Поговорим в движении, родная?

Когда смотришь на них, возникает знакомое волнение, как будто стоишь перед картиной эпохи Возрождения... Небольшой танцевальный зал, его высвеченное прожекторами пространство, так что танцующие оказываются как бы в золоченой раме. Они в традиционных костюмах того времени: на дамах – роскошно орнаментированные платья до пят, на талии перехваченные ажурными поясами; мужчины – в обтягивающих трико, изысканных камзолах, коротких «дуэльных» плащах и мягких бархатных беретах. Так выглядят танцы эпохи Возрождения, которые предстали такими, как их танцевали в то время, в XV–XVI веках. А поставила их на сцене московского музея-усадьбы «Останкино» хореограф, балетмейстер Большого театра Наталия Кайдановская. Ее программы – часть традиционных летних вечеров старинной музыки в театральном зале Шереметьевского дворца. Отрадно то, что в залах бывших дворянских усадеб вновь звучит старинная музыка, донося до нас вместе с впечатлениями от интерьера и предметов быта отзвуки других времен, другой культуры. Зная Библию и слушая хорал, мы глубже переживаем то, о чем поют певцы. Почему же мы не знаем азбуку и смысл старинных танцев? Как ни странно, даже профессиональные хореографы, ставя танцы к историческим фильмам, больше полагаются на свою интуицию и воображение, поскольку переводов трактатов по старинным танцам у нас нет, по крайней мере не было до тех пор, пока за них не взялась Кайдановская. – Первый трактат Туано Арбо «Оркезография» 1588 года, – рассказывает она, – мне дали мои друзья-музыканты. Хотели увидеть, как выглядят те танцы, которые они играют. Позже другие трактаты я нашла в библиотеках Москвы и Санкт-Петербурга. Там описан каждый шаг, каждый жест, каждый поворот головы. Например, у Фабрицио Карозо целая глава посвящена тому, как надо снимать и надевать во время танца берет. Или в описании танца куранты у Арбо есть такие ремарки: мужчина подтягивает чулок, поправляет блузу и идет просить прошения у дамы. А в танце гальярда кавалер «теряет» даму, потом ее «ищет»... А гавот, например, танцевался так: все вставали в круг, а посередине – какой-нибудь мужчина. Потом он выбирал женщину из круга, целовал ее, и уже она вставала в круг. [b]– Вы перевели трактаты, а что было дальше?[/b] – Стала репетировать со студентами балетмейстерского факультета ГИТИСа. На первых занятиях они были немного зажаты, смотрели в пол, им казалось, что старинные танцы надо исполнять медленно, с опущенными глазами. Но углубление в трактаты показало, что наряду с серьезными есть веселые танцы с прыжками, кружениями, играми, которые как раз больше соответствуют эстетике Возрождения. [b]– Вы ставите классические танцы, то есть отражающие свое время, как, скажем, отражают галантный XVIII век картины Антуана Ватто. То есть каждый танец мог бы служить своего рода путеводителем по эпохе. Может быть, есть смысл рассказывать о каждом танце перед его исполнением?[/b] – В «Останкине» на Шереметьевских вечерах сотрудник музея иногда дает пояснения по старинным инструментам, исполняемой музыке и танцам. Танцы действительно отражают состояние общества и со временем видоизменяются. Например, аллеманда (старинный немецкий танец), хороводный танец, приблизительно с 1575 года получивший развитие в Германии и отличавшийся от устаревшей тогда паванны (pavane) простой ритмикой в народном духе, во времена И. С. Баха почти так же устарела, как торжественная павана во времена Г. Шайна (1586–1630). Сарабанда (старинный испанский танец) в XVI веке тоже был медленным, плавным и торжественным, в XVII веке стал достаточно быстрым, а еще через столетие приобрел трагический оттенок. Куранта (старинный французский танец), наоборот, в XVI веке была быстрой, в XVII стала более спокойной, а в XVIII ее уже считали старомодной, как и аллеманду, более популярным стал гавот. Мы даже собирались сделать с Александром Суэтиным, руководителем ансамбля «Орфорион», отдельную программу «Время сквозь призму одного танца». [b]– Жаль, что у нас до сих пор нет театра танцев, который и был бы окном в историю: в Древний Египет, Древнюю Грецию, Древний Рим, Средневековье, эпоху Возрождения, век Просвещения. Музыка отражает эпоху как зеркало, но танец может сделать это зеркало еще более отчетливым. Неужели вас не посещала мысль создать такой театр?[/b] – Конечно, была такая мысль. Но где взять деньги, где найти директора? Такой театр требует роскошных декораций и костюмов, нужны танцоры. А артисты Большого театра, с которыми я репетирую, очень заняты: утром у них репетиции, вечером спектакли. У многих еще и семьи. Те, кто приходит, это энтузиасты, работают из любви… Что ценного в том, что Наталья Кайдановская возрождает старинные танцы? Скептик скажет: «Эка невидаль – единичное воссоздание забытых изысканных аристократических движений, жестов, поз...» Но есть и другая точка зрения, высказанная зрителем, пожилым преподавателем предмета «Мировая культура», в одном из частных лицеев, с которым мы разговорились в зале после программы. – Это ни много ни мало возрождение духовности, – сказал он, – потому что красота и изящество, внимание и бережность к человеку не могут войти в память тела, не пройдя через сердце, не став частью души. Только словами тут ничего не сделаешь. А как вы думаете, почему новые русские посылают своих детей учиться в старую Европу? Чтобы они, помимо престижных профессий, получили там представление о хороших манерах, которые у нас, к сожалению, под давлением информации вытесняются из образования и воспитания. Если мужчина забывает, как он должен вести себя по отношению к женщине, а она не знает, как вести себя с мужчиной, напоминая ему о том, что он мужчина, их отношения становятся безличностными и бесполыми, что сейчас и происходит. Отсюда термин «унисекс» – бесполость, от которой уже начинают лечить людей психологи. Потому что счастье – это не только творчество, но и гармония взаимоотношений. Вот на какие мысли наводят старинные танцы, возрожденные Наталией Кайдановской на сцене Шереметьевского дворца в «Останкине». Действительно, такие танцы – непреходящая ценность, потому что человечество состоит всего-то из мужчины и женщины. И именно мужское и женское начала вытесняются в наше время специальностями, социальными ролями, политическими статусами. Мы это чувствуем, поэтому неосознанно возрождаем рыцарские турниры и клубы средневековой культуры. С другой стороны, танцы Средневековья и Возрождения были не только азбукой отношений между мужчиной и женщиной, изучение которой просто развивало, но и игрой, в которой каждый из партнеров примеривал на себя ту или иную роль. Своего рода развитие гибкости ума, возможность в танце примеривать на себя социальные роли. Наконец, все старинные танцы (аллеманда, куранта, сарабанда и жига) со временем стали музыкальными кирпичиками нового жанра – сюиты XVIII века, стали частью нового языка, который нам еще предстоит расшифровывать. Любую французскую сюиту Баха теперь можно ставить в театре в виде маленьких пьес-танцев, и каждая, в зависимости от видения режиссера, будет иметь свое лицо. Кайдановская возрождает старинный танец, открывая целый забытый мир, язык тела, а главное – куртуазный танцевальный диалог между мужчиной и женщиной, который, как картину, можно заключить в раму и любоваться, чтобы не забывать. Низкий ей за это поклон. [b] фото автора[/b]