятнадцати имел чин вахмистра и боевой опыт.
В 1770 году попал в плен к туркам — после череды беспримерных геройств, говорят, окруженный врагом, раненный трижды — пиками и шашкой, — в отчаянной ситуации закричал:
— Я капитан-паша! У турок это значило генеральский чин. И его не зарубили…
Иностранные дипломаты при русском дворе застрочили в своих секретных донесениях, что при Екатерине появился новый всесильный фаворит. Но они ошибались — Зорич к власти не стремился. Лихой рубака и гусар, он не наушничал и не сплетничал, без толку было его подкупать, дабы ангажировать свою негоцию, — генерал и шеф Ахтырского полка, он был кем угодно, но не царедворцем...
Но, кажется, он действительно любил Екатерину. И, кажется, она его любила тоже. Он не лез к ней с государственными советами, она прощала ему кутежи и игры, ожидая его из-за стола зеленого сукна до утра, подобно камеристочке, не упрекая и не жалуясь.
Он плевать хотел на звания и деньги, на поместья и чины, и она осыпала его бриллиантами и дарила ему огненные ночи. Источники утверждают, что всего только деньгами до своей отставки в 1778 году Зорич получил с полмиллиона.
И что? Он их все проиграл, и столько же — сверх того. И Екатерина оплатила долги — своими, не из казны.
— Нам надобно расстаться, моя любовь…
— Почему? — спросил Зорич.
Она долго молчала. А потом еле вымолвила:
— Я государыня. Я не имею права на любовь. Я не могу забываться. Мне доступна только игра…
Историки будут писать, что Зорича отстранил ревнивый Потемкин — ерунда. Историки будут врать, что Екатерине надоело ждать его каждую ночь — ерунда. Она ждала бы его всю жизнь. Но у царицы может быть только одна любовь — Россия.
А вот любовников — хоть пруд пруди.
Генерал Зорич получил еще 7 тысяч душ крестьян в подарок и город Шклов для местожительства и управления.
А Екатерина, всесильная и гордая государыня, просвещенная царица, жаловавшая и казнившая, ниспровергавшая государства и короны?
А она бегала к нему, как цветочница к офицерику. В Шклов. Официально — два раза, проездом в Могилев. Могилев? Не смешите меня, придворные лгуны! Она знать не знает, где это — Могилев…
Сколько раз в столице видели рослого генерала, путешествовавшего инкогнито и на рассвете покидавшего дворец, не сосчитать. Не сосчитать…
— Как тебе, друже, Россия? — братья Зановичи пировали в замке графов Ходкевичей в Шклове, ставшем резиденцией Зорича. — Не скучаешь по Европе?
— Россия мне дом, — ответил генерал Зорич.
— Распишем пулечку?
— С превеликим.
— Прикажи еще свечей да колод побольше новых. Да вина…
Балы и кутежи сменяли друг друга в Шклове. Деньги таяли, а вот у братьев Зановичей, загостившихся в замке, они не кончались. Словно по мановению волшебной палочки, появлялись на свет новенькие ассигнации в сто рублев и, махнув крылышками, оседали в карманах шинкарей и ростовщиков.
К чести Зорича, он тратил не только на гулянки. Он основал в Шклове благородное училище, первое в России, по его смерти переведенное в Лефортово и ставшее 1-м Московским Императорским Екатерины II кадетским корпусом. Сюда, сюда шли деньги — Зорич содержал училище сам.
Ну, и крепостной театр — как без забав! Актриски, знаете, господа, такой народ…
Денег требовалось все больше, имения с финансовой ношей не справлялись, и бездонный кошелек братьев Зановичей пришелся как раз впору.
— Не понимаю… — Светлейший князь Потемкин вертел в руках банкноту. Деньги и деньги…
— Извольте взглянуть, — шкловский меняла Давид Мовшович ткнул пальцем в бумажную сторублевку. И потрясенный Потемкин прочитал мелким шрифтом напечатанное «ассиiнация» вместо «ассигнация».
— Кто же сие делает?
— А графы Зановичи да карла зоричев Данилка. И работают, и выпускают, и меняют... Могу, князь, через час хучь мешок таких вам принести!
Из секретной переписки Потемкина и Екатерины следует, что братья графы Зановичи были арестованы, при них обнаружено фальшивыми бумажками миллион, а вот машинку, бумажки делавшую, обнаружить не удалось.
Ответным письмом Екатерина просит Потемкина удержать Зорича от поездки в столицу — хотя бы до выяснения его роли в этом сомнительном деле. Удержи его!
А машинку, в Бельгии изготовленную, да с ошибочкой, говорят, генерал обнаружил в подклете да разломал. Больше из Шклова фальшивок не выходило.
Екатерина уплатила очередные полмиллиона долга Зорича. Она знала — он не врал. Он вообще цены деньгам не ведал…
Никакой машинки в замке не было. Фальшивые бумажки ввозились из Бельгии через таможню ящиками. Прикрытые грудами игральных карт для двора генерала Зорича. Заведовали этим Марк и Аннибал Зановичи. И вины Зорича, кроме как ротозейства, следствие не усмотрело.
— Ты сумасшедший... Сумасшедший... Так вот куда деньги идут!
Екатерина прижала руки к лицу. Огромная спальня шкловского замка была полностью перестроена и представляла собой теперь точную копию спальни государыни в Зимнем дворце. И даже розы, пурпурные розы были такими же, как в первую их ночь, а любимые ею свежие персики доставлены верховыми из Афганистана.
— Ты сумасшедший, я тебя люблю… После смерти государыни в 1796 году Зорич запьет. Павел вернул его на службу в Петербург, но пожар в Шклове, уничтоживший училище, где преподавали европейские светила наук, и смерть любимой подкосили генерала.
Он умрет в 1799-м, спустя три года после нее, день в день.
А Зановичи...Что Зановичи? Приговоренные к вырыванию ноздрей и смерти, будут после пяти лет заключения высланы вон. Суд пожалел их как иностранцев? Нет, их пожалела Екатерина — как свидетелей великой и тайной любви. Что такое деньги по сравнению с ней?
Просто бумага.
СЕМЕН ЗОРИЧ. КТО ТАКОВ
Первое боевое крещение 15-летний Семен Зорич принял, участвуя в Семилетней войне 1756–1763 годов, когда Россия с союзниками — Австрией и Францией — сражалась против Пруссии. Попав в плен к пруссакам, Зорич провел в нем девять месяцев. Вернувшись, сражался до окончания войны.
В Русско-турецкой войне 1768–1774 годов Семен Зорич командовал разведотрядами. В одном из сражений (в том самом, где назвал себя «капитан-паша») был пленен и отвезен в Константинополь, где его представили султану как русского генерала. Тот предложил Зоричу перейти к нему на службу, но Зорич отказался и провел в турецком плену пять лет. Освобожден по обмену пленными. Возвратился в Россию в 1775 году и тут же был отправлен с важными депешами в Стокгольм. За выполнение этой миссии получил орден Святого Георгия IV степени.
ОБ АВТОРЕ
Игорь Воеводин, писатель и журналист, ведущий телепрограмм «Времечко», «Сегоднячко» и «Профессия — репортер». Автор нескольких исторических книг.
Читайте также: Выставка об истории Исаакиевского собора откроется в «Коломенском»