Кем на самом деле был Петр III

Вернее, главную память о нем составляют: таинственная смерть, легенды о чудесном воскрешении да целая плеяда самозванцев, провозгласивших себя после его загадочной смерти царем Петром III. Число их — от двадцати до сорока.

Самый известный, конечно, Емельян Пугачев. Другой — Стефан Малый, царь Черногории.

— Выпьешь это ровно в полночь. Скажешь: «Ночь, укрой, лунный свет, помоги, ветер, унеси мою хворь, море, просоли мои язвы!» Утром зарежь черного петуха, свари суп и угости первого, кого увидишь на дороге. Земной поклон положи да худа впредь никому не делай — ибо бессильно зелье окажется тогда...

— Сделаю, как скажешь! Денег, денег возьми, только помоги! — богатый крестьянин Вук Маркович в пояс поклонился своему батраку Стефану.

— Не возьму. Выздоровеешь — тогда, может, и приму.

Уже полгода как в общине Маини близ Будвы появился этот странный человек. Нанялся в батраки, но беден не был. Лечил всех страждущих змеиным ядом да травами, а денег не брал. А говорил с людьми, что негоже терпеть междоусобицу в народе, а надобно объединиться супротив общего супостата. А кто он, этот враг, на Балканах знали все.

— Кто ты, Стефан? Откройся! — просили человека. — Не грек ты, не турок, не серб, не немец... Кто?

Странник только улыбался:

— Ну, хотите, считайте меня крестьянином из Далмации. Хотите — дезертиром из Лики. А можете думать, что родом я из Герцеговины или Австрии.

И верно — с приходящими к нему говорил на их языках: по-сербохорватски и по-итальянски, по-французски и по-турецки... И замечали, замечали за ним, что понимает он и русскую речь, да вот виду не подает.

Сохранилось описание его внешности: лицо продолговатое, рот маленький да толстый подбородок. Среднего роста, худощав, бороды не носил, а токмо усики. Глаза серые, нос длинный да тонкий. Оспины на лице. И кого-то мучительно он некоторым образованным или путешествующим напоминал. Кого же?

— Батюшка, отец родной! Государь-император! — пал ему в ноги проезжий офицер, капитан Марко Танович, некогда служивший в Петербурге. — Пошто не признаешься?! Я же тебя в Петербурге сколько раз видал!

Стефан приложил палец ко рту: мол, не время…

— Да как же ты от ворога, от Алешки-то Орлова спасся тогда, в Ропшинском дворце? Али подменили тебя кем? Да ить матушка-то Екатерина на похоронах тебя ж узнала…

— Молчи, молчи, Марко! Не накличь беду…

Но как громом поразили эти речи селян. Полетела молва во все стороны, вплоть до Венеции и до Стамбула. И опять узнали в Стефане русского царя пришедшие к нему архимандрит Феодосий Мркоевич и иеромонах Иосиф Вукичевич, также бывавшие в России.

— Стой, солдат! — знахарь, вышедший на рассвете к околице, остановил служивого. — Знаю, идешь ты в Котор. Вот, передай письмо…

— Кому?

— Генеральному проведитору венецианскому Реньеру.

А буде увидишь самого дожа венецианского — скажи, пусть готовятся к приему свет-императора. Время пришло. Запомнишь? Так и скажи: время!

А к вечеру следующего дня примчался верховой из монастыря Подмаине с портретом государя Петра Федоровича. Тут и слепому бы стало ясно, что он, знахарь Стефан, — одно лицо с русским царем.

Валом повалил под Будву народ. Обеспокоились в Венеции, владевшей частью черногорского побережья.

Пришли в волнение турки, под властью которых лежала страна. Народ Стефану бил челом, и тогда приступили к нему местные старшины и потребовали открыться, кто он есть будет и зачем мутит народ?

— Сознавайся!

— А вы расскажите людям, где медали, — ответил тот.

— Какие такие медали?! Ты сумасшедший, самозванец? Ты вор!

— Золотые. Из Петербурга присланные.

Наступила мертвая тишина. В толпе затаили дыхание. Старшины молчали — о помощи из Петербурга не знал никто. Она была тайной.

— Меж себя поделили, — тихо закончил Стефан.

Как удалось выкрутиться старшинам? Скорее всего, сей же час и признались, что вот только случая ждали, чтобы открыться людям да поделиться...

А вопрос о Стефане был поставлен перед черногорской скупщиной. И решила скупщина — признать царем, челом бить, дабы принял верховную власть.

К двум часам пополудни 2 ноября 1767 года к дому батрака и знахаря съехались знатные люди в богатых одеждах. Позвякивала серебряная упряжь на конях, золотом отливали горны, горели на солнце яхонты да смарагды.

Стефан вышел на крыльцо, прочитал грамоту, в которой звали его на черногорский престол и... разорвал ее в клочки. Народ онемел.

— Не взойду, покуда распри меж вас не утихнут. Не сяду на царство, пока кровь братскую лить не перестанете, покуда сабли ваши от крови невинной не очистите, а сердца — от ржавчины…

Удивительно, но ему подчинились. Он утихомирил мятежные земли от Требинья до Бара без веревки, тюрьмы и топора. Подчинился ему и сам правитель Черногории владыка Савва.

Отныне Стефан открыто объезжает страну как царь. Народ падает в копыта его коня. Его называют Петром III — он не спорит, но именовать себя требует Стефаном. Это имя и было вырезано на государственной печати. «Стефан, малый с малыми, добрый с добрыми, злой со злыми» — подписывался он на документах. Так и вошел в историю как Стефан Малый.

Тайная дипломатическая переписка того времени свидетельствует о смятении, поразившем европейские дворы.

Славянские Балканы всегда были в русле интересов российской политики, а тут предоставлялся реальный шанс сбросить турецкое иго с обширных да приморских территорий.

— И не ошибись, голубчик, — напутствовала Екатерина Вторая князя Долгорукого. — А человек он, видимо, сильный да разумный, вон и Обресков, посланник наш в Константинополе, доносит, что-де прекратил тот самозванец между славянским народом разных званий бывшие между ними вражды.

— Матушка! Да не впрямь же мне его супругом твоим признать?!

— Супругом — нет. Еще нам очередного претендента на престол российский не хватало. А вот кем ты его увидишь — сам и решай. Нам из Петербурга не ясно видно. Поезжай инкогнито, дабы турок да венецианцев не всполошить.

Не спали и в Венеции. Генеральный проведитор в Которе А. Реньер получил ответ на привет из-под Будвы, так не вовремя переданный с попутным солдатом: не доводя дело до открытых столкновений, прекратить жизнь иностранца, виновника происходящих в Черногории волнений. И вместе с письмом получил Реньер несколько склянок с ядом да отравленный шоколад...

— Двести дукатов! Двести! — венецианский лекарь да греческий священник, согласившиеся «прекратить жизнь» царя Стефана, предвкушали барыш.

Да вот только предупрежден ли был Стефан или сердце имел вещее, но не попали к нему отравители. И это при том, что охрану он имел самую малую, ходил и ездил открыто и принимал всякого, до него нужду имевшего.

Не русские ли и предупредили черногорского царя? Однако молчат архивы — что в Ватикане, что в Москве… Тайное посольство князя Долгорукого имело успех двоякий. 12 августа 1769 года с эскортом в 17 человек да сотней бочек свинца да пороха (вот зачем послу боеприпасы?) прибывший через грозные горные перевалы в монастырь в Брчели, он встретился со Стефаном.

— Кто ты? — спросил русский генерал.

— Стефан, — спокойно ответил тот.

— Зачем называешь себя Петром?

— Это ты сказал, — последовал невозмутимый ответ. — Я называю себя иначе…

И отъехал в главный, Цетинский монастырь.

В его отсутствие по наущению Долгорукого патриарх Василий Бркич принародно объявил Стефана бродягой и обманщиком. Долгорукий именем Екатерины призвал черногорцев подняться на борьбу с турками и присягнуть на верность русской царице. После чего ликующая толпа присягу принесла через целование креста. И Долгорукий решил, что с самозванцем покончено. И раздал людям четыреста золотых.

На следующий день появился Стефан, и народ приветствовал его царем.

— Как же так?! — спросил обескураженный генерал. — Вы же вчера матушке Екатерине присягнули?!

— Дак муж и жена — одна сатана, — ответили ему. — Царь да царица, а нам охота мириться…

Долгорукий пытается арестовать Стефана, но чувствует, что над его головой собирается гроза. И ночью 24 октября русская миссия тайно уходит к морю, где ее ждал корабль. Сопровождают Долгорукого 50 вооруженных черногорцев и... Стефан Малый.

— Служи, да старое забудь, — сказал ему на прощание князь. И вручил патент русского офицера, русский военный мундир и официально признал его правителем страны.

Позвольте, да неужели Петром Федоровичем?! Нет, племянником его — такая молва была пущена по свету гулять. Какового племянника, впрочем, отродясь не существовало…

Но отныне власть Стефана Малого стала непререкаемой. Говорили, будто велась им тайная переписка с Петербургом через Италию, да вот что в ней и какую помощь Россия оказывала маленькой Черногории, про то доподлинно не известно.

— Нас всего-то — три грузовика, — говорят ныне в Черногории. — А с русскими — двести миллионов…

И немного, уже совсем немного времени остается до того, как во время прокладки Стефаном Малым дороги взорвется рядом с ним снаряд, неизвестно кем подложенный. Стефан ослепнет, но продолжит править страной изувеченным.

Осенью 1773 года грек по имени Станко, подкупленный скадарским пашой, войдет к царю в доверие. Слеп был государь, почти обездвижен, и не дрогнуло сердце его, не предсказало беду. А может, и подсказало, да устал царь и предвидел и без того скорый конец.

Станко отрезал ему голову и вышел, сказав страже, что царь уснул и просил не беспокоить. И бежал, и получил награду.

А тело Стефана Малого похоронили в церкви Святого Николая в монастыре Дольние Брчели.

ОБ АВТОРЕ  

Писатель и журналист, ведущий телепрограмм «Времечко», «Сегоднячко» и «Профессия — репортер». Автор нескольких исторических книг.  

Читайте также: Фаворит императрицы: каким был Семен Зорич