Во всем виноват Мускат

А тут — пятница, тринадцатое. Ну вообще уже ни в какие ворота. И тут вспомнилось. Ведь было-то совсем недавно...

«Только попробуй! — сказала я ему. — Ты же кот, а не свинья. Я же кормила тебя курицей, вспомни! Только попробуй!» Соседский черный кот Мускат повел мордой и аккуратно тронул лапой дорожку, будто пробуя, надежна ли. Черный как смоль и вальяжный, как топ-менеджер, он явно собирался перебежать мне дорожку.

Я сделала шаг вперед. Он — два. Я ускорилась. Он, усмехнувшись, дернул хвостом и подрезал меня на дикой скорости. Кусты жимолости нервно дернулись, поглотив гнусного кота.

Так оно и началось, то тринадцатое.

Мне так хотелось, чтобы в тот день все сложилось! А это «все» упиралось и противилось. Конечно, когда я отправилась на станцию, мне встретилась баба с пустым ведром. «Не привезли молоко! — охнула она, покачивая своей нехилой тарой. — Творога хотела сделать, и на тебе…» Пустое ведро ехидно и язвительно звякнуло.

По дороге на станцию солнце закрыла маленькая, размером всего с ладошку, тучка. Но в ней и таились пугавшие меня с детства загадочные небесные хляби, которые тут же и разверзлись, излившись на мою голову.

Особенно противно текло за шиворот. Лягушка на обочине зашлась от хохота.

«Сама ты жаба!» — парировала я ее нахальный выпад.

«Зато ты — ква-савица!» — захохотала она. Электричка, конечно же, ушла без меня. В Кубинке торговали вечерними цветами — завядшими, несчастными.

Я понюхала мелкие, пестрые розы. Они пахли землей и капустой. «Купи, доча.

Это ж, как их, в бога мать, «испанская фламенка». Бабка моя рОстит. Не продам, она за Можай загонит!» — грустно сказал дед с авоськой. И так печально посмотрел в сторону Можайска, что я купила вялый последний букетик, стянутый бельевой резинкой, и тут же сунула его в сумку — чтобы никто не видел.

«Во всем виноват Мускат!» — пробормотала я, когда только-только поставленный автомат по продаже билетов беззастенчиво «съел» полтинник.

«Пьють все и пьють, молодешшь! — прокомментировала бабуля с рюкзаком. — Всю молодость пропивають.

А потом — мускат виноват.

Еще и ходють — мокрые...» В вагоне было душно, а в тамбуре — дымно, в метро людно. А мне так надо было успеть… Но сотовый, конечно, разрядился. Тринадцатое! Но он — дождался. И розы, положенные в воду, обрели уверенность в себе и одуряюще пахли медом. И это был самый счастливый вечер — из всех, что я помню.

С тех пор я люблю тринадцатое. И пятницу, и вторник, и среду. Просто люблю.

Понимая, что бояться нужно лишь своих страхов.  

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции