«Наш двор, наша Баба-яга», – решили жители проспекта Вернадского и поселили в своих дворах леших, посадили на метлу старуху Ягу, вбили под окнами копья со скальпами индейцев, установили пни с носами. А охранять все это дело поручили Страшиле – парню с овальным лицом и зашитым суровой ниткой ртом. В Москве новая социальная эпидемия, вирус, инфекция. Обитатели безликих панельных многоэтажек начинают сами украшать скучные дворы – практически без помощи управ и подкомитетов. Кто во что горазд: от райских садов до инсталляций из цветных снов. Спецкор «ВМ» изучил новое явление и… позавидовал лешим. [b]Сон Пышкиной[/b] А началось, как все дельное в России, со сна. Приснился заведующей отделом кадров московской поликлиники № 118 на проспекте Вернадского, 30, Елене Анатольевне Пышкиной странный сон. Будто могучая птица – большая, как томограф, синяя, вроде попугая, – прилетела, накрыла Пышкину крылом и унесла из отдела кадров прямо в небо. И глядит Пышкина на квартал с поликлиникой, а внизу лишь один цвет – серый. Серые крыши, серые больные люди, серая трава, серая поликлиника. – На утро я рассказала коллегам сон, – сказала мне госпожа Пышкина. – И решили мы раскрасить двор, сделать его более человечным. С каждого сотрудника я собрала по одной идее, ходила по кабинетам, как будто в «чепуху» играю. Сложила все идеи в кучу, и получилось то, что вы видите у входа. [b]Цветная революция[/b] А у входа в поликлинику – сплошной Сорокин, словно здесь и живет мельник Семен, крошечный злобный парень из сорокинской «Метели». Итак: лавка, на ней усатый дед в красном кафтане, синих штанах, желтых носках и красных башмаках курит трубку. И баба его рядом – тоже гном, в ступке мелет что-то. На бабе платье синее в красный горох. Оба – не выше колена взрослого человека. Рядом грибы растут: шикарный мухомор, под ним еж с красной головой. Стариков окружают большие валуны. Через тропинку – колодец, на него смотрит жаба зеленая. А на жабу смотрит пациентка поликлиники, бывшая санитарка, бывший кондитер и бывшая гардеробщица управы Клавдия Зайцева. – Я давно наблюдаю за жабой и стариками, и мне их немного жаль, – объяснила пенсионерка в кружевной шляпе, горнолыжной куртке, молочных бриджах, сиреневых носках и сланцах. – Жаль, что только двое их. Надо больше. Скучно старикам. Ну и для нас, старух, тоже поставили бы пару столиков, лавок. А то получается, что только гномам хорошо живется. Да и булыжники вокруг раскиданы – зачем? Одно скажу, я стала одеваться ярче, как появилось это произведение. Безумие цветов у поликлиники. Безумие фантазии. Все сделано руками медиков. На вопрос же, что баба в ступке растирает, Елена Пышкина отвечает: – Камень волшебный, конечно. Ну, вы и вопросы задаете! Глаза женщины были так красивы, словно могучий синий попугай из снов снова уносит завотделом к небесам. И своеобразный юмор Пышкиной вовсе не отменяет ее заслуг перед отечеством в масштабе Западного округа. От прикольных карликов вирус украшательства живо пополз по району. [b] Гопникам нравится[/b] Метастазы доползли до улицы Лобачевского, 60, и проспекта Вернадского, 20. На Лобачевского – унылая пятиэтажка, но во дворе – основательный дом Бабы-яги. Без окон, как полагается, без дверей. И очень много леших. Из березового полена, все в широкополых шляпах, у одного на шляпе – кот черный, плюшевый, битый дождем. Рядом – девочкаполено с бусами и в парике. Во дворе дети разговаривают с плюшевым котом, как с живым: – Киса, можно я дерну тебя за хвост? – кот молчит. – А ты, может, хочешь сосиску? В центре – молчаливый Страшила с зашитым ртом и подсолнухом в руке. Он явно хочет сосисок, да зуб неймет. – Он просто отпугивает птиц и гопников, – говорит автор тотема Оксана Иванова. Менеджер по продажам фармацевтической компании, она все свободное время занимается двором. – Как получилось-то: нашу пятиэтажку много лет подряд грозились снести. В 2005-м, 2008-м обещали, последний раз – в 2010-м. Ну, я сиделасидела на чемоданах, потом плюнула, сделала в квартире ремонт и переключилась на двор. Уж очень убогий он был. Я поняла: чем ждать манны небесной, легче все сделать самой. С поленьями березовыми помогал муж, рубил. Носы лешим я сама вкручивала, сшила Страшилу из тряпок, на помойке нашла широкополые шляпы. Страшила, кстати, по делу стоит: вандалы практически не трогают нас. Это даже странно. Гопники – и те с уважением смотрят на леших. Дом Бабы-яги здесь, на Лобачевского, основательный. Крыша сделана из строительной пены. На бревне рядом отдыхает медведь. Самой Яги не видно. Где Яга? [b]Женщина с бревном[/b] Бабу-ягу я обнаружил рядом, на Вернадского, 20. Здесь вирус, запущенный цветным сном завотделом кадров Пышкиной, принял нечеловеческий размах. Двор превращен в пушкинскую и индейскую одновременно сказку. На ветке дерева под домом, похожим на крематорий (панель, 5 этажей, год постройки – 1962-й, мусоропровода нет, лифта нет), сидит русалка – желто-зеленая, хвостатая. Под ней опять же домик Бабы-яги. Вот она, Яга, на метле в развилке деревьев. В земле – березовые колья, ходит кот, вполне живой на этот раз. Обходит березовый же колодец, синюю психоделическую лошадь. На дереве с русалкой – ворон. Даже люки в дело пошли. Здесь Пушкин был, а теперь поп-арт 1960-х: цветные люки окружают колья со скальпами – то ли индейцев, то ли жителей проспекта Вернадского. Уже знакомые нам тотемы из поленьев, носатые. Лиса на скамейке, сова. Мозговой центр спецоперации по превращению двора в райский сад – это Валентина Карпунина, бывшая модистка фабрики «Зарница», головные уборы шила. И ее сосед и друг Игорь Зарипов, известный по паспорту как Эрфан Исмаилович Зарипов, бывший повар, сейчас возит настоятеля московского храма. – Мысль одолевала самая обычная: просто у меня нет собственной дачи, – объяснила Валентина Карпунина. – Вот и начала возле подъезда создавать свою фазенду. Сначала для внучки Алены, теперь вот контроль потерян, пошло-поехало. То ежика, то змею, то гриб кто принесет. Что в голову приходит, то и делаем. Подъезд у нас всегда был голый, ничего не росло – один дикорастущий бальзамин. Когда его скашивали, трубки дырявые оставались в земле. Я с тоской глядела на эти трубочки, и они меня наконец достали. Карпунина подключила Игоря Зарипова. – Я просто тягловая лошадь здесь, – смеется водитель батюшки Зарипов. – Труд-то тяжелый: бревна, поленья, скамейки, дом Яги. Вот решил помочь. Потом явились товарищи из управы: вы не хотели бы поучаствовать в конкурсе «Улучшаем свое жилище»? Ну что, заняли мы второе место, получили премию – 100 тыс. руб. Сейчас делаю леших. Везде лешие. Лешие – это наше все. Бабу-ягу сшила Валентина Карпунина. Получилась Яга совсем не страшная, но на метле, как положено. Еще здесь девушка из строительной пены раньше на скамейке сидела. Девушку украли. Соседи вспоминают девицу. Одни говорят: «Хорошо, что девка пропала». Другие: «А из пены девица хороша была, вернуть бы». Еще регулярно срезают клубневую бегонию. Но ни Карпунина, ни Зарипов не впадают по этому поводу в истерику. – Украдут – принесут, – говорит Валентина. – У нас тут круговорот, как у планет. Вот вчера незнакомые люди принесли статуэтку негритянки. Говорят, поставь – Пушкин же из Эфиопии. Я знаю одно: если сад наш начнут рубить – народ поднимется. Это уже часть нашей жизни. На деньги, которые потратили Валентина с Игорем, уже можно купить свою дачу, так они говорят. Но дача теперь рядом с их пятиэтажкой. Отступать некуда. На ее торце нарисовано огромное солнце, заходящее в тучу. А может, это восход? [b]Прямая речь Сергей АЛЕХИН, заместитель главы управы района Проспект Вернадского по вопросам жилищно-коммунального хозяйства и благоустройства территории:[/b] [i]– Если люди не нарушают никаких норм и правил эксплуатации жилых зданий, то это прекрасный опыт, ставь хоть черта, хоть Кикимору, хоть Оборотня. Существует даже такой конкурс «Московский дворик». Правда, в этом году на конкурс не вышел ни один наш двор. Но мы не сидим, выполняем рутинные бюджетные работы – асфальтируем, стремимся, чтобы у каждого дома было более 30 парковочных мест. Мы вовсе не возражаем против Бабы-яги и березовых чурок, мы только против, когда жильцы самовольно деревья на коммуникации сажают. Вот это, конечно, полный беспредел: любое дерево должно согласовываться с Департаментом природопользования. Еще проблема – жильцы пытаются ставить незаконные столбики, фиксируя свои сказочные сады и парковочные места. Нас беспокоит это. Все остальное – ради бога! В детстве я любил читать про Дровосека – всегда поэтому нахожу положительные черты в Страшиле, который стоит на Вернадского, 20. Порядочный, отвечающий всем нормам и ГОСТам Страшила. Хорошо также, что лешие живут у нас целыми семьями. Мы довольны.[/i] [b]Точка зрения Главный редактор журнала «Русская жизнь» (2007–2009) Ольшанский полагает, что для Бабы-яги и лешего будет лучше, если в стране продолжится социальная стабильность. Более того, Баба-яга – и есть символ стабильности.[/b] [i]Дмитрий ОЛЬШАНСКИЙ, публицист, блогер (d-olshansky.livejournal.com)[/i] – Да, я тоже стал замечать, что человек осторожно начинает устраивать улицу, то есть облагораживать реальность за пределами своего, отвоеванного в 1990-е годы, определенного частного пространства. В последнее время часто бывает: гуляешь по каким-то московским дворикам и вдруг видишь, что жильцы сделали у подъезда клумбу, на которой выращивают тюльпаны. Без забора. И эти тюльпаны спокойно растут. По моим ощущениям, лет 10 назад их закидали бы битыми бутылками, сходили бы на эти тюльпаны в туалет. Появляются какие-то скамейки, начинает пробиваться новое социальное пространство. И я вот что думаю. Реальный социальный выбор, который стоит сейчас перед человеком в России, – не выбор между фамилиями, а выбор между укреплением Бабы-яги, тюльпана, лешего во дворах и между старой реальностью, в которой одни гориллы на джипах давили других, третьи отстреливали четвертых. Если страну опять накроет волна радикальных перемен, то весь этот бытовой раек к чертовой матери будет сметен. Яге нужен спасительный колпак франкизма, чтобы лететь дальше. Ну а я пока свой двор не спешу очеловечить, немного не в тех условиях живу. Но что-нибудь придумаю обязательно. В будущем. [b]Точка зрения Студент института медиа, дизайна и архитектуры «Стрелка», урбанист, автор проекта «Беляево навсегда» (студия «Сохранение», куратор – профессор Гарвардского университета Рем Колхас) Снопек считает, что Баба-яга, лешие в шляпах и старик со ступкой – это акт десперации, отчаяния.[/b] [i]Куба СНОПЕК (Kuba Snopek), kubasnopek.com[/i] – Мне ближе современный минимализм; я бы не злоупотреблял Бабойягой, но это вопрос эстетики. Даже тему сказки можно преподнести современно. Но мне очень нравится сам процесс, когда люди берутся за ум, занимаются окружающей их средой. В посткоммунистических городах есть большая проблема – людям плевать на то, что творится вокруг их домов. В Польше дворы всегда были ничьими, но стоило муниципалитетам поделить их и передать за символические деньги жильцам, все пришло в движение. Один сад разбил, второй – огород, третий – цветник, четвертый удовлетворил эгоизм тем, что поставил табличку: «Земля Мариуша Урыновича». Поделили пустоту. В Восточной Германии другая история. Очеловечивание дворов происходило так: брали 12-этажные дома, частично пустующие (многие уехали в Западную Германию), срезали 7 этажей и оставляли пятиэтажки. Во дворах сразу появлялось солнце, среда оживала. Или приглашали художников, обычно плохих, просили разрисовывать 24-этажные жилые высотки. Появились картины монструозных цеппелинов, гигантские планеты, черт знает что еще. Посмотрите город Баутцен – там десятки этих цеппелинов. Я не согласен эстетически с этими проектами, но понимаю, что люди хотят вырваться из обезличенной серости. Дворы тоже раскрашивают – на мой вкус, это ужасно, это тотальный хаос. В Москве я занимаюсь районом Беляево. И с тревогой жду, что и его начнут расписывать. Беляево – это, с одной стороны, микрорайон стандартный, там много серийных зданий. С другой в 1970–80 гг. там жило очень много художников, поэтов – например Дмитрий Пригов. Беляево влияло на Пригова, а Пригов – на Беляево. Я даже знаю, что поэт заставлял кота художника Виноградова выговаривать слово «Беляево» – и не без успеха. Самая важная черта спальных районов – там много пространства. Когда в Москве было плюс 40, я скрывался в Беляеве. Там райский сад. Я хочу, чтобы Беляево признали объектом всемирного наследия. Теперь что касается дворов на Вернадского, домиков Бабы-яги и прочего. Я думаю, если люди годами сидели на чемоданах, ждали, что их дом снесут, а потом вдруг стали украшать дворы – это акт десперации, отчаяния, декадентства. И это должно распространиться как вирус. Мне нравится этот контраст – между модернистской архитектурой и сказкой. Знаете, каждый человек, живущий в пятиэтажке, мечтает иметь свой сад, сломать эти 4-сантиметровые межкомнатные перегородки, забыть о крохотном совмещенном санузле и удрать в сад. Или в сказку. Это очень круто, надо признать, хотя совершенно не мое. Куба Снопек родился в Польше. В 22 года уехал учиться в Испанию, позже работал в знаменитой копенгагенской студии Bjarke Ingels Group (BIG) архитектора Бьярке Ингельс. В московский институт «Стрелка» приехал год назад. Куба – урбанист, занимался районами в целом. Недавно сделал книгу-заявку на включение спального района Беляево в Список объектов всемирного наследия ЮНЕСКО.